Летописцы Победы — страница 6 из 73

Все мы, политотдельцы, безмерно его любили. Это был веселый, удивительно общительный, эрудированный человек. Мы, лекторы и агитаторы, многому у него научились — как лучше использовать живое слово в нашей работе среди бойцов. Он писал не только для «Комсомольской правды», но и для фронтовой печати. Писал взволнованные очерки, которые будили ненависть к врагу и звали на новые подвиги.

Он умел обращать к живым слово о мертвых. Солдаты Ленинградского и Волховского фронтов жадно читали его боевые корреспонденции, — они воодушевляли их».

Больше всего на фронте уважали тех корреспондентов, которые писали о войне не по штабным сводкам, не по донесениям политработников с переднего края, а по личным впечатлениям, находясь в шеренгах атакующих солдат. Так, и только так, можно было создавать действительно яркие и правдивые корреспонденции. Маркевич хорошо это знал и поэтому шел в бой с солдатами первой штурмовой волны. Мы всегда с нетерпением ждали его телеграмм, писем и негативов, твердо зная, что они украсят газету.

На предпоследнем листке оборванного на полуслове дневника капитана Маркевича мы прочли такую честную и открытую запись:

«Мне сказали:

— Есть возможность отправиться с воздушным десантом в тыл врага.

Первое мгновенно ощущение — страх.

Но сразу же — опасение, что задание может быть передано другому, и гордость — это предложено мне. И я равнодушно говорю:

— Очень хорошо!»

Прочитав эти строки в дневнике Николая Маркевича, я явственно вспомнил тот наш разговор в обледеневшем кабинете редакции «Комсомольской правды». Почему тогда было решено командировать в воздушно-десантные войска именно его? Не только потому, что мы высоко ценили его как отважного человека, но и потому, что знали: он лучше, чем многие другие, сумеет описать действия десантников в тылу врага. Конечно, выполнение такого задания было связано со смертельным риском. Но долг и честь военного корреспондента исключали отказ от этого поручения. Вот почему Маркевич, подавив усилием воли естественное чувство страха, сказал нам тогда, и глазом не моргнув: «Очень хорошо!»

В годы войны решения осуществлялись быстро. Уже на следующий день Николай Маркевич пришел в редакцию в хорошо пригнанной форме парашютиста, казавшейся нам щегольской, и объявил, что его немедленно перебросят на самолете в тыл к гитлеровцам, где уже действуют наши десантники. Мы пожелали ему счастливого возвращения. Увы, то была наша последняя встреча с ним.

Точную дату этой встречи мне помогла определить сугубо прозаическая казенная бумага, которую Маркевич перед отлетом с присущей ему педантичностью вложил все в ту же свою рабочую папку, которая сейчас лежит передо мною. Вот что написано на этом сером листке грубой бумаги.

«6 марта 1943 года. Наряд начальнику военного склада. Выдать со склада воздушно-десантного училища капитану Маркевичу Николаю Михайловичу куртку десантную 1-й категории (одну), брюки десантные 1-й категории (одни), валенки армейские 1-й категории (одни), сапоги кирзовые 1-й категории (одни), рукавицы меховые 1-й категории (одни), портянки байковые 1-й категории (одни). Основание: приказ члена Военного совета генерал-майора тов. Громова». И расписка: «Имущество получено. Н. Маркевич».

Самолет, на котором возвращался он после выполнения своего первого задания в тылу врага, был сбит над линией фронта…

Жизнь военного корреспондента, как и всякого воина, была неимоверно трудна. Многие выходили из строя навечно, но всякий раз смыкался ряд, и оставшиеся в шеренге продолжали шагать вперед. Капитана Маркевича сменил в воздушно-десантных войсках капитан Андреев, столь же храбрый военный корреспондент.

Капитан Александр Андреев принадлежал к числу тех военных корреспондентов, которые пришли в прессу военного времени, не будучи профессиональными газетчиками. Их школой был солдатский окоп. Война рождала журналистов в огне сражений, — они начинали писать в газету лишь потому, что не могли не писать. Их побуждали к этому драматические события войны, непосредственными участниками которой они были.

Все начиналось с писем в редакцию дивизионных, армейских, фронтовых, а затем и центральных газет. Как часто, раскрывая нехитро сложенный треугольник письма со штампом полевой почты, мы читали тогда:

«Посылая вам свои фронтовые записи, я должен сказать, что писались они под огнем, в полутьме»;

«Пока буду жив, я постараюсь многое описать. У меня, правда, времени мало этим заниматься, но ничего, не посплю два-три часа, а что-нибудь напишу»;

«Писал на передовой, не отрываясь от выполнения службы, — писал во время дежурства на телефоне, трубка телефона висит на веревочке около уха, я несу дежурство и в то же время пишу».

Вот и капитан Андреев, который свои первые письма в редакцию «Комсомольской правды» подписывал «Красноармеец А. Андреев», стал известен широкому читателю как автор солдатских писем с фронта. Все началось с того, что в самую трудную пору страшных боев лета 1942 года мы получили письмо этого, тогда еще никому из нас не известного фронтовика, озаглавленное так: «Тем, кто остался в тылу».

Писем с фронта тогда приходило множество, и мы заполняли ими целые полосы газеты, так и называвшиеся — «Письма с фронта». Но это послание буквально потрясло нас, — так велика была эмоциональная сила, вложенная в него автором.

Каждая строка, каждое слово письма красноармейца А. Андреева были проникнуты глубокой болью, которую все мы испытывали в дни отступления, и в то же время чувством непоколебимой уверенности в конечной победе. Обращаясь к тем, кто тогда помогал ковать победу в тылу, автор сурово, по-фронтовому, предупреждал их о нависшей над Родиной опасности и просил утроить свои усилия ради победы:

«Друзья, работающие в тылу! — так начиналось это письмо. — Представьте на миг поле битвы, представьте себе, как цепи вражеских солдат в зеленых куртках, с автоматами в руках ползут на наши позиции. Представьте себе молодого русского парня, который, припав к пулемету, скашивает горячей лентой эти немецкие цепи одну за другой. Но вот он поворачивает взволнованное, разгоряченное лицо и повелительно кричит: «Патроны! Эй, патроны!» Вы видите его накаленные волнением глаза, слышите его голос? Это он кричит вам. Скорее дайте ему патроны!»

Мы сразу же почувствовали, что автор этого послания — талантливый молодой человек, и послали ему ободряющее письмо с просьбой писать нам и впредь.

Только впоследствии мы узнали, что Александр Андреев, которому к моменту начала войны было 27 лет, уже располагал немалым жизпенным опытом. Выходец из многодетной крестьянской семьи, жившей в селе Красном Семеновского района Горьковской области, он окончил сельскую школу, затем фабзавуч в городе Дзержинске; потом, переехав в Москву, работал шофером в Наркомате связи.

В 1935 году его властно потянула к себе кинематография. Андреев поступил в школу киноактеров при студии «Мосфильм»; будучи студентом, снимался в фильме Марка Донского «Мои университеты» и в некоторых других. А четыре года спустя перешел на сценарный факультет института кинематографии.

Закончить его Андрееву не удалось. Он в первые же дни войны ушел на фронт добровольцем. Воевать ему довелось на переднем крае; начал сражаться он рядовым солдатом, потом командовал взводом, был заместителем командира батальона. Одним словом, довелось ему увидеть врага, что называется, лицом к лицу. За боевые заслуги Андреев уже был награжден орденом Красного Знамени и медалями. Пришлось ему побывать и в госпиталях: ведь пули редко щадили людей, находившихся на переднем крае.

Ветераны войны помнят суровые фронтовые будни — обстановка в окопах менее всего располагала к литературным занятиям. Но А. Андреев всегда ухитрялся снова и снова писать нам в «Комсомольскую правду», и мы публиковали его правдивые и всегда острые письма.

Каждое из этих писем вызывало буквально лавину откликов с фронта и из тыла. Только на одно из них, опубликованное под названием «За Отечество», откликнулись 6000 (шесть тысяч!) юношей и девушек. Некоторые из этих писем мы напечатали тогда в газете. Вот одно из них, напоминающее о многом, — это письмецо прислала нам в редакцию «Комсомольской правды» работница далекого Казахстанского прииска Зинаида Ткаленко:

«Дорогие товарищи! У меня нет братьев: Ивана разорвало на куски немецким снарядом, Павел пропал без вести. И вот теперь у меня нет брата. В «Комсомольской правде» я прочла статью фронтовика А. Андреева «За Отечество». Статья эта так меня воодушевила, что я хочу назвать его своим братом.

Прошу исправить и поместить мое стихотворение «Капитану А. Андрееву»:

Я тебя никогда не видала

И не жала я рук дорогих.

О таком вот я брате мечтала —

Стойком, смелом и твердом, как ты.

Предо мной «Комсомольская правда»,

Где статья твоя ярко горит:

«За Отечество» — каждое слово

О борьбе и работе твердит…

И вдруг весной 1943 года к нам в редакцию пришел молодой капитан с рукой на перевязи. Это и был так хорошо знакомый нам по письмам с фронта капитан А. Андреев. Оказывается, в марте 1943 года в боях под городом Изюмом он снова был ранен и направлен в подмосковный госпиталь, находившийся в Барвихе. Теперь он уже выздоравливал.

Воспользовавшись счастливой встречей, мы тут же начали хлопотать перед политуправлением о том, чтобы этого литературно одаренного фронтовика направили к нам в редакцию для работы в качестве военного корреспондента. Политуправление пошло нам навстречу, и вот уже в газете начали появляться его яркие очерки с фронта. Но Александр Андреев продолжал чувствовать себя солдатом: не упускал ни малейшего случая побывать на переднем крае. Он смело участвовал в сложнейших боевых акциях. В своей книжке «Прыжок», изданной в библиотечке «Огонька», Андреев ярко рассказал об одной из своих фронтовых командировок, когда ему пришлось, находясь при воздушном десанте, прыгать с парашютом в тылу врага за Днепром.