– Алёна – это девушка твоя? – спросил Егор, широко зевнув.
– Нет! Мы друзья! – Родик сел на свою кровать. – Мы с ней из одного города. Её мама достала нам путёвки.
– Боевая она, твоя Алёна, – сказал Дима вполголоса.
– Ага! Я вам по секрету скажу – только вы не разглашайте, а то она меня убьёт, – Родик подался вперёд и прошептал: – Ей на самом деле восемнадцать лет.
– Да ну? – удивился Дима.
– Я и подумал, что она как-то взросло выглядит! – подхватил Егор.
– Ага! – кивнул Родик. – Алёне ещё в мае исполнилось восемнадцать. Просто у неё мама работает в соцзащите. Ей каждый год давали путёвки в лагерь, а сейчас по возрасту только вожатой. Но её мама немножко постаралась с документами, и вот мы здесь.
– О! И тебе тоже восемнадцать? – спросил Егор, выпучив глаза.
– Не-е-ет, – махнул рукой Родик. – Мне шестнадцать. А вам сколько?
– Пятнадцать, – сказал Дима.
– Четырнадцать, – ответил Егор. – Значит, я самый младший.
В комнату трижды постучали, а затем дверь сразу открылась. Это была вожатая Тамара.
– Ребята, отбой, – сказала она, ударив пальцами по выключателю. – По коридору ходить только до туалета и обратно. А так идите спать. Завтра начнётся веселье.
Слово «веселье» в её интонации звучало совсем не радостно. Вожатая тряхнула своей пышной причёской и ушла. Ребята остались сидеть в темноте.
– В десять отбой, – сказал Дима. – Я раньше часа не ложусь!
– Тихо там! – крикнула Тамара из-за двери.
– В лагере всё по режиму, – прошептал Родик.
– А я думал, что мы по вечерам будем ходить на костёр, – тоскливо сказал Егор.
– Да не расстраивайся, Пузырь! Будет костёр и всякие песни заставят учить, но потом. Сегодня только первый день, – говорил Родик, как знаток.
Дима сидел на кровати, слушал разговор своих соседей и стрекотание ночных насекомых за окном. Первый день в лагере оставлял желать лучшего. Неужели так будет до конца месяца?
– Я спать не хочу! – жаловался Егор.
– Зайка косенький придёт… С тебя кожу обдерёт… – заговорил Родик хриплым и низким голосом.
– Ага! Смешно! Мы тебе не дети! – с обидой выпалил Егор.
– Тихо ты! А то сейчас Тамарка прибежит!
Оба замолчали. В приоткрытом окне оглушительно шумели сверчки. Никто из ребят не разбирал свою кровать. Все от скуки наблюдали за колыханием прозрачной шторы.
– Жуткий стишок! – опять заговорил Родик. – Как там было? Зайка косенький придёт, с тебя кожу обдерёт, кости твои сточит, раз молчать не хочешь… А почему надо молчать? Надо выяснить: может, про это есть какая-нибудь страшилка?
Дима пожал плечами, хоть этого никто и не видел в темноте.
– Хоть бы перед отбоем отдавали телефоны, – сказал он. – Что нам, лежать в потолок смотреть?
Егор коварно усмехнулся:
– А я один сдал, а другой спрятал!
– Эх! Ничего вы не понимаете! – Родик опять заговорил, как знаток. – Телефоны тут забирают для того, чтобы мы знакомились, общались или хотя бы почитали книги. Это цифровой детокс. Вы всю жизнь хотите провести в своих телефонах?
– Ну, давай, расскажи нам что-нибудь, – с вызовом сказал Дима.
Очки Родика блеснули в темноте.
– Что рассказать? Хотите страшную историю?!
– Ты без них жить не можешь? – запротестовал Егор.
– Расскажи, как с Алёной познакомились, – попросил Дима.
Парень засмеялся:
– Ха-ха! Она тебя уже очаровала? Алёна это умеет!
– Да иди ты… – огрызнулся Дима. – Давай уже свою страшную историю. Я обычно включаю их в интернете на ночь и под них засыпаю. Рассказывай! Надеюсь, я такую не слышал.
– Кхе-кхе! – наигранно откашлялся Родик. – Слушайте! История называется «Остановка в Стране вечного детства».
Остановка в Стране вечного детства
Воскресным вечером в электричке почти никогда не бывало много пассажиров. Нетрудно было отыскать безлюдный вагон и устроиться как хочется, можно было даже вытянуть ноги, положив ботинки на соседние кресла, и никто не сделал бы замечания.
Косте повезло перелезть через забор и остаться незамеченным. Как в старые добрые времена! Теперь он сидел в пустом вагоне у окна, чистил подошвы своих ботинок от грязи о край сиденья напротив и ждал, когда поезд тронется. Хорошо погостил, теперь пора было возвращаться домой.
За минуту до отправления в тамбуре послышались голоса, и в вагон зашли ряженые девочки-подростки. Обе хохотали, глядя друг на друга. Одна была одета в белую простыню с двумя дырками для глаз, и только смех, множество бижутерных колечек на руках и колготки на ногах выдавали в ней девочку.
Её подруга в джинсовой куртке была размалёвана краской так, будто с её головы по лицу стекала кровь, и сама она была бледная, как покойница.
Костя знал, какой сегодня день. Он уже видел в городе всяких ряженых детишек. Ох, как они его раздражали!
– Эй! – крикнул он. – В другой вагон идите обе.
Только теперь девочки обратили на него внимание.
– Дядь, а это что, ваш вагон? – спросила та девочка, что была разукрашена искусственной кровью.
– Ты давай не огрызайся. – Костя привстал с места. – Я с мертвецами не поеду.
– Привидений боитесь? – с насмешкой спросила девочка в простыне.
Мужчина, пытавшийся казаться опасным, медленно вышел в проход. Ему уже было тридцать восемь лет, и он считал, что малолетки не должны с ним пререкаться.
– Я говорю, валите отсюда, – сказал он злобно. – Чего так вырядились, дурёхи?
– Праздник сегодня, – ответила бледная. Она разговаривала всё так же нахально и сильнее раздражала Костю.
– Не уйдёте – тогда я вас на следующей остановке под зад коленом высажу! – Костя нарочно делал свой голос ниже.
Девочки молча переглянулись и двинулись к выходу. Спорить с разгневанным мужчиной им больше не хотелось.
– Пусть вам там кто-нибудь в нос даст и уши надерёт за ваш цирк! – пожелал им Костя напоследок. Он был собой доволен. Хорошо задвинул! Поставил малолеток на место.
Костя ехал в одиночестве. Он пытался рассмотреть что-нибудь за окном, но там было так темно, что он видел только своё отражение. Рожа заплывшая, круги под глазами. Не нравилось Косте, что с ним сделало время. Он в зеркало редко смотрелся: до сих пор помнил и ощущал себя юным, поэтому всегда удивлялся, заметив где-нибудь своё отражение.
Костя вышел в тамбур, и снова вспомнил, как поставил на место подростков, и стало ему весело. Но когда он вернулся в вагон, его радость сменилась возмущением. На его месте сидела та самая девочка в костюме призрака.
– Чего опять припёрлась? – заорал он.
Костя подошёл ближе и увидел, что её простыня в районе лица густо пропитана чем-то красным. И это пятно только увеличивалось.
– Эй, чего с тобой? – Костя немного испугался.
– В нос мне дали, дядь, – сказав это, девочка залилась смехом. И с каждым её смешком красное пятно на ткани расползалось всё больше.
– Что ты ржёшь, дура? – закричал Костя. – Нос заткни! Подруга твоя где? В больницу тебе надо!
Он схватил простыню там, где она ещё была чистой, и сорвал её с девочки. Думал, скомкать и приложить ей к лицу, чтобы не залила всё вокруг. Но он так и застыл с окровавленной тряпкой в руках, когда увидел лицо девочки. Оно было изувечено страшной чёрной раной от правого глаза до нижней челюсти.
– Поздно мне в больницу, дяденька, – сказала девочка и рассмеялась.
Кожа у неё была голубая, глаза светлые, расплывчатые, как две тающие льдинки. Не всякий труп так плохо выглядит, а эта девочка всё ещё сидела, хохотала и разговаривала.
– Мама! – словно ребёнок, вскрикнул Костя и в ужасе кинулся обратно в двери. Он хотел добежать до людей, спрятаться среди них от этой нечисти. Но так и остался в тамбуре, потому что следующий вагон оказался полон мертвецов. Через окна в дверях на него смотрели бледные лица. Были здесь и дети, и подростки, взрослые мужчины и женщины. Они будто собрались поглазеть на Костю. Мертвецы широко улыбались, обнажая белые зубы и чёрные дёсны, моргали неживыми глазами. Одни были в ранах и в крови, а другие чистые. И все они были облачены в белые простыни[8] и стояли, приподняв их над головами, выглядывали из-под них, чтобы мужчина мог видеть их лица.
Костя отшатнулся. Его зажали между вагонами. С противоположной стороны девочка с израненным лицом теперь тоже была не одна. Рядом стояла её подруга, перемазанная кровью, и высокий мужчина в костюме Чебурашки, но без одного уха. Этот костюм полностью закрывал его тело, открытым было только лицо. Мужчина, как и все, был мёртвым, но единственным, кто не улыбался и не смеялся – длинные прямые морщины на его впалых серых щеках оставались неподвижными. Он смотрел на Костю с жалостью.
Костя, как испуганная птица, метался по тамбуру, бился в двери. Снаружи была только непроглядная темнота. Электричка будто неслась через бесконечный туннель. Но вскоре поезд начал сбавлять ход. Костя заранее схватился за двери, готовясь выскочить на первой же станции.
Мертвецы и не пытались ворваться в тамбур, они лишь наблюдали за беднягой через стекло. Казалось, что вагоны трясутся от их смеха.
Электричка остановилась, двери открылись. Костя выбежал на пустую платформу. Огляделся. Куда он приехал? Ни домов, ни фонарей, ни деревьев, а только эта платформа и тёмная равнина со всех сторон.
И тут за ним из электрички стали выбегать весёлые мертвецы. Призраки в простынях с дырками для глаз кричали, шумели, проносились мимо Кости, прыгали с платформы и убегали во мрак.
Две низенькие фигуры задержались у вагона, чтобы сказать Косте:
– Добро пожаловать в Страну вечного детства! Сюда попадают без билета!
– Дядь, сегодня праздник! Веселись!
Костя узнал в них двух подружек, теперь обе были одеты как при первой встрече. И у той девочки, что несколько минут назад истекала кровью, была новая, чистая простынь[9].