Шаг
Вот уверен, что у этой дамы навыков нет, у неё даже Системного статуса нет, а чуйка — ого-го! Несмотря на мою Невидимость, умудрилась что-то почувствовать. Если это у неё врожденная интуиция так работает, то почему она «в люди» не выбилась?
А по внешнему виду второй этаж разительно отличался от первого. Видимо, не зря здесь такой грозный фэйс-контроль на входе. На полу лакированный дубовый паркет, оштукатуренные стены выкрашены в нежно-фисташковый цвет. Над потолком, освещая всё пространство ярким светом, висят золочёные светильники в стиле позднего барокко. По центру коридора немного выступают мраморные перила лестницы. Да, и правда отдельный вход, только для избранных.
В кабинеты ведут массивные дубовые двери с замысловатыми ручками и вычурными петлями и, как вишенка на торте, на стенах висят картины в массивных резных рамах с пейзажами дикой природы. Не думаю, что на этот этаж был вход для обычных, рядовых рабочих. А если кто-то из простых людей сюда и заходил, то богатство отделки выступало как мощный моральный пресс, раскатывая по полу незадачливого работягу.
Канцелярист подошёл к первой двери, по центру которой висела позолоченная цифра три, ухватился рукой за ручку и уверенно дёрнул дверь на себя. Я же, не отставая от него ни на шаг, проскользнул внутрь. Внушительных размеров кабинет, обустроенный в богатом, пафосном стиле, как и весь второй этаж.
Внутри кабинета находились четыре стола, за тремя из них сидели стройные девушки, прямо как на подбор: блондинка, брюнетка и рыжая. Кажется, кто-то собирал коллекцию, а не штат себе набирал. Все они сидели за столами, уткнувшись в мониторы, и строчили по клавиатурам, как из пулемёта, успевая при этом перекладывать бумажки из стопки в стопку.
При этом обстановка была какой-то гнетущей: почти абсолютная тишина, только приглушённое клацанье клавиатур и лёгкое шуршание передвигаемых бумаг, ни музыки, ни разговоров, словно в ожидании взрыва. От входа к противоположной стене мимо столов была раскатана красная ковровая дорожка, она заканчивалась возле противоположной стены, где находилась ещё более массивная дверь. По её центру висела табличка бордового цвета с надписью золотыми буквами « Директор департамента». И хрен его знает, что там у них за департамент, но картинка внушает. Складывалось впечатление, что все находящиеся здесь сотрудники, затаив дыхание, ждут очередного «взрыва».
Клерк, ни на секунду не выпуская из рук свою потяжелевшую папку, снял с себя пальто мышиного цвета, повесил его на стоящую в углу вешалку. Отряхнулся, взглянул на коллег, собираясь с духом.
Блондинка на несколько мгновений оторвала глаза от монитора, окинула взглядом застывшего у вешалки мужичка, тот замер в нерешительности, словно выжидая какой-то команды. Девушка указующе кивнула головой в сторону двери и тихим, на грани слышимости голосом сказала: — Он ждёт. И снова уткнулась в свой монитор.
Канцелярист прижал к себе покрепче папку, словно перед прыжком с парашютом с километровой высоты, резко выдохнул и немного неуклюже зашагал по красной дорожке к двери Директора. Три нерешительных удара кулаком в створку — и он словно растворился внутри кабинета. Ну уж нет, ты от меня так просто не уйдёшь!
Шаг
Большой просторный кабинет. Огромный лакированный стол, что не стыдно было бы поставить даже в Зимнем дворце, за ним величаво стоит солидное шикарное кожаное кресло. Широченная приставная столешница для совещаний. Массивная мраморная пепельница, внутри которой дымится окурок какой-то навороченной, судя по запаху дыма, сигареты. В общем, монументальное подавляющее величие во всей его красоте. А в кресле сидит типичный колобок, с огромным пузом и заплывшими жиром глазами. Военная форма с крупными звёздами на погонах. Рядом с пепельницей лежит офицерская фуражка с золотистой кокардой.
— Иванов! — неожиданно зычно гаркнул из кресла колобок. — Где тебя черти носят⁈ С меня уже Попков доклад требует о происшествии в районной больнице. А вы всё никак и ничто.
— Товарищ майор, разрешите подать рапорт о произошедшем в больничном лагере и доложить общую обстановку, — бледный, как больничная стенка, выдавил из себя Иванов. — А по поводу чертей Вам уже доложили, что ли?
— Давай рапорт сюда, живо!
Мужичок на полусогнутых кинулся к начальнику, трясущимися пальцами развязал тесёмки на папке и шустро выудил из неё три листа, полностью исписанных аккуратным убористым почерком.
— Рассказывай вкратце, — приказным тоном скомандовал колобок, а сам углубился в документ.
Рассказ трясущегося, как осиновый лист на ветру, Иванова по происшествию в Усмани меня волновал слабо, но и уйти из кабинета я не мог, так как в папке ещё оставались списки и информация по прибывшим в расположение гражданским. Или они теперь новобранцы новой администрации?
Колобок задавал уточняющие вопросы, хмурил брови на внезапное появление рогатых засранцев, стучал пальцами по столу, читая о потерях и раненых, но на крик не срывался.
Открыл ящик стола, достал из него коробочку с печатью. С громким шлепком завизировал и поставил свою подпись.
— Это отправишь факсом в приёмную генерала Петрова. Давай теперь по новобранцам. Видишь, сколько заявок пришло от ведомств? И всем им нужны подготовленные, прошедшие отбор кадры. А где их брать, из того говна, что ты уже который раз привозишь на базу? То хромые, то косые, то девки без мозгов. Давай сюда краткую сводку и рекомендации, да и отчёты девочкам занеси на внесение в общую базу данных. И смотри мне, если опять такое же говно будет в наборе, отправлю в штурмовую группу, будешь за монстрами с малой пехотной лопаткой бегать, а не бумажки перебирать. Ты понял меня⁈
— Так точно, — торопливо ответил Иванов. Сам стоит, а коленки трясутся. Да и офицера, что вёл основные переговоры с руководством больницы, тут нет. Видимо, у него другое начальство, ведь не зря же тут ещё и третий этаж есть. Да и лестница туда ведёт отдельная, мраморная.
— Выполнять! Свободен! — гаркнул майор. Иванова тут же, как ветром сдуло из кабинета.
Колобок бегло взглянул на жёлтый лист со сводкой нового поступления и потянулся с довольной ухмылкой к трубке стационарного телефона. Я не стал торопиться, не думаю, что Иванов уйдет далеко, а вот разговор начальника мог подкинуть новых вводных.
Колобок быстро набрал номер, из трубки зазвучали долгие гудки, наконец послышался сухой, безэмоциональный голос: — Слушаю, говорите.
— Владимир Петрович, это Карпов. У меня сегодня свежее, не обкатанное мясо поступило. Без малого сто двадцать отказников. Я помню, Вы запрашивали для своих исследований недавно инициированных отказников. Приезжайте завтра, к обеду подготовим для Вас первую партию. Да, человек двадцать. Жду, — колобок повесил трубку и довольный собой, хлопнул в ладоши.
— Вот же сука… Кому война, а кому мать родная. Вот она, гнилая изнанка всей этой показной благотворительности.
Глава 23Передышка
Я мрачно стоял в дверном проёме и, сдерживая рвущийся наружу гнев и практически не мигая, смотрел на этого самодовольного колобка, разожравшегося до омерзительных размеров межконтинентального дирижабля. Руки непроизвольно сжимались в кулаки, меня так и подмывало линчевать его прямо здесь и сейчас.
Я просто совершенно не понимал, как можно обескураженных и растерянных людей, не понимавших, в глубину какой задницы они попали, считать «мясом». И вместо того, чтобы протянуть руку помощи, морально поддержать, а затем поставить на ноги и помочь встать в строй, все эти ублюдки без тени сомнения торгуют доверившимися им людьми, как скотом. Сколько они уже отправили таких несчастных на эти чёртовы эксперименты? Сотню? Две? Или больше?
Получается, к нам вернулось рабство? Или это только местное зажравшееся начальство настолько попутало берега и почувствовало свою безнаказанность? Этот самодовольный недалёкий боров ещё даже Юнитом до сих пор не стал, а продолжает, как в старые досистемные времена, гнуть пальцы веером, всё так же считает себя реальным «пупом земли» и без каких-либо колебаний распоряжается чужими жизнями.
— Ненавижу, — скрипнул зубами, рот перекосил яростный звериный оскал.
С большим трудом удержался, чтобы одним махом не срубить его самодовольную, лучащуюся счастьем голову. Омерзительно до ужаса. Нет, сейчас нужно держать себя в руках, погасить эмоции, и найти всех соучастников этого бесчинства, разобраться и уж потом наказать. Да так, чтобы у этого борова от ужаса неминуемой кары поджилки тряслись. В сердцах сплюнул на ковёр и активировал Шаг.
Перенёсся я прямо за спину Иванову и окинул взглядом комнату. Это, получается, не просто работники, а натуральная интендантская служба. Словно в насмешку над моими мыслями по кабинету из древнего селекторного аппарата, что что стоял на столе у блондинки, громыхая и шипя на всю комнату, раздался довольный голос колобка: — Любочка, принеси-ка мне отчёт по поступившему обмундированию и чаю, как я люблю. Не, теперь уже больше похоже на секретариат.
Любочка, что до этого переглядывалась с Ивановым, чинно поднялась со своего места, взяла в руки папку — скоросшиватель красного цвета и, грациозно покачивая бедрами, направилась к небольшой чайной зоне. Тем временем Иванов уже практически разобрал свою папочку с документами, разделив свои записи на три части. Вверху каждой стопки была пометка «Жёлтые», «Синие» и «Красные». У себя на столе мужичок оставил «Красные», а остальных передал девушкам на внесение.
— Мария, Ирина, — обратился Иванов к девушкам по именам, в его голосе чувствовалось лёгкое напряжение, — нам нужно срочно внести данные, и время уже поджимает. Это — в приоритете.
— Николай, у нас срочных дел сейчас нет, всё сделаем вовремя, — ответила за себя и подругу брюнетка и кивнула головой.
Николай вернулся к себе за стол, а я тенью встал за его спиной, запоминая все действия: название учётной записи, пароль… Спасибо улучшенной памяти, для меня теперь это труда не составляло. Вот сейчас я и узнаю, работает ли интернет или нет.