Эльза приоткрывает глаза и видит воду у своих ног. Как будто ничто не изменилось с тех пор, во всяком случае, она может так думать: за холмом прячутся дома, сентябрьские отпускники жаждут одиночества и день за днем возвращаются на свои излюбленные места, точно пчелы в свои соты. Эльза поворачивает голову, и снова ей кажется, будто не прошли годы.
Она смотрела на глаза, которые двигались, читая, вдыхала острый запах кожи у подмышки. В то утро они читали «Короля Лира». Он поглядел вверх, на высокую гранитную глыбу, вздымавшуюся, точно экран, заслоняя небо, казалось, равновесие ее непрочно и она вот-вот свалится в море или разлетится в куски, рухнув на скалы. С тех пор она не сдвинулась ни на дюйм, но всякий раз, когда Эльза глядит на нее, сердце сжимает страх. Высокий камень здесь, в этом райском уголке, напоминает ей, что беда, как гигантский меч, может обрушиться на людей в любой момент.
Пюку не терпится услышать рассказ. Эльза вдруг понимает, что он обращается к ней. Она унеслась далеко, она была в другом мире, не существующем для мальчика, который уже копит свои собственные воспоминания, и их частью станет, возможно, образ беременной Жанны, рассказывающей на крутой тропинке свой сон об акуле.
— Ты согласна, начнем с акулы?
— Поглядим, — отвечает Эльза, торопливо соображая, что бы ей придумать.
— Дело было в Бастид-Бланш, ты ведь знаешь это место?
— Я туда езжу с моим отцом, — сказал Пюк.
— В Бастид-Бланш большой песчаный пляж, а не утесы, как здесь.
— Там тоже есть утесы.
— Да, по обе стороны пляжа.
— Как в Жаннином сне, — сказал Пюк, — но в ее сне были еще пальмы, ну конечно же, там были пальмы.
— Утром, на заре, народу немного, но попозже возвращаются суда, очень красивые суда, они не пристают к берегу, а бросают якорь в море. И иногда за красивыми судами плывут рыбы.
— Ты хочешь сказать: крупные рыбы?
— Да, очень крупные. И вот случилось, что однажды так приплыл к Бастид-Бланш дельфин. Ты ведь знаешь, дельфины любят общество людей. Говорят, их теперь дрессируют, чтобы они носили взрывчатку.
— Зачем взрывчатку?
— Чтобы взрывать вражеские корабли.
— И тогда дельфин умирает?
— Да, и погибает много людей.
— Они тонут?
— Если их не убивает взрывом. В тот день дельфин плыл за парусником. Он нырял, подпрыгивал, удалялся, возвращался и до того увлекся, что, должно быть, по рассеянности проглядел, как море мелеет. И вдруг заметил, что его окружают корабли и даже пловцы…
— Это была мама-дельфин?
— Ладно, пусть будет мама. И вот мама-дельфин поняла, что она оказалась совсем рядом с пляжем, и быстро поплыла обратно в открытое море. Она плыла без остановки, пока не добралась до глубокого места. Был уже полдень, она все плыла и плыла, как вдруг увидела, что над нею бьется на воде чайка. Тогда мама-дельфин вынырнула на поверхность и увидела, что чайка ранена. Одно крыло у нее было сломано и одна лапка почти вырвана, так что чайка не могла взлететь.
— Это на нее напала акула.
— Может, акула, может, охотник, а может, она подралась с другой птицей. Неизвестно, мы этого никогда не узнаем. Дельфин стал кружить вокруг чайки, пытаясь взять ее на спину, но та все соскальзывала, она была очень неуклюжая…
— Из-за своей раны…
— Да, ей больно, она мучается. Дельфин и говорит ей: «Я буду подталкивать тебя головой, ничего другого не придумаешь. Где ты живешь?» — «Очень далеко, — говорит чайка, — на острове Левант».
Название острова срывается с губ Эльзы само собой, безотчетно всплывая из глубин памяти. Ребенком она часто бывала на Золотых островах. Их всего три — Бого, Порт-Кро и Левант. Левант — самый дикий из них. Она любила совершать прогулки к маяку на оконечности острова. Этот маяк обладал для нее особой притягательностью, потому что летом, в родительском доме, который глядел окнами на острова, она поджидала каждый вечер, пока над морем, покинутым солнцем, зажжется вращающийся огонь; вода вдруг темнела, хотя небо оставалось еще светлым, беззвездным. Три острова перегораживали горизонт. Маяк начинал свой круговой обход, и у Эльзы становилось покойно на душе: все в порядке, так было вчера, так будет завтра. Только маяк зажигался с каждой ночью чуть раньше, отмечая очередной шаг к началу школьных занятий и возвращению в серые, плоские края. И по мере того, как опускалась ночь, маяк сверкал все ярче. Его лучи добирались до ее кровати, вспыхивая через равные промежутки времени, точно дыхание света. Маяк был живым присутствием, он подмигивал, словно дружеский глаз, и с тех пор, как она увидела его на острове, каждый раз, когда луч пробегал по ее простыне и по стене, ей казалось, что это бдит над нею чей-то благожелательный взгляд.
— Ну, и что тогда? — сказал Пюк.
— Тогда дельфин говорит: «Может, подплывем поближе к берегу?» Но чайка не соглашается. «Мое гнездо там, на острове, — говорит она, — я хочу туда». Тогда добрый-предобрый дельфин говорит: «Послушай, я попробую помочь тебе добраться до острова. Может, нам встретится корабль, который захочет подобрать тебя. Иногда, с твоего разрешения, я буду покидать тебя, чтобы поесть и передохнуть, не то я так устану, что утону». И вот они отправились в путь, дельфин все подталкивал чайку, стараясь не задеть лапку и крыло.
— А он знал дорогу?
— Он хорошо знал эти места. Остров Левант был примерно в двадцати километрах.
— Девять километров — это далеко?
— Девять километров — это много, но двадцать — это два раза по девять и еще немножко. Ну вот, так они спокойно, мерно двигались вперед. Остров виднелся вдали, но в точности разглядеть было ничего невозможно. Чайка думала: какой этот дельфин добрый и сильный. Он всплыл на поверхность, и ему удалось посадить ее на спину, он старался не погружаться в воду. Ветер обтекал чайку, а дельфин все тянул и тянул…
Эльза чувствует, что мысли Пюка витают где-то далеко. Она умолкает. Ребенок даже не замечает этого, он смотрит на море.
— Остров Левант отсюда не виден? А Греция далеко?
— Очень далеко.
— Больше тысячи километров?
— Да. Больше.
— Мой отец на острове, который называется Калиннос. Там есть ловцы губок.
— Ты знаешь, что твой отец — мой сын?
— Конечно, знаю. А там есть акулы?
— Возможно, но, должно быть, они не опасны, иначе ловцы губок не стали бы нырять.
В открытом море проносится «Рива», за катером мчится человек на водных лыжах. Мотора отсюда не слышно. Белый след на воде похож на стрелу, выпущенную человеком, который, стоя, скользит по морю.
— Видишь, — говорит Эльза, — они держат курс на остров Левант. Тебе он не виден, потому что его скрывает мыс Тайа.
Они замолкают и растягиваются на солнце; лежать на камне неудобно, и мальчик кладет голову на живот Эльзы. Он следит глазами за катером.
— Ну вот, он миновал мыс, — объявляет Пюк.
Он оборачивается к Эльзе.
— Рассказывай дальше, — говорит он, — но я хотел бы про акулу.
— Сейчас. Дельфин плыл уже долго и почувствовал, что устал и проголодался. «Послушай, — говорит он, — я нырну, мне нужно подкрепиться, съесть несколько рыбок. Жди меня здесь, я скоро вернусь, не трогайся с места». Дельфин ныряет, ловит рыб, проглатывает их. Через четверть часа он возвращается, как обещал, но что он видит? Кто это плавает вокруг чайки?
— Акула?
— Акула. Не большая акула, а маленькая, таких называют синими, потому что кожа у них серо-синяя, как грифельная доска. Дельфин тут же всплывает на поверхность. Птица отчаянно бьется, пытаясь взлететь, она чувствует, что возле нее рыщет акула, и хочет от нее спастись. Дельфин ни минуты не колеблется, он умен и отважен. Разогнавшись вовсю, он стремительно кидается на акулу, отталкивает ее, наносит ей удары головой и в то же время срамит ее. «И не стыдно тебе, — говорит он ей, — ты, самый грозный обитатель моря, самый сильный, самый быстрый, и хочешь сожрать чайку!» Акула отвечает, что она съедает все, что попадает ей на зуб, — чайку так чайку, человечью ногу так человечью ногу, банку так банку, рыбу так рыбу, — что встретит, то и глотает. Дельфин без устали нападает на нее, наносит ей один за другим сокрушительные удары, и в конце концов акула, обессилев, прекращает бой и уплывает разочарованная.
— Но это не отец-акула. Ты мне обещала, что будет отец-акула.
— Может, это и отец-акула, но только усталый и не очень голодный…
— Или акула разобиделась, а может, была больная…
— Возможно. Во всяком случае, чайка была спасена. Она снова забралась на спину дельфина, и они опять пустились в путь. Море было спокойное-спокойное, ни малейшего волнения. К счастью, не было ветра. Дельфин очень боялся, что у него не хватит сил, чтобы доплыть до острова Левант. Иногда чайка говорила ему: «Отдохни, ступай поешь». Но он больше не решался оставить ее одну. Он только останавливался время от времени и опускал свои плавники, а она смотрела, как приближается ее остров, она уже начинала различать порт, маяк, деревья, скалы. Ее гнездо было неподалеку от маяка. Они повстречали других дельфинов и тунцов, которые выпрыгивали из воды, сверкая на солнце.
Так они плыли до сумерек, и, когда приблизились к берегу, дельфин остановился в последний раз и спросил: «Где в точности твой дом?» «На скалах, справа от маяка», — ответила чайка. И тут они увидели летающих чаек, и раненая позвала их — закричала что было мочи; они ее услышали и стали кружить над дельфином и его пассажиркой.
— Не пассажиркой, а чайкой, — поправил Пюк.
— Да, чайкой. Они показали дельфину, где живут. Он подплыл к самым прибрежным утесам, чтобы раненая могла перебраться туда, не причинив себе сильной боли. Ее сразу окружила вся птичья колония. Дельфин попрощался с чайкой. Она его поблагодарила. «Надеюсь, ты приплывешь повидаться со мной?» Он пообещал, потом нырнул и в эту ночь спал долго-долго.
— Он не поел?
— Я думаю, он сначала поспал.
— Он не встретил акулу?
— Нет, в ту ночь не встретил.