Полишинель. Ты, милый мой, просто ревнуешь. Потому что все они, как и ты, гонятся за твоей красоткой. Ну ладно, могу показать тебе кое-что получше. Смотри! Вот шествуют Силы и Власти.
Альтаир. Власти? Над кем?
Полишинель. Над тобой, надо мной, надо всеми. Это те, кто нас ведет.
Альтаир. Никто меня не ведет. Я свободный гражданин свободной республики.
Полишинель. Вот именно. И, стало быть, их имена тебе небезызвестны. Но лица их, ручаюсь, ты никогда не пытался разглядеть. Так пользуйся случаем! Сейчас покажем тебе твоих богов, как говорится, в натуральном виде.
Начинается процессия.
Альтаир. Что это за чудище без головы, что мчится впереди всех огромными шагами?
Полишинель. Великан без головы, что марширует во главе? Ты его знаешь, дружочек, это Жизнь. Что, хороша? Какая грудь, а? Что твоя крепость! Руки — как ветви, налитые соком. Бедра прочней колонн. Несется, не удержишь — это буря, ураган, циклон! Смерч из жаркого дыханья и крови. Бей, валяй, круши! И мы туда ж, по ее примеру. А чтоб уж ничто не мешало, облегчим себя самую малость; рецепт для этого очень простой — голову с плеч долой!
Альтаир. Фу! Какое от нее исходит зловонье! Сырой говядиной разит и львиной клеткой!
Полишинель. Скажите, какой неженка! А от тебя, думаешь, амброзией пахнет, ты, звереныш?
Альтаир. Я — это совсем другое. У меня есть душа.
Полишинель. А что такое душа? Тоже зверь, не лучше иных прочих. И ты ей, пожалуй, верь, да только не очень. У нее тоже есть зубки. И не одним воздухом она питается.
Альтаир. Ах, вот этого я знаю. Видишь, идет, с повязкой на глазах? Она скрывает сияние его очей. Хочу благоговейно поцеловать их. Это мой властелин. Амур! Возлюбленный!
Полишинель. Эх ты, школяр! Жизнь-то только по книгам знаешь! Ошибка, дорогой, грубейшая ошибка! На две, по меньшей мере, тысячи лет опоздал твой портрет — сейчас уже ни чуточки непохоже! Этот слепец с застывшими чертами, которого ты пожираешь глазами, какой же это Амур, помилуй! Это Рассудок.
Альтаир. Что? Рассудок? Прочь! Убирайся! Не хочу тебя! Бесстыжий! По какому праву он завладел повязкой Амура?
Полишинель. А он не может без повязки. Глаза-то ведь ему не нужны, только мешают. Свой путь он наперед расчислил по всем законам логики, ну, стало быть, зажмурься и ступай без колебаний, прямо... Трах! Налетел на дерево... Ой-ой-ой! Расквасил нос... Ну что поделаешь: расчет был верен, это дерево ошиблось. Так! Напролом через кусты... Одежда в клочья... Ничего, он ходок неробкий! А что в прореху видно его... кожу, это его мало заботит. Но как же дальше-то? Ведь там ручей. Идет, идет по краю, словно мул, по самому обрыву... Как-то перешагнет?.. Эй, стой! Остерегись! Споткнулся, падает... Нет, устоял... Ну, ловок! Но те, кто следовал за этим канатным плясуном, те бух! — нырнули... Но это их не охладит... Вперед, ребята! Прямо, только прямо! Нет ничего прекрасней прямой линии. Ох, тупицы! Да здравствует мой горб!
Альтаир. А это еще кто? Уставился на меня и хихикает? Ступай, ступай себе! Шут гороховый!
Полишинель. Вот так так! А знаешь ли ты, кого сейчас гонишь? Это и есть Амур.
Альтаир. Амур? Этот идиотик? Ну вот, нате, пожалуйста, теперь он разрюмился... Но, значит, он уже больше не слепой?
Полишинель. Слепой ли, зрячий ли, не велика разница. Он, видишь ли, малость придурковат.
Альтаир. Ну ты, фонтанчик, довольно капать... (Утирает ему слезы.) Смотрите-ка, смеется! Как радуга после дождя. А глаза у него красивые...
Полишинель. Но не затем они ему нужны, чтобы смотреть. А только чтобы делать глазки.
Альтаир(пытается поймать взгляд Амура). Что видишь ты? О чем ты думаешь? Куда стремишься? Поведай мне мечту свою!
Амур. А, е, и, о, ю! (Извлекает пронзительное арпеджио из флейты Пана, мимоходом влепляет поцелуй ослу, который в ответ встряхивает ушами, и убегает в сопровождении прыгающего козленка.)
Полишинель. Он ничего не видит, ничего не хочет, не думает и не стремится никуда. Он равнодушен ко всему, что происходит. Он проходит...
Альтаир(глядя в ту сторону, где исчез Амур). Как он прекрасен!
Полишинель. Всегда так кажется, когда любовь прошла.
Раздается грохот — тяжелым мерным шагом проходит вооруженный отряд. Рев труб. Солдаты все обвешаны оружием, за спиной у них походные мешки. Во главе — затянутый в мундир толстяк в каске, с перьями, как у воина из оперетки Оффенбаха, с огромным ранцем, саблей и винтовкой. Он весь в поту, отдувается, отирает лицо.
Альтаир. Вот уж придумали — в этакой сбруе тащиться в гору на самом солнцепеке! Да вы с ума сошли! Сбросьте свои доспехи! Что это, Полишинель, каторжные они, что ли? Кто этот солдафон, пузатый и усатый, который, словно Агамемнон, пыхтит и топает впереди всех?
Толстяк спотыкается.
Полишинель. Это Мир. Он идет, как видишь, задом наперед.
Альтаир. Мир? Это Мир?..
Полишинель. Ну да. Вооруженный Мир. Грибуй, спасаясь от дождя, бросился в воду. А эти, из страха перед огнем, подпаливают себя сзади.
Альтаир. Ну и ослы! Глупая вьючная скотинка! Эй, вы! Послушайте! Со всем этим старым железом на спине вы все равно не доберетесь до вершины. Уж лучше сделайте, как тот мудрец! (Показывает на ослика Буридана.) Все четыре копыта в воздух — и валяйтесь себе на травке!
Полишинель. Они только того и хотят.
Альтаир. А кто ж им запрещает?
Полишинель. Погонщик.
Появляется Свобода; это рыжий детина, на нем фригийский колпак, рубашка распахнута на волосатой груди, в руке огромный кнут.
Свобода. Но! Но! Какого черта! Вперед, граждане! Шевели ногами! Вперед, осел! Шагай либо издохни! А что еще с этим скотом? Вьюк у него съехал? (Обращаясь к Равенству.) Святая шлюха, помоги-ка затянуть на нем подпругу... Ошейник этому свободному человеку!
Полишинель. Приветствуй свое божество, сынок!
Альтаир. Что? Этого ругателя? Да кто он такой?
Полишинель. «Свобода, милая свобода...»
Альтаир. А та, другая?
Полишинель. Его сестрица — Равенство. Милейшая особа!
Равенство(затягивая ремни на солдате). Ты у меня подожмешь брюхо! (Подбирает с земли какой-то предмет, который она положила на обочину дороги, перед тем как начать затягивать ремни, и продолжает свой путь.)
Альтаир. Что у нее в руках?
Полишинель. Садовые ножницы. Отойдем-ка подальше. Она стрижет, кромсает, режет... Кыш! Кыш, негодная! Беда тому, кто ей попадается!
Альтаир. Да что ж ее так раздражает?
Полишинель. Все, что выдается.
Равенство сует ему кулаком в бок.
Равенство. Убери свой горб!
Полишинель. Anch'io son aristo!..[1]
Равенство. Равняйсь! У, дохлые! Смирно! На-лево-о!
Свобода. Вперед! Свобода или смерть! (Щелкает кнутом.)
Отряд приходит в движение и постепенно удаляется.
Альтаир. А это кто, в самом конце? Черный дикарь, почти что голый, но в цилиндре, с салфеткою на шее, под руку со священником?
Полишинель. Это Братство. Ты осторожней с ним, он очень зол. Он — людоед, но в руках у него вилка и на устах молитва. Манеры как в самом высшем круге — это цивилизации заслуга. Почтенный капеллан его везде сопровождает, указывая, кто ему не братья, чтоб с чистой совестью он мог сожрать их.
Альтаир(в отчаянии). Какая гнусная насмешка! Не хочу больше смотреть... Все, что я люблю и почитаю, предстает мне в уродливом и омерзительном обличье. Братство — людоед, Свобода с кнутом в руках гонит рабов, закованных в цепи! Рассудок слеп, а Любовь безмозгла! Зачем же тогда жить? Ради чего?
За его спиной появляется Лилюли. Она неожиданно возникает посреди луга и тихо плывет над землей, едва касаясь ногами белых цветов мака. Приблизившись сзади к Альтаиру, она зажимает ему глаза. Голова его приходится на уровне ее груди.
Лилюли. Ради меня.
Альтаир(вздрагивает). Любимая! Ты! Наконец-то! (Хочет обернуться.)
Лилюли. Не двигайся! Останься так! (Не снимая рук, прижимает к себе его голову.)
Альтаир. Я слышу, как бьется твое сердце, как трепещет твоя грудь... Тут, под моей щекой... твоих нежных пальцев, из их прохладных кончиков ты, чувствую, переливаешься в меня, как ручеек, и унимаешь жар в моей крови... Я умираю от счастья... Ты здесь! Ты здесь!
Лилюли. Ну? Теперь все хорошо?
Альтаир. Все хорошо... И мир прекрасен. (Как бы внезапно пробуждаясь.) Но эти страшные виденья, эти чудовища, которые сейчас тут проходили?
Лилюли. Тебе приснилось.
Альтаир. Нет, я видел...
По-прежнему зажимая Альтаиру глаза, Лилюли склоняется над ним еще ниже, приближает лицо к его лицу, губы к его губам, почти вплотную, и все же не касается их, так же как ее ножки не касаются белых чашечек мака, над которыми она парит.
Лилюли. Тебе приснилось. Смотри теперь!
Альтаир. О, как все озарилось — каким-то новым светом! Солнце не палит больше... Над дорогой не поднимается уж едкий запах пыли и пота от человеческого стада. Ветерок свеж, как твои пальцы. Воздух благоухает акацией, как твои губы. Радостной поступью, обнявшись, проходят стройные и гармонические люди. Свобода расчищает им путь и убирает тернии, чтоб им не наколоться. Подобно Юноне, из чьего соска брызнул когда-то Млечный Путь, Братство всех любовно поит из материнской своей груди. В листве незримые Рассудок и Любовь воркуют в сладостном согласье, как две голубки. О ж