Даю ему всласть поглумиться над ней, то приближаясь, то отдаляясь под адские вопли эльфов и демонов, застывших в смертельном испуге.
Пока вдруг не вижу, как ее взгляд застывает на мне… и…она начинает понимать, что происходит. И делает первый шаг по мосту, второй. Не обращая внимание на беснующееся животное, на его раскаленное жало, оставляющее следы на ее коже.
Мне становится неинтересно, и я заставляю тварь исчезнуть в пучине и уснуть на ее дне пока мы не перейдем переправу.
Пленные несмело тянутся за Лиат. Ступают на мост, оглядываясь по сторонам. Идут следом.
Скоро сделаем привал. У Черной змеиной горы, которую охраняют Горгоны…
Я дернул цепь, и пленница упала на колени, проползла по ледяному песку и снова встала. Окровавленная, жалкая именно такая какой я и хотел ее видеть.
Пришпорил коня и поравнялся с ней.
— Сегодня ты не умрешь, принцесса…
Намотал цепь на запястье и заставил ее идти рядом с моим конем. Как собаку.
— А когда да?
— Когда мне наскучит с тобой играть или когда твой отец выкупит тебя…это будет означать, что Мендемай ему больше не принадлежит. Как думаешь — твой отец обменяет тебя на свой трон и свою корону?
— Нет!
— Значит он смирится с тем, что его дочь станет подстилкой беглого раба?
— Мой отец прежде всего правитель. И все подданные — его дети. Обо мне он подумает в последнюю очередь.
— Да? Значит хочешь сказать, что я просчитался и с тобой он поступит так же как и с чужими детьми — отдаст на потеху, позволит насиловать, пытать, клеймить?
— Возможно!
— Тогда я не завидую тебе.
— А я тебе!
Вздернула подбородок и нагло посмотрела мне в глаза.
— Зачем все это, если, даже поработив меня, ты не добьешься своих целей?
— Ошибаешься! Я всегда добиваюсь своих целей! И либо твой отец согласится на обмен, либо я насажу его голову на свой меч и буду играть ею в мяч!
— Или он насадит твою.
— И это не исключено. Но я попытаюсь. Ради этого я живу и сражаюсь за свободу!
— Что тебе до моего отца? Что он сделал тебе? Почему ты так его ненавидишь? Это…это ведь что-то личное?
И я вдруг понял, что хочу сделать ей еще больнее, хочу вонзить кинжал правды в ее сердце.
— Когда-то у одного демона огня был друг-инкуб…когда-то они вместе отвоевывали свободу и земли для бастарда. Пока демон не встретил ангела с ослепительно белыми волосами и не сделал ее своей любовницей… а потом Верховный демон попал в плен к эльфам и все остальные посчитали его мертвым. Женщина с белыми волосами умирала от горя, ее детей вывезли и убили в мире смертных… а друг Верховного демона спас ее от смерти. Они поженились. И у нее родился сын…А потом Верховный демон вернулся из плена и казнил своего друга. Он отрезал ему голову. Не разбираясь. Сына продал в рабство… и зажил припеваючи вместе с женщиной с белыми волосами. Ее он простил. И через время она родила ему дочь.
По мере того, как я говорил, она бледнела, она мертвела и ее взгляд наполнялся отчаяньем и непониманием.
— Так вот сын этой женщины перед тобой… А кто ее дочь? Я думаю, ты уже догадалась сама!
Глава 5.1
Глава 5.1. Лиат
«Неправда. Он лжёт. ОН ЛЖЁТ!»
Пальцы сами тянутся к запястью, покрытому кандалами, к самому краю, где заканчивается хрусталь.
«Конечно, он лжёт. Он же чёртов инкуб. Демон пустоты. Пустоты, наполненной ложью».
Ногти впиваются в кожу, счёсывая её. Слишком слабо. Надо сильнее. Так, чтобы до крови. Нет. ДО мяса.
«Всё, что он говорил мне. Всё, что он показывал мне. Всё, что делал со мной. Всё — ложь. Ты же уже убедилась в этом, Лиат!».
Яростнее. Крови мало. Слишком мало. Надо до мяса. Вогнать в собственную плоть ту грязь, что на руках, что под ногтями. Потому что, если это правда….если хотя бы часть из того, что он сказал, правда, то ты и так уже грязная.
«Да, ты убедилась. Стоя в самом дальнем углу одной из множества пещер Змеиной горы, босая и в изодранной тяжёлым путём одежде с руками, закованными в кандалы…лишь потому что чуть ранее посмела поверить ему…демоны…поверить ему безоговорочно. Разве ты не убедилась ещё, что вся суть его-ложь. Обман. Сплошной обман. Его речи, его история, его чувства…его обещания, данные там, высоко на небе, куда ты ещё никогда не поднималась, и откуда ещё никогда не падала на самое дно».
Оглянуться, сквозь марево заторможенного сознания пытаясь понять, как оказалась я здесь. Как прошла весь этот проклятый путь от переправы до Змеиной горы. Я не помнила ничего. Словно его слова…те самые слова, брошенные мне у моста, стёрли последующие часы моей жизни. Как я удержалась на ногах? Как вообще смогла дойти сюда? Почему не отступила назад? К мосту? К пучине, где всё ещё ждало чудище?
Потому что не поверила! Не до конца? Несмотря на ярость, охватывавшую лицо инкуба с каждым следующим словом…не смогла поверить. Потому что это было бы слишком даже для него!
И в голове оглушительным хохотом издевательское: «Как будто ты знаешь, КАКОЙ на самом деле этот инкуб?! Что вообще о нём ты знаешь? Зовут ли его на самом деле Арис? Твоего предателя? Твоего любовника? Твоего брата?»
Нет! Нееееееет! Он не может быть одной со мной крови…не мог появиться из одной со мной утробы! Пальцы всё злее впиваются в плоть, теперь уже другой руку. Давай, Лиат, так нужно. Причинить себе боль. Любую физическую, чтобы не сдохнуть от той, что вилась вьюгой внутри. Раздери свои руки до самого мяса, ороси эту проклятую землю своей высокородной кровью, пусть все видят, насколько грязной, насколько испорченной она может быть!
Как он мог? Зная, что я его…Как, цербер его раздери, он мог?! Как же неистова его ненависть к матери? Ко мне? За что ко мне?
«За то, что ты — ЕГО дочь! Дочь убийцы его отца…а ещё — дочь его матери. И тут же горьким воспоминанием:
«— А твоя мать?
— Она была шлюхой!
Отстранённо. Быстро. А я окаменела, не зная, что сказать. В нашем мире очень скоро самые добродетельные демоницы становились развратными женщинами, наставлявшими рога своим мужьям, пока те находились в походах. Впрочем, для маленького мальчика эта неприглядная сторона матери могла оказаться самым настоящим потрясением. Как часто я ловила себя на мысли, что благодарна, да, именно благодарна своим родителям за ту любовь и верность друг другу, которую наблюдала между ними.
— Была?
— Она тоже умерла, когда я был ребенком.
Зажмурилась, всё же не сдержав слёз. Мой любимый. Сколько всего ему пришлось пережить, будучи совсем еще маленьким…»
Но в таком случае, когда он обманывал? Тогда? Или же сейчас? И нет, нетнетнет! Не думать, гнать мысли о том, что ложью являлись его прежние слова. Легенда, которую он придумал, чтобы приблизиться ко мне. Дьявол…приблизиться и осквернить собственную сестру? Успокоиться. Необходимо успокоиться. Потому что он ведь не считал никогда тебя своей сестрой, иначе убил бы. У него были сотни возможностей сделать это. Но неееет… ему мало бы кинуть мою голову под ноги своей…чёёёёрт…нашей матери и Ашу. Ему надо было уничтожить меня! Самым верным способом, которым только можно уничтожить, растоптать в грязи женщину.
«И ты ведь поверила…твои генералы, твой лучший друг предупреждали тебя не верить ему, а ты…ну какая же ты дура! Какая же ты идиотка, Лиат! Грязная, никчёмная идиотка! Или же ты всё-таки попалась сейчас? Что если…
Но никаких если! Лева рука ускоряется, всё сильнее, еще злее потрошит запястье правой, пока сознание подкидывает концовку того диалога. А на что ты надеялась, дурочка? Неееет…тогда он не лгал. Как не обманывал и пару часов назад.
«— К сожалению, она умерла только для меня.
— Для тебя?
…
— Да. Она жива. Где-то.
— Тебя похитили у неё? Она потеряла тебя?
И снова тихий смех, полный ярости…полный ненависти, такой ледяной, что я прижалась к нему сильнее, чтобы согреться…пока не поняла, что этот холод шёл от его кожи.
— Нет. Она оставила меня, а сама ушла с другим мужчиной. С тем, кто сделал меня рабом. Она продала меня за сытую и спокойную жизнь с убийцей моего отца.
— Арис…
— А знаешь, я был неправ, называя её шлюхой. Шлюхи ведь продают собственное тело, чтобы прокормить своих детей. А как назвать ту, которая продала своего ребенка, чтобы сохранить свое тело?
…
— Как, Лиат?
Смотрит в глаза напряжённо, и во взгляде та самая ненависть изморозью, уродливыми узорами жажды мести и ярости.
Качаю головой, неспособная произнести ни слова, сжавшаяся невольно, потому что показалось…почему-то показалось, что там, в этом инее узоров сплелись буквы моего имени.
А он ошарашенно провёл пальцами по моей щеке, стирая слёзы, и прижался поцелуем к моим губам.
— Когда-нибудь она сама ответит мне на этот вопрос. Когда-нибудь она даст мне ответ, стоя на коленях и размазывая кровавые слёзы по лицу.
— Я знаю, любимый.
И теперь уже прижаться к его губам самой, чтобы выдрать, нагло выдрать из них хотя бы часть той боли, что сейчас разъедала его самого. Пусть отдаст её мне всю. Эту тварь, что подтачивала его изнутри все эти годы. День за днем. Час за часом. Хотя бы на мгновение освободить его от нее, чтобы мог вздохнуть полной грудью.
— Я верю в это.
А он ухмыльнулся отрешённо, отводя взгляд. Чтобы через секунду перевернуться со мной на руках, подминая под себя и набрасываясь голодным, обозлённым зверем. Он никогда не любил меня вот так…Ни до, ни после этого разговора. Отчаянно. Зло. Так, будто ему доставляло боль каждое прикосновение. Но он жадно шёл за этой болью, ведя за собой к ней и меня. А мне впервые захотелось в неё окунуться. С ним. А лучше вместо него…»
Наивная…такая глупая, наивная! Окуналась? О, ты окуналась в это дерьмо полностью. С головой! Теперь жри эту боль! Не смей на неё жаловаться, дрянь! Принцесса Мендемая!