Лидер у доски. Для тех, кто не хочет учить и учиться — страница 3 из 35

и желание поспорить – это совершенно нормально. Это значит, что у нас с вами происходит диалог и, возможно, мы вместе найдем лучшее решение.

1. Мотиваторы

Боязнь потерять то, что имеешь

Когда родители объясняют детям, зачем надо хорошо учиться в школе, обычно они описывают два пути развития событий и предлагают сделать выбор. У разных поколений этот выбор свой. Так, нашим родителям давались возможности «стать человеком» или «идти двор убирать», а мои ровесники оказывались перед возможностью посетить дружественный Афганистан или избежать этого визита. Затем на короткое время традиция прервалась, потому что модными стали профессии бандит и проститутка, требовавшие не знаний, а природных талантов.

Но вскоре выяснилось, что эти виды деятельности для исполнителей не так прибыльны, как кажется, и очень вредны для здоровья. В моду вошли чем-то похожие, но более доходные и безопасные профессии юриста и экономиста, а альтернативой стала работа на кассе в ближайшей закусочной. С небольшими изменениями эта схема сохранилась до наших дней, разве что юристов и экономистов сменили айтишники.

Если присмотреться, принцип во все времена остается неизменным. Выбор между хорошей и плохой учебой – это выбор между хорошей и плохой жизнью, между тем, к чему ребенок стремится и чего боится. Главный мотиватор для обучения – страх, одна из базовых человеческих эмоций. В страхе как таковом, если научиться его контролировать, нет ничего постыдного: он с давних времен помогает избегать неприятностей. Побоялся среди ночи лезть в пещеру – тебя не съел саблезубый тигр. Бесстрашно зашел туда – ну извини, свои гены будущему человечеству передаст кто-нибудь потрусливее.


Тем не менее запугивание далеко не всегда приводит к желаемым результатам. Почему? Причина обычно одна – неправильно подобранная причина для страха. То, что до смерти пугает взрослого, запросто может оставить ребенка равнодушным. Приоритеты у разных людей очень отличаются, что уж говорить о разных поколениях.


Вспомним отличников, которых мы знали в школе. Если отбросить тех, кто любил учиться (есть и такие), и тех, кому учеба легко давалась, не требуя особых усилий – то есть тех, кто не нуждался в мотивации, – останутся две основные категории детей. Амбициозные, стремящиеся быть первыми, или, говоря другими словами, боящиеся быть не первыми. И те, кто боялся разочаровать старших.

Это два страха, эффективно работающие для детей младшего и среднего школьного возраста. К сожалению, первый страх свойственен лишь небольшой части детей, а второй требует такого авторитета взрослых, которого не всякий может, а главное, хочет добиться. Вызывать страх у собственного ребенка – сомнительная цель для родителей. Поэтому до старшей школы большинство детей ходит в середнячках. Они выполняют свою работу, потому что так заведено, потому что они должны ее выполнять, но не стоит ждать, что они превзойдут ваши ожидания.

А вот в старшей школе ситуация меняется. Спектр страхов постепенно расширяется. Тем более что по мере превращения из милого ребенка в гадкого подростка детишки провоцируют у старших все более резкое, агрессивное поведение.

В младших классах я был тихим и спокойным мальчиком, учившимся на четверки и пятерки, и имевшим, благодаря очкам, интеллигентный вид. Но к концу восьмого класса честно выполняющий свои обязанности учащегося Стасик превратился в непокорного юнца и круглого троечника.

Неизменными оставались только очки и тяга к книгам. В пятом классе я исчерпал возможности школьной библиотеки и направил свои усилия на районную, а к восьмому получил доступ в ее взрослую часть, что стало предметом моей немалой гордости.

К десятому классу ситуация с поведением и успеваемостью ухудшилась катастрофически. В феврале у меня выходило пять двоек в четверти. Встал вопрос о вылете из школы, об этом стало известно моей маме. Это казалось мне более ужасным, чем замаячившая перспектива вместо учебы в институте отправиться выполнять интернациональный долг. Но и бессмертным я себя уже не считал, так что два страха объединились, чтобы или съесть мою душу, или вытащить из опасного положения.

Если моя мама за что-то берется, она всегда вкладывает в дело всю имеющуюся энергию. А энергии у нее и сейчас хватает на освещение небольшого квартала. И когда мама взялась за мое обучение, мало мне не показалось.

В нашу маленькую квартиру и еще более скромный семейный бюджет ворвались репетиторы. Я был лишен всего, чего только можно было лишить десятиклассника. Главной проблемой стал домашний арест, невозможность появляться в компании. Это было особенно сильным ударом, потому что как раз тогда я приобрел желанную популярность в тусовке благодаря, как это ни странно, первому литературному опыту.

Наша с Володей Елесиным художественно-документальная книга была восторженно принята всеми десятыми классами 92-й ленинградской школы. Увы, до наших дней сохранились только первые главы, но недавно я их перечитал и понял, что мы и впрямь были хороши. И вот, вместо того, чтобы наслаждаться литературными успехами, я корпел над учебниками и заданиями от репетиторов. Появился третий страх, характерный для детей, – потеря положения среди друзей.

Особенные сложности были у меня с английским языком. И даже не столько с языком (хотя я так до сих пор его и не знаю), сколько с новой учительницей. Она заняла по отношению ко мне жесткую позицию, мои стоны и жалобы на ее предшественников, которые не смогли меня научить, были бесполезны. Любые попытки разжалобить англичанку разбивались о ее железобетонную неприступность и неготовность ставить мне тройку только за красивые глаза. Ну, может, глаза были и не самые красивые, но маме нравились.

Когда я наконец осознал, что проскочить не выйдет, то взял словарь, впервые за долгое время подготовился и выступил на уроке с почти правильным переводом. Тут небеса посветлели. Учительница, восхищенная своей педагогической мощью, сказала: «Можешь ведь, если захочешь», – и поставила мне первую четверку после череды двоек.

После этих событий я понял, что когда у тебя появляется ответ на вопрос, зачем что-то делать, то одновременно становится ясно, что и как делать.


Страх – сильнейший мотиватор. Так что если ответом на вопрос «Зачем?» является «Чтобы избежать крупных неприятностей», решение ищется гораздо быстрее. Но это только один из возможных ответов.

Потерянный страх

Страх так или иначе остается нашей движущей силой. Но обычно по мере взросления, если, конечно, человек не склонен к постоянной тревожности, он постепенно привыкает к жизни с каждым конкретным страхом. И если этот страх – единственная причина его активности, то мотивация постепенно пропадает. Необходимо новое опасение, новая мотивация.

Приключения в школе не помешали мне радостно прогуливать подготовительные курсы в Инженерно-экономическом институте имени Пальмиро Тольятти, на которые меня отправила мама. В качестве доказательств своего посещения я предъявлял ей задачи, решенные на занятиях с репетиторами.


Голь на выдумки хитра, так что имейте в виду – сотрудники тоже могут пойти на какие-то ухищрения, лишь бы избежать возможности получить новые знания.


В итоге я осознал, что карьера инженера-экономиста – не мое, и с двух попыток, после шести вступительных экзаменов вместо трех, с трудом поступил в Политех (тогда еще имени Калинина, а не Петра Великого). И уже в октябре начал постепенно игнорировать занятия. А заболев под самый Новый год и пропустив зачетную неделю, опять оказался в той же ситуации, что и год назад.

Забавно, что практически повторилась школьная история с английским, только теперь это была высшая математика. На третьей или четвертой пересдаче преподавательница сказала, что поставит мне положительную оценку, только когда я буду знать вышку лучше всех на курсе. И она сдержала слово. В итоге я сдал экзамен только 5 марта. Несложно догадаться, что до того дня большая часть моих ресурсов направлялась на изучение математики. А это не повысило мою успеваемость по остальным предметам. К сожалению, свободное владение математической наукой было необходимым, но недостаточным условием для продолжения учебы.

Стало понятно, что надо зафиксировать убыток, списать потерянный год и забрать документы из Политеха, пока не стало слишком поздно. Тем более что я уже догадывался, что энергомашиностроитель из меня примерно такой же, как экономист.

Пришлось рассказать об этом казусе маме и снова попросить ее о помощи. Я понимал, что нужно поступить в другой вуз, двух попыток у меня не будет.

Единственным моим мотивом была боязнь армии. Напомню, что тогда рассказы об ужасах военной службы в целом и за границей в частности звучали из каждого утюга. Забавно, но если бы тогда я прошел нормальное медицинское обследование, то, скорее всего, был бы избавлен от этого страха и судьба моя сложилась бы по-другому. Но поскольку по всем внешним признакам я был здоровым лбом, то обращаться к врачам в голову не приходило. В результате мне было все равно, куда поступать, лишь бы приняли и в вузе была бы военная кафедра.

В то время профориентации в ее нынешнем виде, с тестами и психологами, еще не было, а поскольку собственные предпочтения у меня отсутствовали, то я выбрал место учебы, как и многие троечники, «за компанию». Еще трое таких же умных из моего и параллельного классов собирались в Инженерно-строительный институт (ЛИСИ). Убедившись, что проходной балл составляет скромные восемь (плюс зачет по сочинению), я понял, что это мне по силам.

Так вышло, что строительство оказалось моим призванием и делом всей жизни, но тогда это было не более чем совпадением. Как в «Голом пистолете», помните? «Сегодня мы чествуем Фрэнка за освобождение нашего города от тысячного наркоторговца!» – «Ну, честно говоря, последних трех я сбил, когда дал задний ход. К счастью, они оказались наркоторговцами».