ым нечего показать. Вы все увидите сами.
Лейтенант замолчал, обводя строй глазами. Заключенные должны понять, что сейчас он скажет самое главное.
— После этого вас по одному станут приглашать к начальнику блока. Все, кто напишет заявление с просьбой зачислить его в специальный отряд по наведению порядка при фельджандармерии, будет немедленно отправлен к месту дислокации. Уже завтра выдадут чистое нательное белье, мундир, ботинки, пилотку. Обмундированием и питанием будут обеспечивать наравне с германскими военнослужащими. Вы будете получать денежное довольствие.
Клюк смотрел на заключенных и с удовлетворением отмечал заинтересованные взгляды. Сегодня он был в ударе.
— И последнее. Вам не придется выступать против бросившей вас на произвол судьбы советской власти с оружием в руках.
Теперь уже практически все внимательно смотрели на лейтенанта, ожидая продолжения.
— С ней германская армия справится без вашего участия, господа. Отряд не будет направлен на фронт. Его задача — охрана объектов и коммуникаций. Вы будете поддерживать порядок, защищать население от бандитов. Вы будете помогать строить цивилизованное государство! Вопросы?
— А тех, кто не согласится — расстреляют?
Худощавый паренек, волосы черные как смоль, прядь седая.
У лейтенанта мелькнула мысль, что он видел где-то его. А глаза светлые, ненависть спрятали. Гаденыш! Врезать бы сейчас тебе в рыло, так чтобы с копыт сверзился! Да нельзя, все дело испортишь.
— Зачем? — голос спокоен и даже немного доброжелателен. — Мы никого не заставляем. Нам нужны только умные люди. Кто не согласится — останется здесь, но в следующий раз мы уже не приедем.
II
Время пролетело незаметно. После памятного нападения на немецкий взвод, Каранелли, Данилов и Лемешев почти неделю просидели на базе. Но нет худа без добра, удалось провести работы, которые раньше откладывались. Отрыли еще две землянки, одна небольшая — под склад оружия, а другая уже планировалась как зимняя — с местом под печку. Навес для лошадей сделали, дров запасли. Война — это не только стрельба. В большей мере это скучная работа по ведению хозяйства.
Снайперскую винтовку Луи разве что не облизывал. Даже пару раз спать с ней ложился. Разбирался на пару с Олегом, который, как выяснилось, в снайперской работе понимал неплохо. Как и во всем, что касалось военного дела.
— Тут, Артист, самое главное даже не в винтовке, — взялся как-то за объяснение современного искусства стрельбы Лемешев, — самое главное — это патрон.
Каранелли смеялся так весело, что даже занятый приготовлением завтрака Данилов отошел от костра узнать, в чем же дело.
— Сокол, ты это мне говоришь? — Луи никак не мог остановить смех. — Мне, снайперу с полуторавековым опытом? А знаешь ли ты, что… что мне патроны делали ювелиры?
— Какие ювелиры? — Лемешев растерянно улыбался, но смех Луи потихоньку захватывал и его.
— Лучшие! Поставлявшие украшения ко двору его императорского величества Наполеона Бонапарта!
— Правда, что ли? — Данилов удивленно смотрел на Каранелли.
— А как ты хотел? На аустерлицком поле дистанция стрельбы восемьсот шагов. У Фридланда девятьсот пятьдесят. Как стрелять, если бы патроны подмастерья делали?
— Нет, — Олег покачал головой, — как мне учить тебя стрельбе из современной винтовки, если ты на девятьсот пятьдесят шагов из кремниевого ружья стрелял? Это же метров семьсот примерно будет!
— Около того, — отозвался Каранелли, — только ружье у меня было не кремниевое, а капсульное, наподобие этого. Здесь, правда, заряжается посподручнее.
В подтверждение своих слов Луи щелкнул затвором и продолжил:
— Так что скажи, я правильно понял — эти полсотни патронов с золотым ободком, они для снайперской винтовки?
— Все верно. Пятьдесят патронов — стандартный боекомплект на одного немецкого солдата. А что, командир, у нас сегодня день оружия?
— Только с утра. А после обеда опять рукопашным боем займемся.
Данилов невольно поморщился. На следующий день после того случая, когда Каранелли голыми руками убил немецкого солдата, Лемешев начал допытываться — как это удалось? Луи тогда ответил, что в точку на шее фрица попал, но дело все не только в этом, а в умении пользоваться слабостями человеческого тела. А для этого нужно изучать специальную систему борьбы без оружия — джиу-джитсу. И еще кое-что. Олег возразил — «кое-что» он уже учил. У очень хороших специалистов. Так вот, они-то и сказали, что джиу-джитсу — это просто цирк, а не серьезная борьба. Луи чуть улыбнулся, словно чему-то своему, и предложил Лемешеву показать, что же все-таки он умеет.
Схватка продолжалась не более минуты, и Лемешев произвел отличное впечатление. Дергая за одежду, он четко подставлял ноги противнику, бросая того на землю. А когда Олег, уперев стопу в живот Луи, резко упал на спину, перебрасывая того через себя, Данилов даже зааплодировал.
— Ну и как? Понял?
Лемешев прятал довольную улыбку, но она все равно лезла наружу.
— Понял! Для Князя вполне сойдет.
— А для тебя?
— Я мог убить тебя не раз.
— Ты серьезно? — Олег встревожился не на шутку, он уже привык, что Каранелли слов на ветер не бросает.
— Да полно тебе! — Данилов решил вступиться за Лемешева, приемы которого ему очень понравились.
— Это хорошо, милый друг, что ты не остался безучастным.
Каранелли широко улыбался.
— Тогда попробуем еще раз. Ваша задача просто свалить меня с ног. Если это удастся — вы победили. Сами можете падать, пока не надоест. Приемы можете применять любые, хоть бревном по спине. Готовы?
Все закончилось быстро. Грохнувшись несколько раз, получив болезненные тычки по ребрам, Данилов в заключение поймал мощный удар ногой в плечо. Поднялся он с твердой уверенностью, что в настоящем бою Каранелли попал бы в голову. И тогда ему не встать.
Рядом, можно сказать, висел на молодой березе Лемешев, согнутый в три погибели. Его рвало.
— Про фрицев… э-э-э… товарищи, ничего сказать не могу. Не знаю, кто и как их готовит. Но среднего улана русской армии уложить сможете. Кавалергарда вряд ли, а улана запросто. Вдвоем. Когда он после ведра шампанского.
С того дня по полтора часа в день Данилов и Лемешев под руководством Каранелли старательно мутузили друг друга, оставляя синяки. И, конечно, много времени уходило на изучение оружия, где в роли наставника выступал Лемешев.
Данилов вполне прилично освоил пулемет, научился мгновенно перезаряжать ленты, а во время стрельб на глухом болоте, так лихо разметывал пирамидки из шишек, что Каранелли покачал головой и, пряча в глазах искорки смеха, задумчиво проговорил:
— Хорошо, Князь, что под Бородино в твоем эскадроне немецких пулеметов не оказалось. Не видать бы нам тогда Москвы!
— А вам, французам, что Москва, что не Москва — все одно войну в Париже заканчивать!
Олег отчетливо хмыкнул и, широко улыбаясь, уставился на Луи.
— Так! Вдвоем на одного?! Ох, и накостыляю я вам сегодня!
Николай ласково похлопывал по патронной коробке.
— Ты бы поосторожнее, генерал, в атаку шел! Теперь у меня в эскадроне есть ручные пулеметы.
И веселый смех дружно зазвучал над болотом.
Пристрелять винтовку в лесу оказалось делом сложным — деревья и кусты закрывали видимость. Максимум, что удавалось — это посбивать шишки метров на двести. Но Каранелли этого было мало. Как-то сидя с утра над картой, он спросил у Лемешева:
— А что это за линия такая пестрая?
— Где? — присаживаясь рядом, спросил Олег.
— Да, вот! Вдоль магистрали идет.
— А! Это железная дорога.
Луи смотрел молча и вопросительно.
— Поезда там ходят, паровозы!
Каранелли перевел взгляд на Николая — может, он чего-нибудь знает о паровозах?
— Ах, черт! Моя промашка, — досадливо сказал Лемешев. Он как-то упустил паровозы. Про самолеты, машины, танки, электричество рассказал. Про телеграфы, телефоны, радио — тоже. Про оружие — так вообще каждый день. Даже про фотографию и кино. А вот паровозы, трамваи совсем упустил. И пароходы, подводные лодки — ну, да это ладно. А про катера надо! Днепр-то он вот, рядом!
Рассказ занял минут десять. Потом, как обычно, посыпались вопросы.
— Сколько же может везти твой паровоз?
— Тонн триста, примерно.
— Вот это да!
Данилов не скрывал восхищения. Прикинув в уме, он с гордостью добавил:
— Это же тысяча подвод!
— Вот именно, — задумчиво проговорил Каранелли. — А скажи-ка мне, Князь, пропустил бы твой подполковник Давыдов обоз в тысячу подвод?
— Давыдов? — усмехнулся Николай. — Ну, этот вряд ли. Разве что б его дивизия охраняла.
— А здесь вся тысяча подвод метров на триста умещается. Представляешь, если эшелон с рельс свалится?
Каранелли не испытывал никаких проблем с применением слов, которые совсем недавно услышал. Лемешев только покачивал головой.
— Ну ты, Артист, и… артист! Пять минут назад услышал, что такое паровоз, а уже думаешь, как его с рельс свалить.
— Так он же фашистский.
— Да я не про это. Про уверенность твою, что любого противника можно победить.
— А разве не так? Нужно только найти слабые его стороны.
— Так, конечно, только скажи мне — ты когда-нибудь чего-нибудь боялся?
— О! Еще как! Жутко боялся, что отец узнает, что я разговаривал на улице с соседом, Наполеоном Бонапартом.
— Почему?
— Мой отец был священником, а Наполеон первым еретиком в округе.
Каранелли улыбнулся, но перед глазами всплыл страшный огненный шар под деревом, что стояло полтора века назад в поле недалеко от его дома.
— Грозы боялся. В детстве.
— Ясно. Хорошо, если не возражаешь, то расскажи, пожалуйста, как ты намерен лишить противника «тысячи подвод»?
— Подумать надо. Например, разобрать рельсы. Поезд же он быстро едет?
— Да, достаточно.
— Тогда он должен перевернуться, когда рельсы кончатся.
— На паровозе увидят, что рельсов нет, остановятся и отремонтируют путь.