И тогда Зевс говорит:
Ах, злополучный, душа у тебя и не чувствует смерти,
Близкой к тебе! Облекаешься ты бессмертным доспехом
Сильного мужа, которого все браноносцы трепещут!
Ты умертвил у него кроткодушного, храброго друга
И доспехи героя с главы и с рамен недостойно
Сорвал [вопреки порядку вещей[19] ]!
Важно правильно понять это обвинение: «вопреки порядку вещей». Каждый предостерегает другого от чрезмерности, чтобы не оказаться в ней виноватым. Человек патетически трогателен. Ясное понимание ситуации всегда принадлежит другому, потому что сам человек не может обладать ею по отношению к самому себе. Это мифологическая формулировка расхожей истины: «Поступайте, как я говорю поступать, но не так, как я поступаю сам».
Ахиллесов талант
Ахиллес узнает о смерти Патрокла, смерти своего друга и двойника. Убитый горем, он примиряется с Агамемноном и решает вступить в битву. Но у него нет ни оружия, ни доспехов, потому что Гектор забрал их. Для Гомера это оказывается поводом для создания прекрасной интерлюдии о встрече Фетиды и Гефеста.
Фетида, мать Ахиллеса, просит этого бога-кузнеца выковать новое оружие. (Ох, как она трогательна, эта мамочка, снаряжающая своего сына в «Галерее Лафайет» мифологии, чтобы он под бой барабанов смог броситься в объятия своей судьбы, то есть — смерти!)
Итак, Ахиллес, удрученный смертью своего друга Патрокла, примирился с Агамемноном и готов к битве, снаряженный усилиями своей матери. Вскоре он, неистовый и разъяренный, вступает в бой. Это начало второй стадии Ахиллесова гнева. Здесь проявляется его сверхжестокость:
Тут Ахиллес на троян, облеченный всей силою духа,
С криком ударил: и первого он Ифитиона свергнул.
Мы уже знаем, как работает механизм хюбриса. Его ничто больше не может остановить. Нет ни сострадания, ни пощады, ни различения. Без страха и жалости, как говорят во французском Иностранном легионе. Он поражает, рубит, добивает. Все это обилие ужаса разрастается у Гомера на сотню строк. Но читателю не стоит переживать: ему не одному все это отвратительно.
Даже силы природы восстают против такой чрезмерности. И война приобретает космический масштаб. Люди, животные, боги, вода, огонь — все содрагается от этой битвы. Людям удалось расстроить вселенский механизм. Начинается тотальная мобилизация.
От гнева Ахиллеса даже река Скамандр встает на дыбы, пытаясь остановить это безумие, и выходит из берегов, чтобы унести с собой безумца:
Так непрестанно преследовал вал черноглавый Пелида,
Сколько ногами ни быстрого: боги могучее смертных.
Ахиллес борется с рекой, чтобы не утонуть.
А что, если мы, люди, тоже ведем себя по отношению к природе, как Ахиллес по отношению к богам? Мы нарушили ее равновесие. Мы перешли все границы, утомили планету, уничтожили многие виды животных, растопили вечные льды, отравили почву. И сегодня наша река Скамандр, то есть весь живой мир, прерывает свое молчание, чтобы указать нам на наши излишества.
На языке экологии говорят: красный уровень опасности. На языке мифологии говорят, что от отвращения даже реки выходят из берегов. И нас, как Ахиллеса, преследуют эти воды. А мы все еще не понимаем, что пора замедлить свой бег к той пропасти, которую мы, по глупости, продолжаем называть прогрессом.
Ключевой момент
Затем, наконец, начинается противостояние. Это ключевой момент «Илиады». Ее центр парусности. Дуэль Ахиллеса и Гектора.
Они преследуют друг друга. Гектор бежит, вспоминает о прежней прекрасной жизни, которую он готовится оставить. По вине Афины он останавливается и оказывается лицом к лицу с Ахиллесом. Герои ругаются друг на друга и вступают в сражение. Гектор убит, и Патрокл отмщен.
Тем не менее гнев Ахиллеса не успокаивается. Хюбрис, иррациональный и неуемный, не истощается, даже когда этого требуют обстоятельства. Ярость ненасытна. И тут Гомер придает чрезмерности еще одно измерение.
Убивать в опьянении ярости — обычное дело. Но Ахиллес желает осквернить труп Гектора. Он привязывает его к своей лошади и тащит по земле. А для античной традиции высшая низость — не воздать почестей мертвому телу. Это худшее из всех «постыдных оскорблений».
Это кощунство обескураживает. Мы думали, что безумие утихнет. Но хюбрис не отступает. Воители не знают мира, у жестокости нет передышки, и нет покоя богам. Возмутятся даже они. И сам Аполлон — воинственный и свирепый — вынесет обвинение этой демонической одержимости человека:
Вы Ахиллесу губителю быть благосклонны решились,
Мужу, который из мыслей изгнал справедливость, от сердца
Всякую жалость отверг и, как лев, о свирепствах лишь мыслит.
Лев, и душой дерзновенной и дикою силой стремимый,
Только и рыщет, чтоб стадо найти и добычу похитить, —
Так сей Пелид погубил всю жалость, и стыд потерял он,
Стыд, для сынов человеческих столько полезный и вредный.
Смертный иной и более милого сердцу теряет,
Брата единоутробного или цветущего сына;
Плачет о трате своей и печаль наконец утоляет:
Дух терпеливый Судьбы даровали сынам человеков.
В этом один из уроков Гомера: хюбрис кружит над нашими головами, как проклятье, втягивая нас в войну. Ему ничто не может воспрепятствовать. Люди передают его друг другу, как эстафетную палочку, и неистовствуют… А что, если войны, очаги которых зарождаются по всему миру почти каждый день, вчера — в Европе, сегодня — в Тихом океане и на Ближнем Востоке, являются всего лишь одним из проявлений этого вечно возвращающегося, ненасытного хюбриса, который принимает вид то ландскнехтов, то самураев, то рыцарей Круглого, то солдат вермахта?
Мир — это интерлюдия
Скоро мы оставим равнину Трои… Разрушительное безумие утихает. Апокалипсис прекращается. Гомер приглашает нас на погребение Патрокла. Труп Гектора все еще не возвращен враждебному лагерю. Начинаются погребальные игры, и для Ахиллеса это возможность наконец-то проявить себя в роли предводителя. Он разумно руководит играми, улаживает споры, демонстрирует свое искусство правления.
Демон превращается в царя. И в этом проявляется греческий гений, никогда не проводящий в человеке границу между добром и злом.
Ахиллес мог бы раз и навсегда стать воплощением психопата. Но античный поэт не уродует его разделительным шрамом морали. Этим займется христианская диалектика или — что еще хуже! — мусульманская, причем как юридическая, так и бытовая.
Позднее монотеистические откровения установят бинарное восприятие мира, отравив токсинами морали многоцветие человеческих взаимоотношений к несчастью наших двухмерных обществ, в которых эта угрожающе узкая граница будет отделять светлую сторону от темной.
Последняя картина «Илиады» — чистый, осмелимся сказать, классицизм, ведь классицизм опирается на античный канон. Это сцена, в которой чувства достигают наивысшей степени изящества при общей опасности обстановки. Старый царь Приам, отец Гектора, подавленный смертью своего сына и отношением к его останкам, пробирается через все преграды к врагам. Это самоубийственная затея. Какая отвага! Отцовская любовь торжествует над всеми опасностями. Конечно, Гермес помогает ему, но этот поступок ставит Приама в ряд вечных героев.
Враждующие цари приветствуют друг друга, вступают в разговор, восхищаясь друг другом, и под сурдинку ведут переговоры. Здесь Гомер дает нам определение благородства: добродетель побеждает неосознанные импульсы.
Отец умоляет Ахиллеса отдать ему тело сына. Он в гостях у его палача! Он тянет к убийце «молящие руки»! И Ахиллес уступает. Он, великий воитель, восхищается человеческим величием своего противника. Приам осмелился. Ахиллес ценит это. Они договариваются о перемирии, чтобы Приам мог похоронить Гектора.
Теперь можно начинать организацию похоронных церемоний и заканчивать «Илиаду». Сражение возобновится после перемирия и закончится разрушением Трои. Но из текста поэмы мы ничего об этом не узнаём. Позднее мы услышим эхо этих событий в «Одиссее» и других книгах.
«Илиада» научила нас одной вещи. Человек — это пораженное проклятием создание. А миром правит не любовь и не доброта, а — ярость.
Иногда она утихает, но продолжает ворчать, как глухой зверь, затаившись где-то в складках земли. Эта тяжелодышащая тень боится страданий, но не знает, откуда они берутся.
«Одиссея». Восстановление порядка
Песнь возвращения
Устройство «Одиссеи» не является ни линейным, ни хронологическим. Оно — модернистское, как сказали бы сегодня (слово «модернистский» служит для обозначения всякого рода незыблемости).
В поэме рассказывается о трех событиях: отъезде Телемака на поиски своего отца; странствиях Одиссея, возвращающегося по окончании Троянской войны на Итаку; прибытии Одиссея в свое царство, его борьбе с узурпаторами и восстановлении нарушенного порядка.
Таким образом, это песнь о возвращении на родину, об определении судьбы. Космический порядок был нарушен безмерной жестокостью Троянской войны. Нужно восстановить гармонию. «Те боги вновь придут, плач не напрасен твой — / Нам время возвратит эпохи древней строй!» — писал в «Дельфике» Жерар де Нерваль[20]. О, это стихи гомеровской силы! Возвращение на родину, восстановление космического порядка через восстановление равновесия частной жизни — вот задачи «Одиссеи». Иными словами, нужно заново цивилизовать мир!