Пол коридора был завален всевозможным строительным мусором и присыпан обрушавшейся штукатуркой, будто сахарной пудрой.
Тело моё больше не двигалось, я стоял под мерцающей лампой, тупо уставившись в глубь коридора. Мои глаза не сразу заметили, что я в этом месте не один. На другом конце коридора кто-то стоял так же неподвижно, глядя прямо на меня.
Это было ОНО! Само Зло стояло от меня метрах в пятнадцати.
«Вот и конец», — выплыла единственная мысль откуда-то из глубины. Но я не был ему нужен. Выродок смотрел на меня, даже говорил со мной, но не тронул… Он сыт такими, как я, по горло…
Но после этой встречи я потерял надежду на спасение. До этого я молил и свято верил в то, что, если существует материальное зло, значит, должно существовать и то, что ему противоположно.
Но видимо я ошибался. Света не хватает на все тёмные уголки Вселенной, и поэтому случается несправедливость.
Зло губит людей, и никто его не собирается останавливать, иначе бы уже давно попытались остановить. Я больше не верю в силы добра. Наверное, все мы заслужили эту кару, потому и погибаем.
Прощай, мой единственный друг, дневник…
Запись обрывалась на середине страницы. Эра пролистала остальные, но они были пусты. О причине этого догадаться было несложно. Девочка попыталась перечитать несколько последних строк, но не смогла. Ей помешали слезы. Эти несколько записей вызвали у неё целый ураган чувств, но особенно среди них выделялось раскаянье. «…я молился и свято верил в то, что, если существует материальное зло, значит, должно существовать и то, что ему противоположно». Странное чувство не покидало Эру, что эти слова были адресованы именно ей, пусть и сам Максим не знал об этом. А вдруг в её силах покончить с этим кошмаром? Но девочка только и делала, что упрямилась. Говорила, что не готова и даже не задумывалась о том, имеет ли она право быть неготовой, когда гибнут люди и возможно только ей дано это предотвратить. Максим ждал спасения, но никто не пришел на помощь. Ни Эра ли в этом виновата? Что, если бы она раньше взялась разгадывать эту тайну? Может быть, и людей пострадало меньше? Возможно, и малютка Сауле была бы сейчас жива? Эра, сжав кулаки, впилась ногтями в ладони и сильно закусила нижнюю губу. Она была зла на себя, хотелось сделать себе больно. «Нет, нельзя тратить время на раздумья и самобичевание», — решительно подумала девочка.
Из коридора донесся будто проснувшийся уже знакомый шум. Это больше не пугало… Эра без страха покинула свою комнату. Внутри пылал огонь, сердце упругими толчками билось в груди в такт решительным шагам. Слегка дрожащая рука потянулась к двери кладовки.
— Я готова, — сказала она вслух.
В тесную кладовую прокрался свет, и среди груды хлама Эра увидела то, что ожидала увидеть. Ту самую черную косу. Она стояла, неподвижно прислонившись к стене, ожидая свою хозяйку. Руки обхватили черенок. Ладони ощутили холод. Сила и обладатель слились воедино. Тело пронзили сотни электрических зарядов, девочка едва не валилась с ног. Сила лилась сплошным потоком, и девочка с усердием ловила её, словно заглатывала воздух на сильном ветру. В глазах вспыхнул золотой свет. Литая тяжесть с силой ударила в переносицу. Ноги обмякли, и девочку подхватила мощная волна и понесла вдаль по бесконечной реке.
Глава 7Танец кондора
С западной стороны, где вдали виднелись темные вершины гор, снова и снова набегал тёплый ветер, проносился волной по широкому полю, нагибая до земли высокие травы. Колыхал ветви одинокого миндального дерева. Посвистывал, пробираясь сквозняком через окна низенького домика, стоящего у оврага, и рассеивался в листве лесной полосы, что отделяла полудугой этот уголок от огромного мира. Мира, где ещё миллиарды полей, непроходимых лесов и одиноких лачужек, а также миллионы рек, сотни морей и десяток бескрайних океанов. Оранжевая полоса на горизонте стремительно угасала, и очертания гор на её фоне утопали в наплывающем мраке. С противоположной стороны от горизонта расползалась густая тьма, окрашивая фиалковое небесное полотно в ровный тёмно-фиолетовый цвет.
В окне маленького деревянного дома затрепетал золотой огонек, и на веранде появилась девочка-подросток в льняном платье синеватого оттенка. В левой руке она держала свечу, правой прикрывала пламя, чтобы его не погасил ветер. Отблески огня игриво отплясывали на её умиротворенном лице, мерцали в глади черных волос, и в больших глазах девочки подрагивали два отражения язычка пламени. Хрупкая фигурка прошла по веранде, зажигая висящие под потолком красные стеклянные фонарики один за другим. Всюду разлился мягкий алый свет. Пламя свечи нервно вздрогнуло и исчезло, повинуясь воле резкого дыхания, лишь кончик фитилька ещё противился и теплился оранжевой точкой, исторгая тонкой струёй пахучий дым. Постояв немного на веранде, девочка спустилась вниз по ступенькам и зашагала от своего дома по тропинке, ведущей в поле. На полпути она вдруг остановилась, едва не наступив на оливковую гадюку в шахматных пятнах, что пригрелась на плоском камне. Заметив девочку, гадюка скрутилась в упругое кольцо, подняла голову и угрожающе зашипела. «Вот глупая, — подумала девочка. — Знает же, что не опасна для человека, как и человек не опасен для змей, а всё равно скалится». Но змея и не собиралась нападать и шипела скорее от досады, что её растревожили.
«Ничего, вот поймаю тебя, тут же успокоишься», — девочка потянула руку к гадюке, но та резко увернулась, сделала холостой выпад к запястью, брызнув ядом, и юркнула в зелень. Малютка звонко захохотала и без опаски вступила в траву, где мгновение назад мелькнул шахматный хвост. Однако змея девочку больше не интересовала, её ожидало более интересное зрелище. С каждым шагом тропинка сужалась, и вот босые ноги ступили в зеленое море растений, волнующееся от порывов теплого ветра. Тоненькая фигурка по пояс утонула в высокой поросли. Девочка пробиралась к одинокому миндальному дереву, чья могучая крона возвышалась над бушующими травами.
Большие черные глаза то и дело поднимались к небу. Девочка вглядывалась в фиолетовый сумрак, будто надеялась увидеть в нем что-то особенное. Где же они? Эти огромные птицы, чьи крылья похожи на длинные руки с растопыренными пальцами. Те, что словно пытаются обнять небо. Где эти птицы, чей вид столь ужасающ, а крик печален, как скрип оконных ставен на проржавелых петлях? Неужели в этот раз они не появятся и не будут кружить над головой? Нет, нет, они здесь!
Придерживая подол платья, девочка присела на землю у ствола дерева. Массивные ветви раскачивались на ветру, словно пытались заслонить небо от её взгляда. В вышине две крупные фигуры выписывали большой круг на фоне фиолетового сукна. Птицы парили над землей, расправив крылья во всю ширь, не часто взмахивали ими, отталкивались от воздуха и снова скользили в пространстве, замерев в неподвижной позе.
Уже далеко не в первый раз девочка наблюдала за этими небесными созданиями, но интерес ничуть не ослаб. Полёт этих птиц по-прежнему казался девочке ни с чем не сравнимым зрелищем. Одна из птиц, та, что была крупнее, встрепенулась в воздухе всем телом и начала снижаться. Она летела к земле, кружась, словно её нес вихрь, тоскливо кричала, зовя за собой своего друга. Вторая птица тоже рухнула в траву.
Девочка приподнялась на ноги, чтобы не выпускать пернатую пару из вида. Тело сковало оцепенение, страшно было даже вздохнуть — вдруг они улетят. Никогда раньше девочке не приходилось видеть этих птиц так близко. Они были всего в нескольких шагах от неё. Глаза малютки округлились, а губы сами собой растянулись в странной улыбке. Но в этот момент она ощущала не совсем радость. Её пронзило чувство жути вперемешку с восторгом. В лицо ударил жар, а вниз по телу пробежал холодок. Надо же, эти создания ужасны! Они отвратительны! Один их вид вызывает страх и головокружение.
В небе они казались плоскими черными тенями, и девочка думала, что вблизи эти создания выглядят как вороны, только они значительно больше, но теперь её представления были разрушены. В окрасе птиц хоть и преобладал черный цвет, однако он был контрастным, переливающимся многими оттенками. Вокруг шеи белели пушистые воротнички, и кайму крыльев тоже украшали белые перья, те, что невозможно было разглядеть издалека. Но больше всего впечатляли головы птиц — уродливые, лишенные перьев. Розоватая рябая кожа слишком сильно обтягивала череп, глаза — маленькие гранатово-красные. Птицы постоянно переглядывались, резко дергая головами, и щелкали своими крючковатыми клювами, словно разговаривали. Девочка не сразу заметила, что клюв той птицы, что была ближе к ней, украшен большим тёмно-красным мясистым гребнем. Странно то, что у другой особи такого приспособления не было. Поистине удивительным казалось то, настолько уродливые создания могут быть привлекательными. Более того, очарование этими птицами стало более глубоким, чем было до того, как они спустились на землю. Впечатление было настолько сильным, что девочка забыла о собственном существовании и была словно под гипнозом.
Птица с гребнем на клюве вела себя чудаковато, металась вокруг другой птицы, не сводя с неё глаз. Юлила и суетливо подпрыгивала на месте, слегка расправив крылья. Казалось, будто обладатель багрового гребня пытается заставить уважать себя, проявляя театральную агрессию. Другая птица принимала правила этой игры: втягивала шею, похлопывала свои бока крыльями и громко шипела. «Вот дурные! Что это они делают?» — девочка сделала осторожный шаг вперед, желая, если не поучаствовать, то хотя бы быть ближе к столь необычному явлению, убедиться что эти создания не мираж. Раньше, когда она наблюдала черных птиц в небе, они казались роднее облакам, линии горизонта, вспышкам молний — тем вещам, которые можно видеть, но нельзя достать. Увидеть диковинных тварей вблизи было таким же волшебством для малютки, как если бы удалось оторвать кусочек непроглядной тьмы и вылепить из него что-то материальное. Ещё один маленький шажок. «Прикоснуться бы к ним, убедиться, что они из плоти и крови…» Одна из птиц, та, что была меньше, внезапно издала кор