Портной недолго задержался на этом свете и по мосту аль-Сирах, тонкому как волос и острому, как дамасский клинок, что зовут «лестница Мухаммеда», прошел в рай.
Накир и Мункар[11] допросили его душу о земной жизни. И поскольку грешить у него ни денег, ни времени не было, портной попал в рай, где черноокии гурии – не женщины, а чистый мускус и цибет – стал взмахивать перед ним душистыми покрывалами и он забыл все горести мира.
А Ала ад-Дин с матерью остались жить. Совсем одни, без родственников и денег. Бедная женщина стал прясть пряжу и продавать на рынке, чтобы купить лепешки и молоко. Врагу не пожелаешь такой судьбы, мой цвэточек!..
А Ала ад-Дин был лодырь, бездельник! Ремесло учить не хотел, работать не хотел.
Хотел только играть на улице с мальчишками. Я бы своей рукой убила такого ребенка!
И вот однажды подошел к Ала ад-Дину человек.
«Привет тебе, мальчик, во имя Аллаха великого! Я твой дядя! Где мой брат, а твой отец?!»
А это был, мой цвэточек, совсем не дядя, а колдун! Магрибинец. Почти из этих мест.
Здесь у нас, ты знаешь, лучшие на весь мир чародеи! Каждый порядочный человек имеет амулет с джинном, да.
Глупый Ала ад-Дин говорит: «Мой бедный отец умер».
Тогда магрибинец давай стонать и бить себя по щекам: «Ах, мой несчастный брат! Ах, кусочек моей печени! Почему я не умер вместо тебя?»
Магрибинец дал Ала ад-Дину два динара и велел отдать матушке. И сказать: «Дядя завтра придет, приготовь обед».
Умная женщина очень удивилась: «Какой дядя, откуда дядя?» Но кто кроме родственников будет давать деньги бедным людям? И она приготовила обед.
Назавтра магрибинец пришел и принес подарок.
Головы женщины и Ала ад-Дина совсем растаяли и они поверили, что это брат умершего портного…
Весенняя ночь была душной и Фатима решила переместиться ночевать на крышу. Масрур перенес туда тюфяки и подушки и полусонная Жаккетта поднялась наверх, на плоскую крышу дома.
Из внутреннего дворика сладко пахло цветами, с улицы неслись куда менее приятные запахи.
Слышались покрикивания квартальных ночных сторожей. Горели костры на минаретах. На севере ворочалось море, далеко на юге дышала Сахара.
Другой край Земли, другой мир…
В соседних дворах-крепостях тоже ночевали на крышах. За глинобитным забором доносились монотонные наигрыши арабской лютни. И тонкие женские голоса. Они были дома. А Жаккетта в плену. На краю Земли…
– Не бойся, мой цвеэточек! – Фатима увидела, что Жаккетта съежилась под одеялом.
Она принялась гладить голову пленницы.
Жаккетта молча глотала слезы.
– Тебя никто не увидит, никто не обидит. Если кто попытается – Масрур срежет ему голову.
Ну вот, слушай дальше:
Магрибинец взял Ала ад-Дин с собой на рынок. Купил ему хорошую одежду, сходил с ним в баню. Сказал, что купит для Ала ад-Дина лавку и тот будет купец. Глупый мальчишка совсем поверил, и ум его улетел от радости.
А магрибинец повел Ала ад-Дина за город.
Они пришли на одну гору, где ничего не росло. Я думаю, это такая же гора, как и та, что стоит около Мисра Охраняемого[12]. Ту гору воздвиг один джинн, давно-давно.
Магрибинец развел на горе костер, бросил туда порошок. Пошел дым, вонючий дым.
Магрибинец начал колдовство. Земля разошлась и появился мраморная плита с медным кольцом на макушке.
Магрибинец говорит: «О сын моего бедного брата, прохлада моего глаза, возьми за кольцо и скажи свое имя, имя своего отца, имя своей матери, имя отца своего отца и имя отца своей матери!»
Ала ад-Дин взял за кольцо, плита поднялась и появилась черная дыра.
«Спустись в дыру, мой мальчик! – говорит колдун. – И ты будешь видеть все сокровища мира. Но не бери ничего, иначе погибнешь! А возьми только старую лампу, которая висит там на крюке. И принеси мне, я куплю тебе лавку. Возьми это кольцо – он спасет тебя от беды».
– А чего он сам не полез? – заинтересовалась проревевшаяся Жаккетта. – Зачем ему чужой мальчишка? Пригреб бы все денежки и горя бы не знал!
– Он не мог сам! – объяснила Фатима. – В старой книге он прочел, что только Ала ад-Дин, сын бедного портного, может. И больше никто из смертных. Пришлось ему искать Ала ад-Дина и выдавать себя за дядю.
Ала ад-Дин спустился в дыру. И увидел там комнату, где было четыре по четыре кувшинов, доверху полных золотом, серебром и другими драгоценностями.
Он ничего не взял и пошел дальше. И увидел сад. А на двери висел старый светильник. Он взял лампу, положил карман и пошел смотреть сад.
А в саду на каждом дереве все листики и ягодки были драгоценными камнями. Ала ад-Дин был бедняк, сын бедняка и не знал, какие бывают драгоценные камни. Он думал, это просто стекляшки.
«Я возьму эти стекляшки» – сказал Ала ад-Дин. – «Буду играть ими с мальчишками!» И наложил полный карман камешков поверх лампы.
И пошел обратно. А там были очень высокие ступеньки…
Масрур, почему скрипит наша калитка?!
Масрур, мягко поднявшись со своего ложа, по-кошачьи неслышно исчез. Через несколько минут он вернулся и что-то сказал госпоже.
– Эта мерзавка Бибигюль еще раз отказала почтенному купцу Махмуду с Красной улицы! – прошипела Фатима. – Какого шайтана ей надо?! Что она задумала? Как узнать? У-у, дочь шакала, ты не спрячешь свои мысли от Фатимы, я все равно узнаю, для чьего гарема ты держишь девушку!
Ну вот, прохлада моего глаза, ступенька в дыре был высокой и Ала ад-Дин попросил колдуна: «Дядя, дай мне руку, я не могу подняться на ступеньку».
«Бедный мальчик! „– говорит фальшивый дядя. – «Тебе тяжело нести лампу. Дай мне и я помогу выбраться, о плод моего сердца!“
А сам хотел взять светильник и завалить дыру камнем.
Ала ад-Дин сунул руку в карман, а лампа – на дне.
Он говорит: «Я не могу дать тебе светильник. Дай мне руку, я выберусь и отдам лампу».
«Нет, дай сначала лампу!» – говорит колдун.
«Ты, дядя, совсем дурак?» – возмутился Ала ад-Дин. – «Я не могу дать тебе сейчас лампу!»
Магрибинец рассердился и топнул ногой. Дыра закрлася, и стало темно.
А магрибинец плюнул на то место и пошел домой. Он думал, что Ала ад-Дин скоро умрет в той дыре.
Ала ад-Дин долго-долго плакал, а когда захотел вытереть слезы, поцарапал лицо кольцом.
Он потер кольцо и появился джинн. Страшный, как пожар и огромный, как гора.
«О, мой господин! – сказал джинн. – Что хочешь? Говори!»
«Домой хочу!» – говорит Ала ад-Дин. И попал домой.
Матушка его давно потеряла, долго плакала.
Ала ад-Дин рассказал, какой колдун плохой человек и спать пошел. Утром встал – дома ни крошки еды.
Мой цвэточек, ты не голодный? Нет? Ну слушай.
Матушка говорит: «Потерпи, сынок, сейчас пряжу напряду, продам и куплю тебе лепешку».
«Не надо!» – говорит Ала ад-Дин. – «Лучше я продам эту старую лампу и куплю нам еды».
«Хорошо!» – говорит женщина. – «Только почисти лампу – тогда цена будет больше».
Ала ад-Дин взял старый светильник, пошел в комнату и давай тереть.
Вдруг из лампы повалил дым, появился страшный джинн с перевернутым лицом.
И сказал: «О, мой господин, что ты хочешь? Я раб лампы и сделаю все, что хочет мой господин, владелец лампа».
«Кушать хочу!» – говорит Ал ад-Дин.
И джинн принес ему серебряный столик, богато уставленный. Сладкий шербет в кувшине, сладкая кунафа в миске и прочая хорошая еда…
Мой цвэточек, ты точно не хочешь кушать? А?
О! Моя девочка уже заснула! Да будет твой сон, по воле Аллаха великого, чист и спокоен, цвэточек моего сада!
Наутро Жаккетта сделала то, что делали до нее сотни людей, простых душой. И сделают еще тысячи после нее.
Она нашла в чулане у госпожи Фатимы старую запыленную лампу и принялась усиленно ее тереть.
«Попрошу джинна, пусть разыщет госпожу Жанну и отнесет нас домой!» – думала она. – «А потом пусть идет на все четыре стороны!»
Светильник блистал со всех боков, но джин не появился.
«Э-э, джинн-то мусульманский!» – сообразила добрая христианка Жаккетта. – «Вот он и засел намертво!»
Она перевернула лампу вверх дном и принялась трясти.
Джинн не вываливался.
«У-у, зараза!» – обиделась Жаккетта. – «Так нечестно! Он не должен смотреть, католичка я или мусульманка! Опять все только для своих!»
Отшвырнув с расстройства лампу в угол, она пошла на кухню заесть горе.
Жанна думала над предложением слуги три ночи.
Хотя, казалось бы, что тут думать?
Тринитарии – солидный монашеский орден. Он основан еще раньше доминиканцев и францисканцев, в 1198 году от Рождества Христова святым Иоанном Матийским. Специально для выкупа попавших в плен к маврам христиан.
Кто же еще сможет помочь, как не они? Другая возможность может и не представится. Но…
Ах, это но…
Тринитарии свяжутся с госпожой Бибигюль. Хорошо, предположим, она назначит цену выкупа. У «французской принцессы» цена будет просто громадная, это уж точно. Где брать деньги?
Даже если они доберутся до мадам Изабеллы (тринитарии ведь посредники, свои деньги за пленников они не выкладывают, разве уж только за самых неимущих), так вот, даже если они доберутся до мадам Изабеллы, нужную сумму она не соберет. С деньгами в графстве туго.
Да и зачем матушке тратиться на дочь, если, здраво рассуждая, после гибели Жанны все графство отойдет ей и ее возможным детям от нового брака.
Грех так, конечно, думать. А никуда не денешься – отсутствующая или почившая дочь для мадам Изабеллы гораздо выгодней.
Против выгоды даже десять заповедей не всегда побеждают.
И к Анне Бретонской не обратишься. У бедной девочки денег ничуть не больше, чем у мадам Изабеллы. Если не меньше. И весь двор, наверняка, уже знает, что она, Жанна, находится в инквизиционном розыске…