— Интересно, — произнёс он в тишину. — Адреналиновый спад, усиленный фрустрацией. Её психопрофиль подтверждается с поразительной точностью.
Он сделал быструю пометку на своём планшете.
— Превосходный катализатор, — сказал он помощнику. — Повествовательная дуга второго акта задана. Увеличьте базовый уровень влажности в жилом отсеке на пятнадцать процентов.
Помощник молча кивнул.
— Пусть их горе будет… липким, — добавил Кассиан и снова отпил воды из своего стакана.
Глава 3. Двигатель Паранойи
Воздух загустел.
Это было первое, что Марк осознал, когда пелена шока, мутная и вязкая, начала сползать с его сознания. Воздух стал другим. Не просто влажным — маслянистым. Он ложился на кожу тонкой, едва ощутимой пленкой, как пот перед приступом лихорадки. Казалось, сам Кассиан, этот ублюдок с лицом визионера и душой бухгалтера, нашел способ превратить их общее горе в физическую субстанцию.
Они сидели в общем отсеке. Разбросанные по койкам, по холодному металлическому полу. Детали сломанного, бесполезного механизма. Тишина, навалившаяся после смерти Дэвида, не была пустотой. Пустота — это облегчение. Это была тишина, набитая ватой чужих страданий: тихим, подавленным всхлипыванием какой-то девушки в углу, скрежетом металла, когда кто-то не мог найти себе места, и ровным, утробным дыханием самого «Левиафана». После того, как трос оборвался, этот низкочастотный гул перестал быть фоном. Теперь он звучал хищно. Сыто.
Бездействие разъедало Марка, как ржавчина. Сидеть здесь, мариноваться в чужом горе и собственном липком страхе — это была капитуляция. Это был конец. Он вскочил. Так резко, что Ева, сидевшая напротив и похожая на испуганную птицу, вздрогнула и втянула голову в плечи.
— Хватит.
Его голос прозвучал как выстрел в этой подавленной, сонной тишине. Несколько голов медленно повернулось к нему. Взгляды были тупые, опустошенные, как у рыб, выброшенных на берег.
— И что ты предлагаешь? — Голос Алекса, обычно звенящий неестественным оптимизмом, был глухим и усталым.
— Предлагаю? — Марк оскалился. — Я предлагаю взять контроль. У любой, блядь, системы есть мозг. Центральный процессор, главный рубильник, интерфейс ручного управления. Что угодно. Я его найду. Я должен.
Он не ждал ни одобрения, ни споров. Он уже рвал молнию на своем рюкзаке, вытаскивая планшет и россыпь инструментов, которые умудрился протащить с собой как контрабанду. Его спасение. Его оружие.
— Не стоит.
Голос Лины. Низкий, ровный, без эмоций. Она отлепилась от стены, и ее взгляд, холодный, как сталь хирургического скальпеля, оценил его состояние: расширенные зрачки, нервные движения, пот на висках.
— Ты сейчас не разведчик. Ты — гиря. Не разделяйтесь. Это основная тактика выживания.
— Основная ошибка — это ни черта не делать! — огрызнулся Марк, уже шагая к выходу из отсека. Он чувствовал их взгляды на своей спине. Осуждающие, испуганные, завистливые. — Сидеть и ждать, пока у следующего «случайно» оборвется трос? Нет уж, спасибо. Я инженер, а не овца на бойне.
Он не оглянулся. Его шаги гулко отдавались в узком коридоре, обитом клепаной сталью. Он шел не просто к цели. Он бежал от удушающего бессилия, от правды, что он — всего лишь еще одна переменная в чужом уравнении. Его мозг, привыкший решать задачи, отчаянно нуждался в задаче, которую можно было решить. Иначе он сойдет с ума.
Коридор уводил его глубже, в сектора, которые явно не предназначались для участников шоу. Освещение здесь стало тусклее, пульсировало неравномерно, словно у станции была аритмия. Клепаные стальные листы сменились гладкими панелями, покрытыми… чем-то. Марк остановился и недоверчиво провел пальцем. Тонкая, упругая, полупрозрачная биопленка. Она была теплой на ощупь и слабо, почти незаметно, вибрировала. Он с отвращением вытер руку о штаны. Стены были живыми. Он знал это. Но одно дело — знать, и совсем другое — чувствовать их теплую, вибрирующую кожу под пальцами.
Он шел дальше, ориентируясь по толщине кабелей, которые, словно артерии, уходили вглубь станции. Чем дальше он шел, тем сильнее становился запах. Это был уже не металлический привкус рециркулированного воздуха. Это было другое. Запах сырой, перекопанной земли, как в старом погребе. Запах прелых листьев и грибницы. И под всем этим — тонкая, тошнотворная нота, которую его мозг не сразу смог идентифицировать. Нота свежего, сырого мяса.
И вот он нашел. Массивная гермодверь, помеченная выцветшей надписью на русском и английском: «ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ХАБ / БИОРЕАКТОРНЫЙ ОТСЕК». Рядом — интерфейсный порт и небольшое, толстое, как дно бутылки, обзорное окно.
Сердце заколотилось в ребрах, как пойманная птица. Вот оно. Мозг зверя.
Он подключил планшет. Замок был сложным, многоуровневым, но это была всего лишь электроника. Его территория. Он обошел пару протоколов, взломал пароль методом простого перебора, чувствуя знакомый азарт. Раздалось шипение сжатого воздуха, и тяжелая дверь с натужным скрежетом отъехала в сторону.
Из отсека хлынула волна воздуха. Запах ударил в нос с такой силой, что он отшатнулся, задыхаясь. Смесь запахов сырого подвала, влажной грибницы и скотобойни. Он зажал нос рукавом и заставил себя заглянуть внутрь.
И замер.
За толстым обзорным стеклом, занимая почти все пространство огромного сферического помещения, находилась «Матка».
Это была не машина. Это был организм. Колоссальная, переплетенная масса чего-то, похожего на грибницу и оголенные нервные волокна, медленно, почти незаметно пульсировала в мутной, желтоватой питательной жидкости. Тысячи тончайших нитей, похожих на аксоны, пронизывали эту массу, вспыхивая и затухая холодным, голубоватым светом. Они образовывали сложные, постоянно меняющиеся узоры, похожие на грозовые разряды в облаках. Это был мозг. Живой, немыслимо огромный, абсолютно чуждый мозг.
Марк, забыв про вонь, шагнул к интерфейсному порту рядом со стеклом. Его пальцы летали над виртуальной клавиатурой планшета.
> run diagnostics --system_core
> response: [null]
Ничего. Система не видела его.
> force_reboot --override_security
> response: [null]
— Да твою мать! — прошипел он сквозь зубы.
Он начал вбивать команды в слепой ярости, без разбора, пытаясь пробить защиту, которой, казалось, просто не существовало. Он колотил по экрану, его дыхание сбилось, по вискам тек пот. И тогда он заметил.
Каждый раз, когда волна гнева и фрустрации захлестывала его, нейронная сеть за стеклом реагировала. Вспышки света становились ярче, их ритм учащался. Гул станции, который он слышал через вибрацию пола, на мгновение усиливался, становясь глубже, насыщеннее.
Оно не отвечало на его код.Оно отвечало на его стресс.
Он отдернул руки от планшета, словно тот был раскален. Холод, липкий и парализующий, пробежал по спине. Он не мог это взломать. Он не мог это перепрограммировать. Это было все равно что пытаться переписать законы биологии с помощью командной строки.
Весь его интеллект, вся его гениальность, единственное, что давало ему чувство превосходства и контроля, — все это было бесполезно. Он был не хакером, пытающимся взломать враждебную систему. Он был бактерией в чашке Петри, а его эмоции, его страх, его ярость — были питательной средой для организма, который держал его в заложниках.
Он проиграл.
Марк вернулся в общий отсек, шатаясь, как пьяный. Его лицо было пепельно-серым.
— Оно… оно живое, — бормотал он, глядя в пустоту перед собой. — Не просто живое. Оно… оно чувствует нас. Нашу панику. Оно питается этим. Это не машина, вы не понимаете… это гигантский, блядь, гриб, который…
Его прервал резкий, скрежещущий сигнал тревоги, заставивший всех подпрыгнуть. Он бил по ушам, ввинчивался прямо в мозг. Экраны на стенах, до этого показывавшие логотип шоу, вспыхнули красным. Красный свет залил отсек, искажая лица, превращая их в уродливые маски. Появился текст.
ВНИМАНИЕ. СИСТЕМА ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ ВХОДИТ В РЕЖИМ ПЛАНОВОЙ КАЛИБРОВКИ. ЗАПАС КИСЛОРОДА БУДЕТ ВРЕМЕННО ОГРАНИЧЕН И ПЕРЕРАСПРЕДЕЛЕН.
Со щелчком в стене открылась ниша. Из нее плавно, как гроб на похоронах, выехала стойка с кислородными баллонами. Небольшими, с присоединенными масками. Их было девять.
А выживших — одиннадцать.
Секунду стояла звенящая тишина. А потом плотину прорвало.
— Девять! Их девять!— На всех не хватит!— Я свой не отдам!— Это ты! — крикнула девушка по имени Сара, указывая на Марка дрожащим пальцем. — Ты виноват! Ты там что-то нажал!— Я?! — взвизгнул Марк, его паранойя вспыхнула, как сухой порох. — Да вы… вы вообще слушали, что я говорил?! Оно…— Заткнись со своим грибом! — рявкнул крупный мужчина по имени Виктор, его бычья шея налилась кровью. — Дышать скоро будет нечем!
Паника была осязаемой, как и влажность в воздухе. Она имела свой запах — запах пота и страха. Люди начали сбиваться в кучу возле стойки, их тела напряглись, готовые к драке.
И в этот момент в центр шагнул Алекс.
— Ребята! Команда! Спокойно! — его голос был громким, бодрым, неестественно, чудовищно позитивным в этой атмосфере ужаса. Он раскинул руки, словно хотел обнять их всех. — Спокойно! Нет проблем, есть задачи! Мы же люди. Мы же не звери. Давайте решим это честно.
— Как честно?! — крикнула Сара, ее голос срывался на истерику. — Двоим из нас не хватит!
— Вот именно! — Алекс широко, ослепительно улыбнулся. — Так давайте решим, кому они нужнее всего. Демократически. Мы проголосуем. Каждый напишет на листке два имени. Тех, кто, по его мнению… ну, наименее полезен для выживания группы. Или самый слабый. Двое, набравшие больше всего голосов… ну, им придётся нелегко. Может, будут делить один баллон на двоих с кем-то из сильных. Это проверка! Проверка нашего командного духа!
Предложение было чудовищным в своей сути, но облечено в сладкие, правильные слова о справедливости и командной работе. Люди замерли, переваривая. В их глазах, освещенных красным светом, страх боролся с животным инстинктом самосохранения.