Предисловие
С той самой поры, как я впервые начал вести записи, минуло уже больше года. Память сделалась хрупкой, словно первый осенний ледок. И, боюсь, что затем она станет ещё хуже. Тогда нам останется лишь восстанавливать события разными магическими способами.
Мои братья и сёстры тоже стали жаловаться на память. Особенно те, что неоднократно подвергались чарам по лишению и восстановлению воспоминаний. Мне в своё время досталось меньше всех: это оттого, что я чаще других оставался дома, за книгой. Я видел меньше, чем они, я прожил не несколько жизней, а всего одну, зато дольше находился при родителях. Больше видел их. Больше говорил с ними.
Теперь их уже нет в живых, и всё переменилось в Треагарде с той поры, как мы снова обрели наш дом. Время не пощадило никого из нас, даже тех, кто, казалось, вечен. Но… у нас всё ещё есть пара игральных костей возраста, с помощью которой любой сделается ребёнком от двух до двенадцати лет, и есть стены дома, который мы называем домом-на-семи-ветрах.
И да, память пока ещё есть. Пока.
Поэтому я спешу записывать. Самое время оставить нашим детям записи, которые мои братья и сёстры в шутку называют «Летописями Ванильного Некроманта».
Ванильный Некромант — это я, Теренций Августус Восьмой. Меня прозвали так, потому что, когда я занимаюсь некромантией, то не могу избавиться от переживаний. Печаль и тоска начинают одолевать меня, и иногда я даже плачу. Впрочем, слёзы или плохое настроение — небольшая цена за чью-нибудь жизнь. Не так ли?
Но хватит обо мне. Я хочу рассказать вам о наших родителях — Матери Некромантов и Первом Некроманте, о родных и приёмных детях, которые составляли нашу большую и не всегда достаточно дружную семью. И если я вдруг слегка преувеличу или преуменьшу чьи-то приключения, подвиги и заслуги… если я что-то приукрашу или даже привру — вы простите мне это, не правда ли? Потому что я хочу написать Книгу — не столько честную, сколько захватывающую, как те, что любил читать в юности. Книги из разных миров и эпох, книги с чужими историями, которые были придуманы или записаны с чьих-то слов. Вот что осталось от тех людей и тех писателей: их истории. Я хочу, чтобы наша семейная история тоже осталась в веках.
Часть 1. Глава 1. Омегыч
В порывах материнской любви и нежности Мать Некромантов называла Теренция — Бледный Олух. У него и в самом деле бледное лицо, по которому аккуратно расположились тёмные, сочные веснушки. У него каштановые волосы, небрежно свисающие на глаза, и спокойный нрав. Он всегда старался походить на невозмутимую Мать — правда, это не всегда получалось.
Он шёл по лесной тропинке от старого кладбища, где копошились подручные некроманта — жив-курилки, поднятые из могил. Им выдали задание: прополоть на могилках траву, подстричь разросшиеся кусты черёмухи и сирени, а потом закопаться обратно в землю. Он шёл — руки в карманы, неспешная походка — и вдруг запнулся о корень. Чья-то рука незамедлительно поддержала его под локоть. Вот только что здесь не было ни души (если не считать, конечно, самого Ванильного Некроманта), и вот стоит человек.
Так себе, конечно, стоит — пошатывается. Скособоченный такой. Словно изувеченный, причём давно. И на голове почему-то горит пламя. Пёс Ватсон, лучший друг Теренция, выскочил из кустов и залаял на незнакомца. Люди обычно пугались большой чёрной собаки, по крайней мере сначала, пока не понимали, что цель Ватсона — облаять, а потом облапить и как следует вылизать лицо и уши любому, кто попадётся.
Человек хлопнул себя по макушке, и пламя исчезло. Остались только волосы — длинные, чёрные, ничуть не сгоревшие. Пса он не испугался — потрепал по крупной голове, между ушами, и дал облизать руки.
— Привет, — сказал Теренций.
Его мать никогда никого не боялась. Поэтому он решил, что тоже никого и никогда бояться не будет. Тем более — если человек помог не упасть, подхватил — то он, наверное, не такой уж и опасный.
— Я есть Альфа и Омега, — сказал человек одними губами. — Я есть начало и конец, и нет у меня иной доли, чем родиться и умереть, не оставив следа после себя.
— Мда? — усомнился Теренций. — Я б так не сказал. У тебя такой вид, будто тебя надо как следует вылечить, дать отоспаться… а ещё, пожалуй, напоить, накормить и всё такое.
— Как в сказке? — слабо улыбнулся незнакомец.
У него было болезненное лицо, горящие, словно в лихорадке, глаза, и он на глазах сжимался, словно пытался защитить что-то внутри себя. Незримое и ценное.
— Как в сказке, — подтвердил Теренций. — Пошли, тут недалеко.
Домик на кладбище был когда-то сторожкой, где хранились лопаты и никто не жил. Но года три или четыре назад Ванильному Некроманту вздумалось поселиться тут. Удобно: вроде как и своё жильё, и в то же время близко от дома-на-семи-ветрах! С тех пор он понемногу оборудовал сторожку под жилище, хоть и не слишком удобное. Теперь там были печка, кровать и умывальник — а что ещё надо одинокому некроманту? Лопаты у него тоже имелись, но уже стояли строго в кладовке.
— Кого притащил? Опять поднял какого-нибудь рыцаря печального образа, что ли? — приветствовал Теренция лежащий на подоконнике череп.
— Нет, — сказал Ванильный Некромант. — Он, кажется, живой.
— Меня зовут… — незнакомец слегка замялся.
— Понятно, — сказал Теренций. — Скрываешься. Можно тебя звать Омегычем? Ты же Альфа и Омега и ещё чего-то там?
Человек слабо кивнул и сел на край кровати.
— У тебя говорящий череп, — сказал он.
— Ага. Я Гоша, — череп не шевелил челюстью и вообще, строго говоря, разговаривал мысленно. Просто мысли у него были на редкость громкие и к тому же трескучие. — Хочешь послушать мою историю?
— Позже расскажешь. Слушай, Омегыч. Я сейчас сбегаю домой, принесу тебе поесть. Постарайся тут ничего не сломать… и, если зайдёт сюда пара мертвецов — вот тебе лопата, гони их прочь, но не повреди сильно. Это мои подмастерья. Понимаешь?
— А ты некромант? — спросил незнакомец.
Слабость заставила его улечься на не слишком чистое бельё и согнуться в три погибели.
— Ну вроде того.
Ванильный с некоторым сомнением посмотрел на подопечного.
— Или давай, позову сюда доктора? Ты ранен?
— Нннет, — ответил Омегыч. — Не ранен и не отравлен. Даже не заклят. Устал. Как тебя зовут, добрый человек?
— Доброго человека зовут Теренций Августус Восьмой, и сегодня ему, олуху, шестнадцать лет, — сообщил череп Гоша. — Давай вали за подмогой, балда! Видишь, человеку плохо.
— Не надо никого звать, — слабо сказал Омегыч. — Я не доставлю хлопот. Если вы не против, ребята, я просто посплю тут и исчезну.
Теренций сбегал домой — это заняло вовсе не так уж много времени! — и, ничего не объясняя, набрал в кухне мелких жёлтых яблок, больших жёлтых сырных лепёшек и варёных яиц.
— Яйца были для пирога, — сказала ему сестра, Хелли.
— Ты нынче по кухне дежуришь? — спросил Ванильный.
— Ага.
— Я только три штучки взял, ладно? А пироги когда будут? Вечером? Я ещё забегу, хорошо?
Он пошарил глазами по полкам, нашёл кусок копчёной грудинки, завёрнутой в грубое полотенце, схватил и его. И удрал, пока Хелли не нашла для него какой-нибудь работы.
Та лишь проводила брата недоумевающим взглядом.
— В жизни не видела, чтобы олух так торопился, — пробормотала она и занялась стряпнёй.
Мать Некромантов нарочно вставала пораньше, чтобы застать дом спящим. В этой дремотной тишине не спали разве что многочисленные питомцы, особенно, конечно, коты и кошки, но они не мешали пить утренний кофе в полном одиночестве. Уютно устроившись у окна, Мать сделала первый глоток и с удивлением посмотрела на чашку. Сегодня кофе отдавал гарью пожарищ. Хуже нет, когда кофе пахнет горелым — хуже только, если аромат его вдруг отдаёт болотной гнилью. Это плохой знак, и Мать сразу же задумалась о том, что же может сулить перемены.
Её дети — те, кто нынче жил в доме-на-семи-ветрах — просыпались медленно и постепенно брели на запах завтрака, и Мать Некромантов по старой привычке стала их пересчитывать. Она нередко сбивалась со счёта, потому что количество детей в её семье никогда не было постоянной величиной. То убавятся, то прибавятся!
К примеру, некоторые из её детей давно уже покинули родительский кров. А некоторые лишь недавно вернулись. И был ещё новенький — только жил он в пещере неподалёку, за лесом. Не от него ли идут неприятности? Надо будет послать к нему Теренция, пусть проведает, спросит, не надо ли чего.
…Вот в кухню вошёл скелет в чёрных доспехах. Он их не снимал: без этих доспехов да ещё без многочисленных артефактов он рассыпался бы по косточкам.
— Теро-Теро? Не знаешь ли, что случилось?
— А что сразу я? — бесстрастно спросил скелет в доспехах.
Его глаза — голубые топазы — опасно сверкнули в утреннем свете.
— Я сегодня занят! У меня трактат по воскрешению дракона. Кто-нибудь когда-нибудь пытался воскресить дракона?
Теро-Теро не нуждался в завтраке. Он уже очень давно был личем, ничего не ел и приходил на общие трапезы только завидовать живым.
— Тобиас?
Приёмный сын Матери Некромантов, упитанный, краснощёкий Тоби походил на своего названного брата Винни, словно близнец. Иногда Мать даже сомневалась, приёмный ли он! Вдруг она забыла, как родила ещё одного мальчишку?
— Я сегодня за старшего, помню-помню, — пропыхтел Тоби жизнерадостно, подошёл к расписанию, написанному мелом на чёрной доске, и поставил напротив своего имени галочку. — Чур мне будет шестьдесят лет!
И тут же превратился в ещё более толстого и жизнерадостного пожилого некроманта в чёрной длинной одежде.
— Что на завтрак?
Нет, и от этого не приходилось ждать пояснений о неприятностях! Впрочем, Тобиас и неприятности несовместимы по любому календарю — он слишком ленив и благодушен, особенно в конце лета, в это безмятежное время года!
— А где Теренций?
Мать ещё раз обвела семью, собравшуюся за столом, беспокойным взглядом. Интуиция редко подводила её. Раз тревога бередила сердце — стало быть, что-то не в порядке.