Эдик великодушно сделал для меня пропуск – а может быть, у меня сохранялся ещё студенческий пропуск на тот момент… не помню, – и мы вдвоём пришли на завод опытных конструкций. Показали мне корпусную деталь этого самого револьверного мотора. Я ещё раз убедился, что изготовить прокладку на такой блок – ой какая нетривиальная задача.
Тут же Эдик подвёл меня к рабочему, которого звали Юра. У Юры в мастерской стоял верстак, тут же – гидравлический прессик, несколько иных приспособлений, лежали инструменты, ножницы, пробойники, какие-то оправочки – с помощью всего этого он ваял прокладки практически на любые изделия, по чертежу либо по оттиску.
Беседа с Юрой не заняла у меня, наверное, и пяти минут. Я спросил: «Юра, а как ты это делаешь? Ну, окантовку? Как ты её вытягиваешь? Как добиваешься того, что она у тебя ложится без стыков и складок? Это же магия какая-то!» Юра отвечал: «Да ну нафиг, магия. Вот так размечаешь, так отрезаешь, вот так опрессовываешь, так развальцовываешь, вот так обжимаешь, вот здесь калибруешь, вот здесь проверяешь – и в итоге получается». Всё объяснение уложилось в эти самые пять минут.
Я радостно кивнул и вприпрыжку побежал повторять все те действия, которые мне описал высококвалифицированный рабочий Юра.
Необходимая для понимания «насущного революционного момента» ремарка: запчастей, привозимых в поздний СССР из-за бугра, не было как класса. То есть, отработав пару лет в редком по тем временам иномарочном сервисе, я самолично – руками – распаковывал импортные запчасти из коробочек… ну, наверное, раза два. Всё остальное время мы пользовались деталями отечественного ассортимента – прилаживая, приспосабливая, перепрессовывая, перетачивая их на импортные моторы – или же изготавливали гильзы цилиндров и поршни либо самостоятельно, либо при помощи квалифицированных специалистов. Таких как Николай Мишин, Володя Максимов, Николай Ерохин, Валентин Моисеев – ну или кто-то ещё, в основном из механиков бывших спортивных команд.
Так вот: из металла мы могли сделать практически всё. И наш наставник Валерий Катомин говорил нам с Александром Семёновым почти словами из фильма про графа Калиостро: «Если деталюшка сделана из металла – стало быть, то, что один человек создал, другой завсегда повторить может». Потому что это можно измерить, можно перенести на эскиз, а потом выполнить на универсальном токарном станке или как-нибудь ещё…
Но это правило – «из металла мы можем сделать всё» – не относилось к неметаллическим изделиям: к оптике (стеклу и так далее), к уплотнениям… Ну, сальники ещё можно было изготовить штучно (и то хлопотно), а вот что-то более сложное – уже ну совсем никак! Поэтому подсмотренная на заводе опытных конструкций технология меня крайне вдохновила. Она позволяла в один удар решать глобальную проблему.
Любой разобранный двигатель требует замены прокладки. А где её взять? А негде – и всё тут!..
До того как завод опытных конструкций открыл для меня это сокровенное знание, мы что только не делали! Мы ваяли прокладки из отожжённой меди – та ещё работёнка, прошу заметить: вручную выпиливать, вырезать, подтачивать… неделю работаешь с явно негарантированным результатом. Мы ставили старые прокладки на бакелит. (Бакелит – это лак, используемый в электротехнике для заливки катушек индуктивности или трансформаторов.) Мы пытались делать составные прокладки из нескольких примерно подходящих по диаметру и конфигурации цилиндров. Например, на «Альфа-Ромео 1200» я угробил… ну, с десяток жигулёвских прокладок (хотя моторы родственные), чтобы из элементов прокладки четырёхцилиндрового рядного мотора сделать прокладку на оппозитник. Убил на это неделю – а результат нулевой: как текла, так и течёт… Понятно, что потребность в прокладках была колоссальная, а надежду её удовлетворить мне дали на ЗОКе.
Итак, я рванул к себе в мастерскую и потратил несколько дней в попытках повторить всё те же магические действия, которые на ЗОКе выполнял высококвалифицированный рабочий Юра.
Промучившись примерно трое суток – вроде бы делал всё в точности так, как мне показывали, – результата я не достиг. Фольгу для окантовки отверстий цилиндров я использовал высококачественную нержавеющую. А нержавейка – весьма капризный материал… Всё аккуратно размечал, всё выдавливал, всё развальцовывал – а окантовка у меня неизбежно лопалась. Через трое суток адовой работы я был близок к отчаянью. В этом взъерошенном состоянии побежал я опять на завод опытных конструкций – к великому мастеру Юре. Показал ему свои испорченные образцы и вопросил: «Юра, чё за фигня? Я все делал правильно. Почему у меня не получается?» На что был задан встречный вопрос: «Парень, а ты ножницы как затачиваешь? Ну, для раскроя заготовок из нержавейки?» Я: «В смысле – как?.. У меня шикарные ножницы! Хирургические! Немецкие! Специально купил! Клёвые!»
«Чудак на букву “мэ”, – сказал мне Юра. – Вот здесь вот у твоих хирургических ножниц – острая грань. Она даёт минидеформацию металла по резу. Сделай радиусочек – так, чтобы рез был совершенно чистый! Чтобы металл не вытягивался в зоне реза! Потому что у тебя при растягивании металла относительное удлинение его рвёт! То есть возникает концентратор напряжения от твоей неграмотной резки, и по этим концентраторам металл рвётся. Заточи ножницы правильно – вот как у меня. (Показал как.) И будет тебе счастье!»
Я воспылал великими надеждами. Но возникала очередная проблема: у Юры был кое-какой инструментик (точнее, ого-го какой) – а у меня-то его, собственно, не было вовсе… Инструментик такой в магазине было не купить – только заказывать. А заказывать надо на что-то.
Деньги, конечно, карманные были – но лишних не было точно. Поэтому Юре был задан с дальним прицелом следующий вопрос: «Слушай, а вот такую прокладку можешь сделать?» И я показал ему прокладку от мотора BMW-M20. Найти её в Москве – хоть новую, хоть бэушную – было адски сложно. Но, поскольку работал я в уникальной мастерской, специализирующейся на импортных моторах, то у меня такая прокладочка на гвоздике висела… К использованию она была уже непригодна, но как образец вполне пригодилась.
Юра эту прокладку от БМВ держал в руках впервые. «Не вопрос, – сказал. – Пятнадцать рублей – и будет тебе прокладка!» Я говорю: «Тогда делай четыре!»
Я заплатил ему шестьдесят рублей, а готовые прокладки через сутки разъехались в оба (их тогда было два на всю Москву) магазина, где продавались комиссионным образом импортные запчасти – по сто пятьдесят рублей за штуку. Реализованы они были за неделю – и это дало возможность на заводе «Фрезер» по моим эскизам заказать стартовый набор инструмента. Пробойнички, оправочки… ну, что-то же нужно, чтобы начать работать?.. Это был минимальный комплект, который и позволил мне стартовать. Работая этим минимальным комплектом, уже можно было производить изрядное количество прокладок. Начинал, естественно, с простенького – с моторов Volvo B-14, Opel-Record 2 литра, постепенно осваивая более сложные в изготовлении прокладки.
После того как был достигнут первый успех, я торжественно поговорил со своим начальником, Валерием Николаевичем Катоминым, и объявил ребятам, с которыми вместе работал, что покидаю стройные ряды мотористов и от ямы и верстака перехожу в угловую каморку, в которой стояли два стола и токарный станочек ТВ-4, там размещаю своё «прокладочное производство» – и буду потихонечку трудиться, беря на себя часть бремени арендной платы и помогая своим коллегам добрым словом, вырезанной по-быстрому прокладочкой, ещё чем-нибудь – то есть всегда готов быть для них полезным. С того момента и началось моё самостоятельное автономное плавание как микробизнесмена.
Постепенно я входил во вкус – оттачивалось мастерство, приобретался опыт. Самое главное – появлялись выходы на качественный материал, на качественную высококлассную фольгу. Помимо нержавейки, мы использовали и плакированную сталь, и медную фольгу, и немецкую оцинкованную сталь, появился у нас и прокладочный материал различной толщины – после того как мы протоптали дорожку сначала на ЗИЛ, который пользовался материалами Егорьевского завода, а потом непосредственно в Егорьевск.
Здесь сыграл не последнюю роль простой советский менталитет – это когда ты приходишь к начальнику цеха, объясняешь ему, зачем тебе это нужно, то есть он сначала понимает техническую необходимость, а потом необременительно тебе способствует. «Ну, напиши официальное письмо – мол, в порядке оказания технической помощи прошу выделить мне столько-то квадратных метров материала Е-1 (так он назывался по егорьевской спецификации). В бухгалтерии оплатишь – а здесь, в цеху, мы тебе уже скомплектуем тот набор материалов, который тебе нужен, а не тот, который выписан в документах – потому что, выписывая накладную в двадцать позиций, ты, парень, замучаешься подписи собирать».
Завод приватизировался, и в состав акционеров вошли представители организованного преступного сообщества. В те времена это было нормальной деловой практикой и, как я полагаю, элементом государственной промышленной политики. С «авторитетными акционерами» я контактировал мало, а со старыми специалистами завода АТИ доверительно-приятельские отношения сохранились до сего дня.
Завода уже давно нет – его, к сожалению, разрушили. Убили великого советского монополиста, который был угрозой для всего европейского рынка. Сдали позиции по уплотняющим изделиям, согласились с американским враньём о том, что асбест – это канцерогенное вещество… Конечно, «канцерогенное» – потому что в природе асбест распределён следующим образом: он есть в России, в районе города Асбест Челябинской области, и ещё в Югославии (была тогда ещё такая славная страна) – а вот в солнечных Соединённых Штатах его нету ни хрена! И ровно по этой причине американцы громче всех орали, что асбест – это канцероген.
Работал я с этим канцерогеном не один год, а знакомые мне товарищи с завода АТИ проработали с ним всю жизнь. Медицинская статистика (советская, достоверная!) категорически не подтверждает, что в асбесте есть что-то более вредное, чем в хлопковых очёсах или в любых других видах пылящих материалов. Как после этого вранья можно верить всяким «гринписам»? Жулики они. Обыкновенные наёмные крикуны, за деньги занимающиеся продв