— Ах ты негодник! Хлюп! Я же могла удариться и утонуть!
— Не-а! Ты здесь каждый день тонешь — и все никак не можешь этого сделать. Еще скажи, что не собиралась купаться! — пуговицы глаз сощурились в ехидной усмешке.
Перед Лэей корчил рожицы ее дорогой, любимый, личный лонк — друг и вечный ребенок, защитник и проказник одновременно. Смешное и шустрое бурое плюшево-шерстяное создание было чуть выше пояса Лэе, на толстых ногах и с крепкими руками. Круглые уши и глаза с темной кнопкой носа делали его вид уморительно забавным. Даже когда он грустил, так и казалось, что он прикидывается и готовит очередную проказу. Лонки были вторым разумным видом помимо сэйлов. Они уступали сэйлам в сообразительности, будучи неспособными к чтению или письму. К счастью, вместо того, чтобы уничтожить лонков, сэйлы поняли, что из них получаются лучшие друзья и считали их чем-то вроде священных созданий. А лонки платили за это сэйлам преданностью. Сэйлы были самостоятельны и вели свою сложную социальную жизнь, а лонки обладали свойством привыкать к одному хозяину, смена которого для них была равносильна смертному приговору. Позволить себе взять в семью лонка могли только очень состоятельные сэйлы. Лонков было мало. В лесах жили их дикие племена, но очень немногочисленные, так как они не могли успешно противостоять крупным хищникам. Те же, что жили с сэйлами, так сильно привязывались к хозяевам, что не могли образовывать пар и, соответственно, иметь детей. Только иногда, когда в одной семье сэйлов жила пара разнополых лонков, они могли заводить потомство, и тогда они старались за других — рожали, чуть ли не по ребенку в год. К четырем — пяти годам лонки почти достигали потолка своего развития, как физического так и умственного, оставаясь на всю жизнь на уровне пяти- семилетнего ребенка-сэйла. В это время они уходили из семьи и встречали своего будущего хозяина. Если хозяин им нравился, то через некоторое время, лонка нельзя было больше с ним разлучить надолго, иначе он впадал в депрессию, часто оканчивающуюся летальным исходом, от которого его могла спасти только особь противоположного пола. То есть, альтернативой было только создание новой семьи. Лонки жили почти столько же, сколько и сэйлы. Так что, друг, слуга и ребенок зачастую и для хозяина становился самым близким существом на свете.
Догнав единственного старшего братика по росту, Лэя сообразила, что братик вовсе и не братик, а ее личный лонк. Позже она заметила, что ни у кого в округе не было своего лонка, даже у ее родителей. Это заставило ее задуматься. Как-то деревенские ребята, рассевшись стайкой на обочине дороги, стали наперебой хвастать, у кого какой братик или сестричка. Когда дошла очередь до нее, одна девочка, махнув рукой, заявила:
— А у Лэйки нету ни братьев, ни сестер!
На что ее же старший брат и ответил:
— Что бы ты, дуреха понимала? У нее есть свой лонк! А лонки есть только у королевских родственников, ну вельмож всяких, придворных… — пытался он вспоминать незнакомые слова.
— Так что? Получается, что Лэйка — королева какая-то! А что она тогда у нас в деревне делает? — горячо обсуждали ребята и потом, как по команде, повернулись к Лэе:
— Ты кто? — серьезно насупившись, спросил самый старший парнишка, лет двенадцати от роду.
— Я… не знаю! — растерявшись, Лэя не знала, что ответить и, чуть не плача, метнулась домой.
Она помнила, как наткнувшись на маму на кухне, схватила ее за платье и, уткнувшись в живот, захныкала:
— Почему у меня нет братика или сестрички?! Почему они меня королевой обзывают?! — приставала она к маме, рассержено топая ножкой.
— Ну не всем удается заводить детей, сколько им вздумается! — ответила грустно мама. — Видишь ли, у нас не будет больше детей, поэтому Хлюп будет всегда тебе и братом, и другом, и слугой. Только ты не обижай его — у него нет другого выбора.
Он не может сменить хозяина.
— А почему ни у кого нет лонков, а у меня есть? — продолжала капризничать маленькая Лэя.
— Мы знали, что ты останешься единственным нашим ребенком и поэтому решили, во что бы то ни стало, найти тебе друга на всю жизнь. Нам посчастливилось приобрети маленького Хлюпа, который и стал твоим лонком. И потом, у тебя есть двоюродный брат — Зар, и у него есть маленькая сестричка, так что не горюй — тебе всегда найдется, с кем поиграть!
— А почему меня обзывают королевой? — уже почти успокоившись, выясняла Лэя.
— Не обращай внимания! — смутившись, мама помолчала немного, гладя маленькую головку дочки, и добавила. — А ребятам скажи, что мы тебя очень любим и, поэтому, подарили тебе в детстве лонка… а ты никакая не королева, а простая девочка, — последние слова она с трудом выдавила из себя.
Лея плавала посреди пруда, одновременно и сердясь и смеясь — Хлюп, как всегда, в своем репертуаре! Жаль, что он, несмотря на то, что умеет прекрасно плавать, не терпит этого делать — было бы весело с ним поплескаться в воде. Лэя наслаждалась первыми, по-настоящему теплыми днями большого лета. После череды смен суровых зим и жарких лет, четырехлетний цикл, наконец, приблизился к своей лучшей поре, когда в Эриане — самом большом государстве и одновременно материке, воцаряется лето, продолжающееся полтора года. Полтора года не будет снега. Полтора года можно купаться, ходить за грибами и ягодами, наслаждаться ожившей природой.
Причем, большое лето не бывает изнурительно жарким, как обычные, короткие летние периоды. Просто в это время два лета становятся прохладнее, а зима между ними теплеет до уровня поздней весны. Вот и получается так, что большое лето — самый лучший период в Эриане. С этим временем связывалось и другое важное явление. К концу первой трети большого лета многие женщины беременели и в начале последней трети в семьях сэйлов появлялись малыши. Иногда рождались двойни, но в основном женщина могли заиметь одного ребенка в четыре года, то есть максимум шесть — семь детей за всю жизнь. И Лэя знала, что через несколько месяцев, она в первый раз могла бы забеременеть, но пока это было невозможно по одной простой причине — ей еще ни один юноша не понравился так, что бы она смогла назвать его своим избранным.
Лэя любила плавать. Сильное молодое тело само просилось на нагрузки в воде, и она с удовольствием ныряла, подолгу могла быть под водой и делала стремительные броски, плавая разными способами. Наконец, она почувствовала усталость и вышла на берег. Вытерев воду взятым с собой маленьким полотенцем, она легла на прежнее место, обсохнуть и согреться на солнышке. Хлюп опять убежал, прячась от праведного гнева хозяйки.
Лэя закрыла глаза, и мысли о последних часах накатились на нее. Сегодня один из важнейших дней ее жизни. Она стала совершеннолетней. Однако не только это волновало ее. Отец много раз обещал, что ответит на все ее вопросы, когда ей исполнится девятнадцать. И вот, сегодня вечером, после праздничного ужина, отец должен это сделать, а вопросов у нее накопилось множество и не потому, что ее плохо учили, а потому, что ее жизнь постоянно окружала какая-то тайна.
Их семья была другая — не такая, как все в деревне. Сначала она поняла, что все дети учились три года в церковной школе соседней деревушки. Она же училась дома, и не три года, а все годы, сколько себя помнила, и учителями у нее были мама с папой, да еще, дядя Илаир, который учил ее искусствам борьбы, самообороны, конной выездки и владению оружием. Мама учила ее искусству одеваться, правильно вести себя в обществе, танцевать, пользоваться косметикой и украшениями. Лэя помнила, как удивилась, когда первый раз увидела маму в восхитительном наряде из тонкого шелка, украшенного жемчугом и бисером. Потом она заметила, что ее родители никогда не работали в поле или в мастерских. Они были самые богатые в деревне и жили в огромном доме в два этажа с большим двором и конюшней. И даже имели помощников (слугами их назвать не поворачивался язык), роль которых выполняла семья дяди Илаира. А такой библиотеки не было наверно даже в ближайшем городе Рестане. Становясь старше, Лэя все больше отдалялась от деревенской ребятни. Ей становилось скучно с ними, и она все больше находила себя в обществе родителей и двоюродного брата Зара, который худо-бедно, но тоже обучался. По крайней мере, в военных искусствах ему не было равных. Ну и конечно, ее лучшим другом всегда был Хлюп.
Но не только их семья Альк была не такой, как все. Сама Лэя была не менее странной и загадочной, даже сама для себя. Ее мысли сами собой вернулись к страшному и прекрасному событию, случившемуся с ней в пятилетнем возрасте…
— Мама! Можно я пойду купаться с ребятами из деревни?! — маленькая Лэя отпрашивалась у мамы тоном, не терпящим возражений.
Она уже все распланировала, и если мама что-нибудь начнет возражать, то у нее в запасе есть несколько просто убийственных доводов: "Во-первых, она сделала с утра все заданные на сегодня уроки, во-вторых, она прибрала свою комнату, в-третьих, помогала мыть посуду, в-четвертых,… чего бы еще «в-четвертых» придумать? Ну да ладно — для начала хватит! Остальное соображу по ходу разговора" — маленькая Лэя была, не по годам, смышленая и умела постоять за себя в словесных баталиях. Но все приготовления оказались напрасны. Мама сдалась, не затевая пререканий — видимо, зная характер девчушки, посчитала, что на этот раз будет легче просто отступиться.
— Ладно, но ты еще не умеешь хорошо плавать! Поэтому возьмешь с собой Хлюпа, — мама старалась подстраховать неугомонную дочурку.
— Зачем мне Хлюп?! Он же воды боится! — удивленно вскинула бровки Лэя, пытаясь в любой момент сорваться на бег во двор.
— Боится-то, боится. Только тебя он больше любит, чем воды боится! Так что, в критический момент полезет в воду. А лонки с рождения плавать умеют.
— Ну хорошо, с ним даже веселее! — Лэя уже топнула ножкой, чтобы слететь стрелой с крыльца, как мама остановила ее вопросом.
— Куда вы купаться пойдете?!
— На большой пруд!
— Нет, туда нельзя без взрослых! Там сильное течение и большая глубина. Идите лучше на ближний или к покосам. Там вода теплее!