Сперва нас со сменщиками оштрафовали на работе за то, что мы взяли одноразовые стаканчики в кафе, где работали. В тот вечер проводилась дезинфекция, и уйти после смены было нельзя, потому что кто-то должен был закрыть кафе. Мы вытащили наружу стол и стулья, налили себе по любимому напитку в эти гребаные стаканчики и начали смешно позировать: просто хотели поддержать веселую атмосферу, будто не ненавидим эту работу, а менеджер Ким наш прикол совсем не поняла, разозлилась и решила наказать. Вот вам и хи-хи ха-ха.
Затем мы с Хаюн устроили самый настоящий бунт, потому что нас достала утренняя смена. У нас у всех работы было достаточно, но утренники как-то слишком много о себе возомнили. Если они не принимают участия во второстепенной работе (собирать коробочки для десертов, пополнять запасы чая, молока, да чего угодно в целом или носить посуду), то мы тоже. В то утро менеджер Ким устроила мне вынос мозга с самого утра, потому что мы с Хаюн подвели команду. Я так не считал, и мы поругались.
Еще какой-то мужик нассал мне прямо в окно – не самое приятное зрелище. Очень обидно, что я не успел его догнать и дать по морде.
Потом к нам пришел сальный дед, который начал флиртовать с Хаюн, называя ее хорошенькой и сочной. Стоял у витрины, пялился то на нее, то на меня и отпускал тупые шутки. Выгнать его было нельзя: он что-то заказал.
После него были какие-то алкоголики, которые притащили свое бухло. Они пришли прямо за часа два до закрытия и устроили целое застолье. В тот день я еще обучал стажерку и был таким уставшим, что вообще не понимал, как с этим дерьмом разбираться. Благо выгнать их оказалось не так сложно, но осадок, конечно, остался.
Но вот самое отвратительное случилось, когда я возвращался домой. Какой-то идиот чуть не сбил меня – врезался в бок так, что я упал. Еще чуть-чуть – и точно бы задавил! Лишь каким-то чудом я смог избежать даже синяков, не иначе. Мы тогда жутко начали орать друг на друга, после чего он всунул мне деньги в руки, чтобы я не писал на него заяву, и уехал.
И такого говна было слишком много в моей жизни.
Мне сложно просыпаться по утрам.
Нужно как минимум шесть будильников, звенящих через каждые пять-десять минут, чтобы меня разбудить. Жил я один, а потому не мог никого попросить, чтобы меня растолкали. Вот оно – главное упущение в самостоятельной взрослой жизни, если не считать оплату жилья, продуктов и налоги. В детстве было круче.
Мелодия – сигнал тревоги.
Телефон валялся на полу. Я специально задвинул его под кровать, чтобы было сложнее достать. Это должно заставить меня расшевелиться, встать пораньше и не идти на смену голодным, потным и все еще сонным. В общем, невероятно гениальный план, как мне казалось.
Вот только, приоткрыв один глаз, я увидел нечто с костяными рогами. Тяжеловесная туша сидела на уровне моего лица и безотрывно пялилась на меня. Хорошо, что я не хотел в туалет, – иначе бы обоссался на месте.
Первой моей мыслью было, что я словил сонный паралич.
Такое уже случалось. Не часто, но да. Однажды мне привиделось, что мать стоит в дверях моей комнаты с корзинкой для ниток и иголок. Помню, я тогда вяло подумал: «Зачем ты смотришь на меня?» – а потом и вовсе провалился в сон. Но это… Тут я точно не спал. Мог шевелиться, сглатывать, и стук сердца отдавался в ушах.
Мне хотелось убежать, но меня будто придавило к кровати. Я попытался закричать, но не смог открыть рот.
Существо продолжало смотреть на меня бездонными глазами, не шевелясь, не моргая, не делая ровным счетом ничего. Единственное, что отличало его от манекена или большой игрушки, – тяжелое, размеренное дыхание.
Отбросив предположение о сонном параличе, я пришел к выводу, что это грабитель. Все-таки я жил в полуподвальной квартире, забраться ко мне не так сложно. Какой-то извращенец просто решил подшутить или воплотить свои странные влажные фантазии, не иначе.
Я осторожно, очень плавно и на трясущихся руках сел. Он – не двигался. Липкая капля пота скатилась вдоль моего позвоночника, сбежала через копчик прямо в трусы. Самое последнее, чего я бы хотел, – это оказаться голым перед грабителем. Подмышки тоже взмокли. Я напоминал себе трусливого щенка.
С минуту, наверное, мы просто смотрели друг на друга, а потом я, проглотив весь свой внутренний ужас, накинулся на него, что-то неразборчиво крича.
Кто бы это ни был, он не оказывал никакого сопротивления. Позволил мне вцепиться в рога, повиснуть на них и даже впиться в свою морду – я пытался снять с него эту сраную маску. Ничего, разумеется, не вышло. Я откатился назад и, переводя дыхание, пялился на него с немым страхом. Едва ли грабитель приклеит к себе череп антилопы, да и в глазницах самая настоящая пустота – я успел засунуть туда пальцы в жалкой попытке его ослепить.
Существо поднялось. Высокое – первое, о чем я подумал, задирая голову.
– Ты кто? – выдохнул я, отползая к стене. – Или что?
В ответ – тишина.
Оно лениво повертело своей башкой и, погладив рога когтистой лапищей, присело на мою кровать. Будильник в очередной раз зазвенел. Я подумал, что просто сошел с ума.
Все, что я успел сделать дома, – это вытащить телефон из-под кровати, схватить первую попавшуюся одежду, мешок с формой и выбежать наружу. В попытке унять дрожь я закурил, практически не обращая внимания на дрянной вкус жижи. Переодеваться пришлось прямо на улице. Потом бездумно стоял какое-то время, привалившись спиной к стене, и смотрел на серые тучи, плывущие в небе. Вместо мыслей в голове был только образ пустых черных глазниц.
Выругавшись, я двинулся в сторону остановки, заправляя футболку в штаны, но стоило мне до нее дойти, как это нечто вновь оказалось рядом. Готов поклясться, что чуть не сдох от неожиданности. Оно телепортировалось ко мне, точно питомец из «Майнкрафта». Сам я атеист, но в ту секунду готов был уверовать в кого угодно, лишь бы меня спасли.
Люди странно на меня косились, но очевидно, что рогатого не замечали. Значит, не грабитель. И не сонный паралич. Ясно, я сошел с ума. Мне двадцать четыре, примерно в это же время часто диагностируют шизофрению, да?
Стараясь игнорировать жуткого компаньона, я зашел в автобус, доехал до станции и добрался до кафе, где работал. Я не мог думать ни о чем другом, кроме странной фигуры, шествующей рядом.
Но мир вокруг не изменился. Все проходило примерно так же, как и всегда. Я помахал утренней смене, проследовал в узкую раздевалку, где было не развернуться. Ушел с формой в туалет, где, сидя на унитазе, гуглил хоть что-то, отдаленно напоминавшее этого монстра. Гугл же выдавал только персонажей аниме и манги. Бесполезный!
Я переключился на симптомы шизофрении, когда услышал голос менеджера Ким за дверью:
– Где Джихо, он еще не вышел?
Пришлось оставить эту идею на потом. Быстро переодевшись и натянув на голову красную кепку с логотипом кафе, я вновь притворился, что все нормально. Очень не хотелось оставаться одному.
На линию я вышел помятый и потный. Менеджер Ким сделала мне замечание, но я пропустил ее слова мимо ушей. Какое мне дело до рабочей футболки, когда утром я встретил это?!
Помыл руки, попил воды, поставил телефон на чью-то зарядку, торчащую из-под «хлебки» – витрины с выпечкой. Болтал с коллегами, принимал заказы, шутил, улыбался, наливал кофе, накладывал еду, тыкал уголком карточки по сенсорному экрану кассы. Все, как и всегда, если не считать темную тень, за которой я следил краешком глаза.
– Ты чет нервный, – обратилась ко мне девушка с утренней смены. – Все в порядке?
– А-ага. – Я кивнул. – Встанешь за кассу? Хочу на линию пойти.
– Без проблем. – Она пожала плечами и поставила ногу на табуретку-стремянку. – Там посуды много на мойке, принеси ребятам, хорошо?
– Конечно.
На мойке работали две эмигрантки из, кажется, Узбекистана? Что-то такое. Компания любила экономить на сотрудниках, а они готовы вкалывать без выходных каждый день по двенадцать и более часов. Чудесная трудовая политика, мигранты из США или Японии учинили бы скандал. Я бы на их месте тоже, но у меня хотя бы имелись выходные. Ставка у нас, правда, одинаковая.
По-корейски говорила только одна. Мы звали ее Дауль, потому что ее родное имя выговорить и запомнить было чересчур сложно. Все, что я мог бы о ней сказать: болтливая, игривая и такая же, как и мы.
Завидев меня, она сразу улыбнулась. Мы хорошо ладили, потому что работали вместе в вечернюю смену и сразу нашли общий язык.
– Джихо-хон![3] – Дауль приветливо стукнула меня по плечу. – Ты пришел!
Мойка была небольшой. В ней умещалась сама железная раковина, сбоку – сушилка, та еще громоздкая машина; небольшой железный столик, куда мы ставили грязную посуду, и стеллаж под потолок с чистой посудой. Даже для двоих тут было тесновато, что уж говорить о троих. Подруга Дауль мне только кивнула и продолжила мыть посуду.
– Я не принцесса, – улыбнулся я и скорчил гримасу. – Я за тарелками и гастрами[4].
Она пропустила меня к стеллажу, где уже громоздилась куча всего. Все ждали меня – единственного на данный момент парня в женском коллективе, на которого скинули всю работу грузчика. После такого и в качалку не надо. Каждая гастра, что больше маленькой, весит невесть сколько. Я таскал их сразу штуки по три-четыре, складывая туда тарелки. Когда-нибудь у меня обязательно вылезет грыжа.
Первым сигналом, говорящим о том, что у меня не шизофрения, стал небольшой инцидент на линии. Ким Хеджин оставила свою карточку, по которой мы залезали в кипер, на витрине. Разумеется, я этого вообще сперва не заметил – был занят тем, что обслуживал гостя, накладывая ему лапшу. Когда уже отправил заказ дальше, на поднос, оставив разбираться с гостем кассира, услышал ее недовольное бурчание.
– Не могу эту херню найти, – злилась Ким Хеджин, приподнимая весы и заглядывая под них. – Зеленая, блин, я там маркером на ней еще рисовала фигню всякую.