В доме матери Рут сделали обыск и обнаружили оставленные дочерью на хранение микроплёнки и фальшивые паспорта. Рут тоже арестовали. Когда с ней начали серьёзно беседовать, то рассказала даже больше, чем спрашивали. Она надеялась избежать наказания и не хотела лишиться маленького сына.
В итоге Дитер получил пожизненное, а Рут — десять лет тюрьмы. Женщина смогла только воскликнуть: «Мой бедный ребёнок! Что теперь будет с Грегори?!» Похоже, что раньше эта мысль ей в голову не приходила. Но не стоит обвинять её в глупости. Как говорил один российский генерал, это просто такой ум.
ГРУ постаралось добиться освобождения Шлыкова, которому пришлось провести около двадцати месяцев в швейцарской тюрьме (ему дали три года за шпионаж). После освобождения он вылетел в Прагу, где его радушно встретили коллеги.
А вот Рут освободили только через семь лет по просьбе швейцарского правительства. Работала в Базеле, в фирме по маркетингу. Вспоминая о прошлом, порой задает себе вопрос: как же так, ведь Дитер говорил, что в случае чего Москва нас не бросит… Но после провала Москва не проявила никаких признаков жизни. Женщина просто не знала русскую поговорку: обещать — не значит жениться. Бывшие агенты, в отличие от сотрудников, никого не интересуют.
Зато и после освобождения Рут свято хранит служебную тайну. Журналист интересуется у неё, как передавала плёнки, но женщина неприступна: «Эту технику раскрыть не могу. Ведь её, возможно, применяют и поныне». И считает, что боролась за правое дело: «Русские были единственной сверхдержавой, боровшейся против апартеида… То, что мы делали, было единственным, что мы могли сделать в интересах всех южноафриканцев».
А вот в словах Джанет о бывшем муже куда меньше пафоса. Она уверена, что Дитер просто мстил властям за то, что те не жалуют сторонников нацистов. Возможно, первой жене виднее, чем подельнице шпиона. Тем не менее, именно Рут развернула кампанию за освобождение мужа. Вместо пожизненного он отсидел девять и уехал в Базель, к жене.
В этой истории шпионажа оказалось больше, чем любви. Но была и любовь. Как там у апостола Павла? Которая всё покрывает, всему верит, всего надеется. Но ведь он же продолжил: не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине. А Рут была лишь верной и преданной женой. По её словам, всё, что она делала, она делала ради мужа, который командовал не только на работе, но и в семейной жизни. Жену это вполне устраивало, потому что она нуждалось в надежной опоре.
Словом, обычная семья. Из которой потом пытались сделать героев.
Наш мексиканский резидент
Самые подлые любовные истории происходят, пожалуй, с сотрудниками спецслужб или же случайно к ним причастных Мы уже познакомились с историей Габи и Карличека, где проявила себя спецслужба ГДР. У нас нравы такие же, что бы там ни наснимали в известной саге про Штирлица.
Эту историю загубленной жизни в перестроечные годы сочувственно описали журналисты «Известий». Его зовут Олег Скорик (на самом деле — Скорый, но фамилия тут журналистами изменена из конспиративных соображений. В таких историй много чего изменено, неизменной остается только мораль представителей этой специфической профессии). Так вот, родился он в 1930 году в Одесской области. Учился хорошо, поступил в университет, где был замечен и приглашен на работу в Главное разведывательное управление. И молодой человек принял решение, о котором потом не раз пожалел: согласился.
Вскоре получил первое ответственное задание: шёл 1957 год, в Москве звучали песни Международного фестиваля молодежи и студентов. Среди прочих туда приехал некая Анхелика Торраго из Мексики. Олегу показали её фото и дали ответственное задание: войти в семью Торраго и жениться на его дочери. Ни больше ни меньше. Стоит добавить, что Торраго этот работал начальником отдела виз и регистраций министерства внутренних дел Мексики. Приказ — дело святое. Но пока шла подготовительная работа к тесным отношениям, произошло непредвиденное: боец невидимого фронта влюбился в симпатичную мексиканку. Как честный человек, он тут же написал рапорт своему руководству: мол, так и так, непредвиденные осложнения… в общем, не могу. Но начальство быстро объяснило неопытному сотруднику, что офицер обязан выполнить любой приказ. А если появятся дети, то у «центра» возражений нет.
Вот так, по приказу Родины, Морис Бронильетто — так теперь звали нашего Олега Васильевича — оказался в Мексике в роли скромного швейцарского фотографа. Женился на Анхелике — всё честь по чести, с венчанием в столичном соборе.
Жизнь шла как обычно, рождались дочери — Анна, Ирэна, вот-вот появится третья… Супруг, правда, оказался со странностями: с мексиканцами не общается, утром куда-то уезжает с фотоаппаратом, возвращается поздно и запирается в своей лаборатории. А после поездки в Европу привез домой, радиопередатчик. И раскрыл карты: не из какой он не Швейцарии, а с Украины, и его профессия — разведка. Или шпионаж — это зависит, откуда смотреть.
Если тайный агент действовал в высших интересах далёкой страны, то его жена думала о семье. Мужу не мешала, но каждый раз, когда во время уборки обнаруживала микроплёнки или случайно забытую на столе карту США с какими-то пометками, то её сердце тревожно сжималось.
И что, это работа профессионала? Да начальство за такое…
Как потом рассказывал Олег Васильевич журналисту, приказ «раскрыться» дало само же начальство. Почему? Бывший агент отвечает: «Мне это до сих пор неясно». Так-таки и неясно? Ведь дальше-то события развивались очень красноречиво. Когда последовал очередной вызов в Москву, Олег забеспокоился, что может больше не увидеть семью, и потому они приехали все вместе. Начальство было довольно работой агента, встретили приветливо, приняли в партию, дали звание полковника КГБ… Оставался пустяк: как было бы славно служить родине всей семьей! И Анхелику стали склонять к сотрудничеству (не для того ли и раскрывались?) Сначала уговаривали, потом угрожали, но ничего не помогло. Наоборот, вернувшись в Мексику, она сама стала уговаривать мужа бросить все эти дела и попросить политического убежища. Но Морис отвечал, что пошел в разведку добровольно и бросить работу не может. Тогда она забрала детей и уехала к родственникам в другой город.
Её прекраснодушный супруг отправил в центр депешу: мол, служу уже 21 год, хотел бы отойти от дел, остаюсь всегда с родиной и всё такое. В центре отнесли с пониманием: хорошо, сдавай дела. Через некоторое время — новое сообщение: из Москвы вылетел генерал, с которым надо встретиться. Только не в Мексике, а в Перу. И наш агент оставил жене записку: еду на конференцию, вернусь — всё расскажу.
Вернуться уже не получилось, потому что генерал пригласил его в свою машину, закрыл дверь и раскрыл карты: «Я могу пристрелить тебя здесь и могу доставить в Москву. Выбирай». На аргументы, что, мол, тут остаётся семья, дети, посмеялся: зачем было детей плодить?
Шпиона-романтика доставили в советское посольство, где при нём открыли бутылку виски и выпили за удачную операцию. Ну, и офицер же должен выполнить любой приказ? Пришлось написать расписку, в которой указывалась сумма сданных им долларов — причем гораздо меньшая, чем на самом деле. И билет до Кубы пришлось оплатить — за себя и того генерала. Впрочем, какие низкие мелочи… На родине его ещё три недели держали в госпитале, где обращались как с психически больным, а из органов в результате уволили.
А как же семья? Поддерживать с ней связь использованному шпиону строго-настрого запретили. Олег и не пытался: «Страшно за них. Почему? В разведке всякое бывает…» Вот это уже слова умудренного жизнью мужа. Но у жены-то своя логика. И в перестроечные годы Анхелика обратилась прямо к нашему Горбачёву: «Господин президент! Нас обманул, предал и бросил на произвол судьбы не только советский секретный агент, но и советская система, советское государство. КГБ превратил нашу жизнь в настоящий ад. Я чувствовала себя раздавленной этим чудовищным механизмом, против которого была бессильна что-либо сделать. Нас использовали как вещь и за ненадобностью выбросили. Я считаю, сеньор президент, что вправе требовать от КГБ, от Советского государства компенсации за нашу загубленную и униженную жизнь…» Наивная женщина. Ей же потом ясно ответят, что ни КГБ, ни ГРУ Генштаба такого человека не знают.
Журналисты нашли-таки этого человека, но для упомянутых организаций небольшой конфуз — что божья роса. Олег Васильевич их понимает: «А кто признается? Молчание — закон разведки. „Государственный интерес“ остался и сегодня». На наивную реплику журналиста, что, мол, «спецслужбы перестроились», бывший агент только усмехнулся: «Перестроились? Вы верите в это?»
Газета опубликовала и фото это агента. Только глаза у него замазаны чёрной полосой, чтоб не узнали. Журналист понимающе пояснил: «Для него всё пережитое не просто история, а вся жизнь. И он не хотел бы, чтобы ему лишний раз напоминали о прошлом». Вот такие трепетные чувства у московского пенсионера. Фото его бывшей жены напечатали как есть. Ей, наверное, всё равно. Но фотография получилась лживая: это тогда у студента Олега Скорого были замазаны глаза, а теперь приоткрылись. Правда, не до конца: «Вообще я зла на ГРУ не держу. Это я их поставил в трудное положение: из-за меня могли отношения между странами ухудшиться. Правда, ещё в мою бытность из Мексики полпосольства выдворили…»
Все возрасты покорны…
Неравный брак нынешнего века
Эта история долгое время будоражила любителей экзотики. 60 лет разницы у «молодых» — до такого никакой Пукирев не додумается. Если полтора столетия назад художника удручила реальная история, когда юную невесту его друга выдали замуж за человека на 13 лет старше, а на картине «Неравный брак» он ещё и сгустил краски, увеличив разницу лет до 30—40, то сегодня — никаких трагедий, всё исключительно по любви. Да и для 24-летней Натальи Шевель брак с сильно пожилым актёром театра и кино, народным артистом России Иваном Краско был уже третьим. Для него — четвертым. Он читал лекции в театральном училище, она — постигала основы актерского мастерства.