Я не дала ему договорить:
— Олег. Я могу уйти. Просто, без обоюдных объяснений… без базаров. Приедешь, заберешь свои вещи.
Как благородно!.. У меня уже начинал подрагивать голос. Но плакать я не собиралась! Ни в коем случае!
— Нужно будет с женщиной переспать — я к твоим услугам, — добавила я.
Как изящно! А?!.
Он поднялся, подошел ко мне:
— Прости. Ну прости. Симона.
А я уже заливалась в платок…
Он попытался обнять меня. Я вырвалась и отошла в угол, к погибшему фикусу — лучшей декорации для моей скорбно вздрагивающей фигуры придумать было бы трудно — села на подлокотник кресла и принялась сморкаться и вытирать щеки.
Не могу сказать, что я злилась или обижалась. Все-то я прекрасно понимала: его лучшие намерения по отношению к малознакомой женщине… просто и конкретно. В душе моей был покой. Но упустить предлог избавиться от невесть с чего и каким органом начавшей два дня назад активно генерироваться слезной жидкости я, конечно, не могла.
Я гордо поднялась и независимой походкой отправилась в туалет. Вода в кране, не в пример электричеству и телефонной связи, имела место быть. И даже двух разновидностей — холодная и очень холодная… Холодная, правда, скоро стала-таки горячей.
Я отерла лицо — макияж не сильно пострадал. Когда я встретилась в зеркале с собственным отражением, мне стало одинаково и стыдно, и смешно. Посмеявшись и постыдившись, я вышла.
— Олег, — сказала я, не глядя на него. — Давай с самого начала и откровенно… — Я разглядывала глянец маникюра на среднем пальчике с поломанным ноготком. — О себе… Я женщина свободная. И в том числе от страхов, предрассудков и рефлексий. Мне много лет. У меня богатый жизненный опыт. У меня солидный духовный багаж. Поэтому, если я что-то делаю, на что-то иду, что-то выбираю, я делаю это о-соз-нан-но. — Я подняла глаза. Он смотрел на меня серьезно, но как-то… легко.
— Я попросил у тебя прощения. Еще раз — прости. Я тоже свободный мужчина. От многого. Но, как видно, не от рефлексий, как ты это называешь. В данном случае я бы назвал это ответственностью. Понимаешь?.. Я пока не знаю, что меня ждет. Возможно, полное разорение. Это в лучшем случае. В худшем… — Он взял со стола, за которым сидел, надорванный конверт и сложенный лист и протянул мне.
Конверт был чистый, бумага тоже. Я посмотрела и то и другое на просвет — ничего.
— Что это значит?
— Это очень плохая весть, — сказал он.
— Что ты имеешь в виду?
— Это наш с женой условный сигнал. Мы договорились еще очень давно, когда дело свое начинали… Ну, знаешь, насмотрелись тогда и фильмов, и сводок, и процессов… Короче, если что, мы извещаем друг друга вот таким образом.
— Но о чем он должен сказать: получателю что-то грозит или отправителю?
— Хороший вопрос! — Он усмехнулся. — Если лист один, значит, отправителю, если два — обоим, если три, то получателю.
— Но он не по почте отправлен. Как же узнать дату?
— По большому счету, это уже не важно.
— Ну да… — дошло до меня.
— Не важно, но интересно, — сказал Олег. — Так вот. Наш ящик имеет такую конструкцию, что каждая опускаемая в него корреспонденция падает на предыдущую. Это… — Он сделал жест в сторону конверта и бумаги. — Это лежало между прошлой пятницей и нынешним понедельником. Она по… она умерла в воскресенье.
— А как вы предполагали доставлять сигнал?
— Тоже хороший вопрос! — Олег снова усмехнулся. — Если есть возможность, доставить самому, если нет — курьером.
— А где ваше… ну, ваше дело?..
— Где расположено наше производство?
— А у вас производство?..
— Да. У нас… Впрочем, не важно пока. Так вот, оно здесь, в пригороде. А это — один из офисов. В нем уже не было большой нужды, и мы его прикрыли пару месяцев назад. Все ключи только у меня. Главный офис там, откуда я еду. Моя жена оттуда родом, там же ее дядья и брат, которые участвовали в деле…
— И которые тебя обобрали?
— Да. Так вот, она оттуда порой неделями и месяцами не выезжала. Я с прошлой среды был на выставке в Москве и должен был вернуться только в нынешний четверг, она это знала. Тем не менее каким-то образом она привезла или переправила этот пакет сюда за день-два до гибели. А в воскресенье вечером позвонил ее брат и рассказал о произошедшем… Похороны были в среду. В четверг утром я двинулся сюда.
— А как она?..
— Якобы… повесилась. В подвале. В бойлерной. В нашем… в своем доме. Мы когда-то большой дом построили там, она в нем и жила последние года три. Там места красивые… очень красивые…
— Одна?
— Жила? Одна. Кто-то был у нее… но не слишком легально. У него семья…
— Так ты хочешь сказать?..
— Честно, я настолько туп в детективно-дедуктивном аспекте… Я ничего не могу сказать, потому что мне ничего не ясно, что касается ее гибели. Она была формальным директором. Брат младший — фактическим. Оба дядьки ее вроде снабженцев, но контролировали абсолютно все. Я был… что-то наподобие отдела договоров в одном лице: переговоры, контракты и всякая всячина представительская. Наши с ней проценты начали волновать родственников несколько лет тому назад. Они все пытались устроить перераспределение. Хотя пришли в уже раскрученное дело… На наши деньги раскрученное и нашими силами. Нам просто стало не хватать людей, решили, что свои лучше чужих. — Он достал сигареты и спросил меня: — Можно? — Я тоже закурила. — Когда мы с ней развелись, то договорились, что все остается по-прежнему. Я рассказывал тебе в общих чертах… Она не возражала. Ну а они, видимо…
— Неужели можно убить родную сестру и племянницу из-за денег? Нет… я знаю, можно и за бутылку водки убить… Но они-то не того уровня, я так понимаю?
— Она из странной семьи. Очень странной. Я ничего не знал о ней, когда мы познакомились. Меня смущало, конечно, что она с родителями не контачит: ни меня с ними не знакомила, ни на свадьбе их не было.
— Ну ты-то в дело родственников брал — видел же, что за люди.
— Видел. Хваткие мужики, сметливые, шустрые. Башка на месте. То, что нам в то время и нужно было. Крутились, живота не жалели. Потом, когда выплыли на ровное течение, приосанились…
— …Времени много свободного появилось. Осмотрелись они и призадумались…
— Да. Так и получилось.
— А следствие было?
— Вроде было. Все всем вроде бы очевидно. Она попивала… в последнее время особенно. Никто не сомневался в том, что это… суицид.
— А ты веришь?
— Пятьдесят на пятьдесят.
— Но как же ты все это тогда оставил, если допускаешь убийство?
— Вот это — главный вопрос. Давай позже продолжим. У тебя есть выход в Интернет?
— Ай, все руки никак не дойдут модем купить… Дочь ругает…
— Я возьму модем и подключу тебя. Надо бы почту проверить, но… тут электричества нет. Кстати, офис этот — единственное, что на меня было оформлено из недвижимости.
— А они не будут тебя?..
— Это такие копейки по сравнению с тем, чем они завладели! Они, наверно, и не помнят о нем. Мы с женой им занимались — и выбирали, и покупали, и ремонтировали.
— Тут же две квартиры! Ну это ж не меньше чем… боюсь предполагать, я тупая в этих делах… тысяч сто?
Олег засмеялся.
— Однажды в третьем классе на уроке арифметики учительница писала на доске задание и транслировала его вслух. И вот она диктует… мы тогда деление больших чисел с нулями проходили… диктует: сто тысяч… Тут я как свистну! От неожиданности… Такая вот реакция на большое число. Анисья Трофимовна… это учительница первая моя, оборачивается. Я, поняв, что произошло, смотрю на нее выжидающе, и тут Людка, моя соседка по парте, говорит: это я, Анисья Трофимовна, я больше не буду. Ну, та укоризненно покачала головой, и все. Пронесло. Я Людке потом говорю: что это ты решила меня выгораживать? А она: тебя бы из класса выгнали, а меня нет… Она отличница была. — Олег помолчал. — Так вот, если я скажу, сколько это стоит теперь, свистнешь ты.
— Не говори! Потом… Ничего же себе они тебя обобрали, если это — копейки!
— М-да.
— И что ты намерен?..
— Пока — отдохнуть. До понедельника. Ты не возражаешь?
И он принялся собирать что-то в большую коробку, которую достал из кладовки.
— Я не разглядел, что у тебя за компьютер, давай заберем какой-нибудь? Они здесь мощные все… мы не мелочились.
— Не надо. Пригодятся еще…
— Ну, если только на хлеб менять. — Он усмехнулся. — Бизнесом я больше не занимаюсь.
— Ты так спокоен, — сказала я, — словно просто проиграл партию в шахматы.
— Ты в точку попала, — сказал он, — возможно, даже не просто спокоен, а радостен. Это то, о чем я размышлял всю ночь после похорон и день за рулем…
— Пока меня не подобрал, — перебила я.
— Пока тебя не подобрал, — повторил он и прижал меня к себе. — Ты мне как ангел послана была, ты знаешь это?
— Мы все друг другу ангелы, ты же знаешь…
— Да, — сказал он, — знаю… ничего просто так не происходит на белом свете. Не просто так все, что со мной произошло, не просто так именно ты… Как мудрые учат: не можешь изменить ситуацию — измени свое отношение к ней. Когда пресс родственников усилился, я стал подумывать о выходе из дела… — Олег усмехнулся. — О выходе! Меня и не было в этом деле. Даже квартира, в которой я жил… — он назвал улицу в центре, — тоже на жене, они у меня ключи забрали на похоронах. Так вот, меня не было ни в одной бумаге. Получал официально зарплату как наемный клерк. Офис, правда, на мне… как квартира на частное лицо, куплен. И один из счетов на мое имя открыт, левый, так сказать… так мы с него оба снимали когда кому и сколько нужно.
— Это тот, который ты проверить хочешь: цел или подчищен?
— Да. Так вот, о ситуации. Я собирался все это бросить по двум причинам. Во-первых, занялся я этим случайно… долго рассказывать всю историю… подвернулась возможность, короче. Мы с женой азартные были ребята, рискнули кое-чем, а оно возьми да и закрутись. Легко далось, легко шло. Только было я заскучал, как заказ большой свалился с неба, расширили производство…