Грохнуло на весь лес; птицы, согнанные с ветвей, с криками полетели прочь. Когда я выглянул из-за укрытия, на месте взрыва стояла чёрная дымка. Столетняя сосна начала заваливаться, ломая соседние деревья, и бухнулась на землю, разогнав дымку, которую вскоре и вовсе снесло ветром. Только тогда мы вылезли из-за укрытия.
Воронка была чёрной от коросты, образовавшейся от соприкосновения физической материи с тёмной стихией. Корка с виду напоминала уголь, а на ощупь была подобна камню. Вся растительность вокруг сгорела, как сгорел и ствол сосны у основания. Кусок дерева словно выгрызли.
— Испытание прошло успешно, — объявил я. — Такой результат вас устроит?
— Впечатляет, — Трубецкой взял из ворони чёрный камешек. — Стихия действительно порождает огромную мощь. Но возможно ли сделать взрыв ещё сильнее?
— Это предел, — ответил я. Архонт мне ничего подобного не рассказывал, и я других заклинаний не знал.
— Так тоже хорошо. Дальнейшие испытания требуются?
Я сказал, что нет, и мы отправились обратно. По пути договорились о цене: за брикеты я запросил по четыре рубля за штуку, за пули, как обычно — по два. Как оценивать свои труды, я до сих пор плохо представлял, но такая стоимость мне показалась волне оправданной. Трубецкой тоже возражений не имел. Заказ сулил мне ещё две тысячи рублей. Конечно, несмотря на заверения князя, могли быть некоторые риски: бахнет, к примеру, не там, где надо, потом начнут искать, кто усиливал. Но риски я привык считать неотъемлемой частью своей работы.
Когда мы вернулись на склад, Трубецкой вручил мне ключи и сказал, что я могу приходить в любое время. Сославшись на наличие другой работы, я взял на выполнение заказа три недели, ведь пока было неясно, сколько времени уйдёт на то, чтобы разобраться с моей главной проблемой.
После обеда я отправился на вокзал, чтобы взять билеты, а следующим вечером уже ехал на поезде в Петрозаводск, откуда ходил транспорт до санатория.
Часов десять я трясся в вагоне третьего класса на заменяющей сиденье деревянной полке, даже поспать толком не получилось, хоть и ехали ночью. А утром я сошёл на маленьком вокзальчике небольшого тихого городка.
Отсюда до санатория ехал паровой дилижанс, но попасть на него не удалось из-за отсутствия свободных мест. Впрочем, это не стало большой проблемой. Кроме дилижанса, что ходил раз в день, на Марциановы воды катались и частники, занимающиеся перевозкой людей. С одним таким ямщиком мы и договорились.
Вскоре я трясся по грунтовой колее на самоходной бричке, в ногах стоял саквояж, в карманах моего простецкого сюртука лежали заряженные пистолета, а под рукавом рубахи прятался нож.
Теперь оставалось найти и ликвидировать цель.
Глава 24
Солнце нещадно припекало, сосны шумели ветвями, а по высокому куполу небосвода ватными клочьями плыли редкие облачка. День выдался жаркий. Впрочем, в тени, под пологом вечнозелёных крон, летний зной свирепствовал не так сильно, а когда золотистый шар покатился к горизонту, и вовсе поутих.
Я стоял за деревом и смотрел на человека, что одиноко брёл по тропинке к озеру. Мужчина был одет в бежевый сюртук, клетчатые брюки и белую фуражку, но я всё равно узнал в нём отца. Тот расслабленно прогуливался среди сосен, наслаждаясь свежим воздухом и вечерней прохладой, и даже не подозревал, что его сын вовсе не валяется где-нибудь с простреленной башкой, как он того хотел, а стоит здесь, в считанных метрах от него, готовясь нанести ответный удар.
К моей радости, обнаружить батю оказалось несложно.
Санаторий представлял собой архитектурный комплекс, состоящий из трёх больших жилых зданий и нескольких хозяйственных построек. Помимо этого, неподалёку имелась деревенька: два десятка изб, которые предназначались для тех отдыхающих, кто желал снять «номер» подешевле и поближе к природе.
Перед главным зданием находился сад, откуда дорожка вела к озеру. Я устроился на лавочке с газетой и полдня наблюдал за отдыхающей публикой. Место было спокойным и безлюдным, несмотря на разгар сезона. Представительные, хорошо одетые, преимущественно в наряды светлых тонов, мужчины и женщины прохаживались по дорожкам, сидели на лавочках и в беседках. На клумбах возились садовники, а слуги шныряли по каким-то поручениям.
Идиллия царила вокруг, покой и умиротворение, которые особенно ярко ощущались после большого, сырого, суетного города с вонючими тесными улицами, зажатыми между тяжёлых стены и закованными в брусчатку и асфальт. Я был бы не прочь и сам провести здесь недельку, но сейчас имелось дело поважнее, чем предаваться отдыху.
Отца я заметил почти сразу, он погулял в берёзовой роще, поговорил с какой-то пожилой парой, а потом ушёл в большое здание с колоннами. Первой мыслью было — проникнуть туда ночью, найти, где батя живёт, и зарезать во сне, обставив это, как ограбление, или подловить его где-нибудь в роще. Но всё оказалось гораздо проще. Ближе к вечеру он решил отправиться к озеру в полном одиночестве. И вот теперь я стоял среди деревьев и следил за ним, выбирая момент, чтобы нанести удар.
Стихийным прыжком я переместился за другое дерево, чтобы было удобнее наблюдать. Батя продолжил идти по тропе, не подозревая о нависшей угрозе.
Он спустился к воде. Ещё один прыжок — я на опушке леса. Кроны шумели хвоёй, поскрипывали ветви, а в глубине чащи раздавалась трель какой-то пичуги. Перед моим взором простиралась озёрная гладь, едва волнующаяся от ветра. Хороший день, чтобы умереть… но не мне.
Отец потянул руку, чтобы расстегнуть ленту медальона. Очередным прыжком я переместился ближе и оказался метрах в десяти от него.
— Добрый вечер! Давно не виделись, — окликнул я отца.
Батя обернулся. Он имел такой недоумевающий вид, что я чуть не рассмеялся. Внешность его сильно изменилась с момента первой нашей встречи. Это был уже не тот надменный и важный чиновник с военной выправкой, каким остался в моей памяти — сейчас передо мной стоял осунувшийся человек с болезненными заострившимися чертами лица.
— Ты? — удивился он. — Ты! Ты откуда здесь взялся…
— Спокойно. Ни к чему устраивать скандал. Я просто хочу спросить: почему. Зачем ты это сделал? Зачем ты заказал собственного сына?
— Откуда… Что это значит? — в голосе отца чувствовались страх и негодование, хотя он пытался скрыть это за маской аристократичности. Получалось плохо.
— Так зачем?
— Ты — бес воплоти. Ты не мой сын! — отец ткнул в меня трясущимся пальцем. — По душу мою явился?
— И что? Ты же, кажется, лишил меня наследства. Этого тебе мало?
— Если бы… Если бы закон позволял это сделать, я б с радостью так м поступил. Но священная стража не вняла моим доводам, они не поверили… даже не обратили внимания на мои слова!
— И ты решил сделать всё сам, — догадался я. — Ясно всё с тобой.
Отец потянулся к застёжке медальона, но раньше чем тот упал к его ногам, я совершил ещё один магический прыжок. Бледное болезненное лицо статского советника, которого прежний обитатель моего тела звал отцом и который стал мне заклятым врагом, оказалось в считанных дюймах от меня. Глаза его налились яростью. Я выхватил из рукава нож и несколько раз воткнул в живот и под рёбра его высокородию. Тот захрипел и повалился на траву, хватаясь за раны окровавленными пальцами.
Я взял медальон и сунул бате в карман, чтобы не дать ему возможность применить заклинания, а потом схватил подмышки и потащил к соснам. От тела следовало избавиться, и у меня была любопытная идея, как это провернуть, хотя подобное я ни разу не пробовал.
Пока волок, батя хрипел, истекая кровью, а потом и вовсе испустил дух. А я, затащив его подальше от тропинки, со стороны которой в это время послышались человеческие голоса, вынул из кармана отцовского сюртука медальон и отбросил его в сторону, чтобы не мешал применять заклинания, после чего вызвал в обеих ладонях тёмную стихию и направил её на мёртвое тело.
Стихия начала безжалостно испепелять плоть. Кожа, мясо и кости чернели и исчезали, аннигилированные магией.
Уничтожив половину трупа, я сделал перерыв. Сил уходило много, поток стихии, извергающийся из моих ладоней, истощал меня. Однако немного отдохнув, я снова ощутил прилив энергии и продолжил операцию.
Когда дело было закончено, в лесу остались лишь пригоршни чёрных камней в местах, где стихия случайно соприкоснулась с покровом из прошлогодней хвои. Я тщательно собрал их все и отправился туда, где деревья росли близко к воде и где не было тропинок, по которым ходили люди. Там-то и сбросил камни в воду. Медальон тоже прихватил с собой, но от него решил избавиться иным способом и не здесь.
Таким образом статский советник Державин Александр Данилович исчез, не оставив никаких следов, а мне в скором времени предстояло получить половину его имущества. Я так и не понял, почему батя не мог написать завещание, лишив меня наследства. Вероятно, какие-то законы запрещали. Наследственным правом я в этом мире ещё не интересовался.
Ограничивалось ли имущество отца особняком в Автово, я тоже не знал. Только разум прежнего владельца этого тела хранил смутные воспоминания о поездках летом с семьёй в какое-то отдалённое местечко, где были пруд и большой деревянный дом. От этих воспоминаний веяло теплом, видимо, потому что тогда ещё была жива мать Алексея. Вот только сам Алексей в дневнике ничего подобного не упоминал. Возможно, к родственникам ездили, а может, у нас действительно имелся где-то клочок земли.
Я забрал саквояж из схрона в лесу, переоделся в чистое, поскольку мой наряд изрядно запачкался, и двинулся в обратном направлении. Солнце ещё не зашло за горизонт, и я надеялся добраться к ночи до ближайшего села, однако стоило отойти от санатория, меня нагнал паровой грузовик, что медленно катил по грунтовке, дымя на всю округу. Шофёр держал путь в Петрозаводск, и через пару часов я уже был на постоялом дворе, где и заночевал.
Когда в пятницу утром я вернулся домой, в почтовом ящике меня ждали два письма. Одно было из лаборатории: туда требовалось зайти по работе. Второе — от Баронессы. Она снова приглашала в гости.