Ив Ланге
«Лев и Сокол»
Серия: F.U.C. Объединение Пушистых Коалиций (книга 4)
Автор: Ив Ланге
Название: Лев и Сокол
Серия: F.U.C. Объединение Пушистых Коалиций_4
Перевод: DisCordia (1–8), Aya (с 9)
Редактор: Eva_Ber
Обложка: Таня Медведева
Оформление: Eva_Ber
Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!
Просим вас удалить этот файл после прочтения.
Спасибо.
Пролог
Я свободен! Свободен! Свободен! Он вприпрыжку бежал по тротуару; большие волосатые ноги отбивали ритм, а рефрен «свободен» снова и снова повторялся в голове.
Больше никаких врачей. Больше никаких игл. Больше никаких ограничений и мочи в баночку. У него были все причины в мире для того, чтобы петь. Танцевать. Делать все, что ему нравилось.
Потому что я свободен! Свободен! И совершенно потерян.
Дерьмо.
Но он не позволит такой мелочи, как незнание собственного местонахождения, испортить праздник. Скача по пустынным улицам, задевая кончиками пальцев землю, он вдыхал густой запах автомобильных выхлопов, ароматный вкус свободы. И пусть ему будет непросто — нет, все что угодно будет лучше тюремного заключения. Конечно, они говорили, что это убежище, но если ты не можешь уйти, когда захочешь — это не что иное, как тюрьма. Вот и получился побег из тюрьмы — с криками и кровопролитием со стороны менее понимающей части персонала — и он сбежал не только от тех, кто решил держать его под замком якобы ради его собственной безопасности, но и от идиотов, с которыми провел в этой тюрьме последние несколько лет. Если бы его заставили еще раз выслушать, как M87 потерял свой дурацкий глаз, он был точно спятил. Или, по крайней мере, стал еще более чокнутым, чей сейчас.
Тем не менее, небольшое помешательство после того, что он пережил, не давало им права запирать его. Глупо было думать, что когда с Вдохновительницей разберутся, он получит настоящую свободу. Ему просто поменяли одну камеру на другую. И неважно, что вторая тюрьма была более комфортная и не предполагала одиночного заключения за решеткой или пыток. Кого волновало, что голоса тех, кто ухаживал за ним, были добрее? Он и другие спасенные, как всегда, оставались пациентами. И все знали, что врачи и медсестры делают с пациентами.
Тыкают иголками и собирают анализы, задают вопросы и высасывают кровь. Если изменить название «подопытные» на «гости», на самом деле ничего не изменится. Так называемые агенты FUC, и особенно тот доктор, нет, он не смог ничего исправить. Не смог стереть то, что сделала Вдохновительница. Не смог заполнить голодную пустоту внутри. Не смог избавить от гнева.
Ничто не могло исправить несправедливость, причиненную ему и другим. Унижения…
О, он почувствовал запах попкорна? Остановившись, он понюхал воздух. И снова до него донесся дразнящий аромат: вкусный маслянистый попкорн, покрытый карамелью. Слюна скопилась у него во рту. Сколько времени прошло с тех пор, как я в последний раз пробовал свое любимое хрустящее лакомство?
Развернувшись на босой пятке, он увидел буквы на фасаде — «Candy Shoppe». Как оригинально. Подойдя к витрине магазина, где висела табличка «Закрыто», он повернулся лицом к витрине из зеркального стекла и увидел отражение. Монстр в зеркале напугал его, и он издал вопль, отшатываясь от призрака. Но то, что он оказался вне досягаемости, не означало, что он не пялился.
Желтоглазая, с отвисшей челюстью, пускающая слюни на торчащие вперед зубы мерзость смотрела прямо на него. Он был потрясен. Отступил на шаг — и существо последовало его примеру. Помахал рукой. Монстр тоже помахал рукой. Он зарычал: «Держись от меня подальше!» — только для того, чтобы увидеть, как шевелятся выпуклые губы отвратительного существа. Чувство сюрреалистического ужаса охватило его.
Нет, этого не может быть. Он шагнул вперед. Раз, другой, пока его нос не прижался к холодному стеклу, и его разум не столкнулся с правдой.
Я и есть монстр.
Он, когда-то самый красивый мужчина в своем классе — если не обращать внимания на невысокий рост. Самая симпатичная обезьяна в семье. Тот, кому было предназначено великое будущее. Тот, кто когда-то имел отличную работу, носил костюмы и каждую ночь наслаждался прелестями разных красавиц — и далеко не все они были проститутками. Теперь он стал порождением ужаса.
Из горла вырвался всхлип. Нет! Это несправедливо.
Вдохновительница победила. Она наконец-то добилась успеха после стольких лет. Она уничтожила его, превратила в кошмарное создание. О, как это несправедливо. Он выжил — пережил все эти годы в ее власти — только для того, чтобы сдаться сейчас?.. Нет. Он убьет эту мерзкую суку, особенно теперь, когда помнит ее лицо. Оторвет ее крошечные конечности. Съест ее черное сердце. Почистит зубы нитью из ее вьющихся волос. Сделает с ней всевозможные отвратительные, чудовищные вещи, как только найдет. Это казалось справедливым. И он был голоден. Он был очень, очень голоден…
Однако сначала ему нужно было позаботиться кое о чем другом.
Стекло разбилось с почти музыкальным звоном, когда он просунул свой волосатый кулак сквозь перегородку. Запах сладкого и соленого попкорна ударил в нос, и он схватил его горстями, запихивая в рот. М-м. Попкорн.
Ему очень нравился попкорн. Хрусь. Хрусь. Хрусь. Почти так же сильно, как нравилась идея мести.
Сначала попкорн. Потом, может быть, немного арахиса. О, и еще лакрицы.
Но затем — возмездие.
Глава 1
Просыпаться в понедельник утром с похмелья после выходных, проведенных в пьяном угаре и почти без сна — это уже достаточно отстойно. Проснуться от того, что его мать склонилась над ним и хмуро глядит в лицо — этого достаточно, чтобы заставить любого взрослого мужчину вопить, как маленькую девочку.
— Какого черта, мам! — Нолан и завопил.
— И тебе доброе утро, сынок. Тяжелая ночь?
С голым торсом, но, к счастью, в боксерах, он тем не менее натянул простыню до шеи, чтобы мать не проверила его на наличие засосов — и не отчитала за их отсутствие. Львицам нравилось отмечать свои победы, и его матери нравилось их видеть. Она считала, это означает, что Нолан, по крайней мере, пытается внести свой вклад в прайд. Но прошлой ночью он пришел домой один и упал в постель, не подумав о том, что следует воспользоваться пылесосом и нарисовать парочку синяков.
Пытаясь предупредить ее вопросы, он перешел в наступление.
— Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попала? — Обоснованный вопрос, учитывая, что он только что сменил замки — снова — в надежде обуздать ее привычку появляться неожиданно.
— Я беспокоилась о тебе. Ты не отвечаешь на телефон и на сообщения.
Намеренно.
— Я был занят.
— Слишком занят, чтобы позвонить своей бедной матери? — Схватившись за сердце, она захлопала своими светлыми ресницами, но Нолан не купился. На лице его матери, матриарха прайда и занозы в заднице собственного сына, не было ни признака оскорбленной невинности. Нет, конечно, он не сказал бы, что ей было все равно. Она просто не столько заботилась о его благополучии, сколько…
— Почему ты спишь один?
Вот оно.
— Потому что мне так больше нравится.
— Что случилось с дамами, которых ты угощал прошлой ночью?
Дамы? Что ж, определение более мягкое, чем то, которое он дал бы этим кошкам, подосланным, как он подозревал, по наказу матери.
— Ты имеешь в виду Дженни и Кэти? Не волнуйся, мама, они сделали все возможное, чтобы напоить меня. Не нужно их наказывать. Оказывается, они не так крепки во хмелю, как думали.
Особенно учитывая, что Нолан схитрил и вылил несколько рюмок в стакан гризли по имени Базз — медведь сидел рядом с ним в баре. Бедняга, должно быть, с утра не раз спросил себя, почему его стакан никогда не пустел — и почему сегодня утром он проснулся рядом с кривоногой пумой.
Придется не забыть послать Баззу букет цветов и пакет медовых плюшек в качестве извинения.
Губы его матери сжались в почти невидимую линию.
— Так ты ни с кем не спал прошлой ночью? И позапрошлой… мои источники не врут?
Он не знал, что больше беспокоило его — то, что его мать была так хорошо осведомлена о его сексуальной жизни, или то, что она сетовала на отсутствие таковой.
— Мам, это правда не то, что я хочу обсуждать. — Когда-либо. И особенно с ней.
— Я беспокоюсь о тебе, Нолан. Ты уже давно достиг возраста, когда пора заводить гарем.
Ужасная мысль. У него было достаточно проблем с женщинами его семьи. Зачем добавлять что-то еще? Кроме того, ему едва исполнилось тридцать, и у него еще было достаточно времени, чтобы найти жену.
— Тебя интересует, почему я не выполнил свой долг перед прайдом и не стал отцом нескольких детенышей? Исключительно чтобы ты могла похвастаться перед другими семьями. Тебе не приходило в голову, что, возможно, я хотел бы все делать сам? Ну, знаешь, встречаться с девушкой, влюбиться, жениться, потом завести детей? Чтобы все было, как у всех. Нормально.
Испуганный взгляд матери чуть не заставил Нолана рассмеяться. Чуть не заставил. Но он удержался. Последний человек, который рассмеялся ей в лицо, все еще не заживил шрамы. Сын он или нет, но его мать плохо переносила насмешки.
— Нормально? Нет ничего нормального в том, чтобы не выполнять свой долг.
Нолан вздохнул.
— Я не племенной жеребец, мама.
— Никто тебя не просит им быть.
— Тогда почему ты продолжаешь пытаться? Сводишь меня с львицами? — Или с тигрицей, как недавно. Очевидно, на данный момент маме подходило все, что несло в себе кошачий ген.
— Я должна что-то сделать. Мне не верится, что ты делаешь хоть что-то сам. Ты не ищешь женщину, которая могла бы родить львенка для нашего прайда.