Я медленно повернулась к Алеку, лицо которого было искажено от боли, словно каждое слово, вылетающее из его рта, до крови раздирает горло.
– Когда?.. – будто со стороны, услышала свой тихий голос. – Когда он тебе это сказал?
Алек ответил не сразу, дрожал с ног до головы и буквально заставлял себя говорить, словно у него табу на разговоры и он вообще не имеет на них права.
– Перед тем… перед тем, как я сказал Фоксу найти тебя. Перед тем, как Фокс ушёл из сектора… Голос… Голос человека… Я видел его образ перед глазами. Он сказал организовать тебе выход из сектора моделирования и тогда Лимб вернёт меня в мир живых. П-прости… Прости меня…
И тогда Лимб отправил меня на встречу с Тайлером, для которого я стала причиной, по которой проводник не смог отказаться от новой должности, предложенной ему самой смертью. Кому бы ни принадлежал этот голос, он всё чётко спланировал, ради того, чтобы получить себе Тайлера.
Он даже до Алека добрался…
И Лимб… не моя фантазия.
Либо я просто спятила точно так же как и Алек, мотивы которого оказались не такими уж и благородными, как думала о своём брате Эллисон. Потому что в Лимбе, каждый борется сам за себя, за свою душу. Так однажды мне сказал мрачный отстранённый парень, который жил по этому принципу и в один прекрасный день пожертвовал своим освобождением ради меня.
После нашей встречи Алек снова замкнулся в себе и больше не произнёс ни слова. Ни в один из моих последующих визитов. Иногда я задумывалась над тем, не померещились ли мне его слова, ведь этот парень даже ложку в руках с трудом держит, но сомнения быстро проходили, потому что я не могла им позволить испортить воспоминания об идеальном заблудшем, в котором оказалось намного больше человечности, чем в любом из нас четверых.
«Прощай, Тайлер. И спасибо за всё.»
Эпилог
Два с половиной года спустя
Я больше не могу оставаться в этом городе. Этот город стал для меня клеткой. Мне просто необходимо выбраться из заточения, расширить границы, перестать бояться, что по периметру располагаются окна, которые ведут в соседние сектора.
Я стала параноиком на этой почве. Я всё ещё не уверена, что мой мир реален. Что я реальна. А вдруг… этот мир ничем не лучше Лимба? А вдруг, там – за границами, больше и нет ничего?
Можно назвать меня сумасшедшей.
Я и вправду немного спятила. Словно и не выбиралась из Лимба, потому что он стал моим регулярным ночным кошмаром. Зато там я могла видеть Тайлера.
Не проходит и дня, чтобы я его не вспоминала. И я нашла его – то самое фото из парка аттракционов. На нём я и Шерли. И будущий проводник на фоне двух весёлых девушек. Фотоаппарат был разбит вдребезги после столкновения с мотоциклом, но карта памяти уцелела, и теперь это фото стало единственным украшающим опустевшую стену моей комнаты. Иногда я с ним разговаривала (говорю же, можете смело называть меня сумасшедшей), только Тайлер никогда не отвечал. А я всё ждала, что вот окно в моей комнате распахнётся и словно супергерой из комиксов, проводник возникнет в спальне своей возлюбленной. Это была фантазия Шерли.
Шерли я всё рассказала. Потому что доверяла ей больше, чем самой себе. Я знала, что она не станет считать меня душевнобольной. А если и не поверит, всё равно поддержит мой рассказ о Лимбе, даже если сочтёт его выдумкой. Шерли сама живёт в фантазиях, где главные герои-красавчики из сериалов клянутся ей в вечной любви, делают предложение, и они вместе уходят в закат.
Шерли никому не сдала моё больное воображение просто потому, что мы лучшие подруги. И, возможно, просто потому, что она как никто другой видела состояние моей матери, когда та проводила в больнице рядом с дочерью сутки напролёт. Моя мама не переживёт, если её единственного ребёнка запрут ещё и в психиатрической клинике.
К слову о маме… Ей стало лучше. Она вернулась на работу и даже закрасила седину в волосах. Больше не плакала, но по-прежнему не отпускала меня от себя надолго, так что можете представить себе её реакцию, когда я сообщила, что хочу отправиться в путешествие. Отец долго разговаривал с ней по этому поводу, после чего она вдруг присмирела и дала согласие. Думаю, они оба понимают, что мне это просто необходимо. Только даже представить не могут насколько сильно.
Вещи были запакованы. Отцовский «Шевроле» ждал у входа. Вчера я в последний раз отметилась у доктора Паркинсона и получила «билет на выход». Теперь меня можно было официально назвать здоровой, хотя опасения на мой счёт всё равно оставались. Для этого города я стала настоящим чудом, всё равно, что человек воскресшей из мёртвых. Думаю, если бы Алек со временем восстановился, то и его бы со мной в один ряд поставили.
Но Алек не восстановился. Всё оставалось печально и стабильно. Сам мэр Харрис за него поручился, чтобы продемонстрировать городу своё величайшее сожаление о том, что его бедолага сын стал виной столь жуткой автокатастрофе. Так что Алек ни в чём не нуждался. Только вот нормальной жизнью это вряд ли можно было назвать.
Я навещала его каждую неделю. Иногда дважды в неделю. Психиатрическая больница «Волард» стала моей второй обителью. Я была знакома со всем рабочим персоналом (они даже в шутку называли меня волонтёром), а серди больных, стала практически своей. Не знаю почему… но как ни странно, там мне было комфортно. Словно я – часть их странного мира, потому что вряд ли и меня можно было назвать психически здоровым человеком. Здоровые люди не верят в Лимб. А даже если и верят, который год подряд не живут ожиданием появления самого проводника смерти.
Мама начала прощаться со мной ещё за неделю до отъезда. Взяла с меня слово звонить по несколько раз на дню, писать смс и регулярно отправлять фото. Отец перевёл на мой счёт приличную сумму денег, и хоть я отказывалась от такого вклада в мою безумную идею, всякие уговоры были бесполезны.
– Назовём это твоей второй реабилитаций, – категорично заявил он и поцеловал меня в макушку. – Да и… ты пропустила целых два своих дня рождения, так что считай это запоздалым подарком.
Шерли намеревалась поехать со мной, но почти сразу поняла, что лучше дать мне время побыть в одиночестве, так что просто взяла с меня те же клятвы, что и мама и, скрепя сердце, отпустила.
И вот я в отцовском «Шевроле». Небольшая сумка на заднем сидении и фотоаппарат любительского уровня – все мои вещи.
Не успела отъехать от дома, как мамин номер уже высветился на дисплее мобильного. Надела наушник и приняла вызов.
– Немедленно припаркуйся! – раздалась команда первым делом.
– Мама, если выйдешь на крыльцо ещё сможешь увидеть мою машину, – усмехнулась я.
– Мика…
– Мам, я ведь не навсегда уезжаю.
– Знаю… но…
– Всё будет в порядке. Говорю тебе об этом в миллионный раз.
– Ты ведь не собираешься ещё и к Алеку заехать попрощаться?
– Я вчера с ним попрощалась. У него даже приобнять меня получилось, представляешь? Выглядело, как большой прогресс.
Мама с некоторым облегчением вздохнула:
– Хорошо. Не хочу, чтобы ты выехала из города аж с закатом.
– Не переживай. Я буду умницей.
– А я, скорее всего, вообще спать перестану.
– Мам… я люблю тебя.
И снова всхлипывания.
– Ма-а-ам…
– Знаю… я тоже люблю тебя. Просто будь осторожна, ладно?
– Конечно. Теперь я всегда осторожна.
Потому что с некоторых пор стала ценить жизнь гораздо больше. Каждый день, каждый час, каждую минуту. Потому что второй такой жизни уже не будет. И потому что я не могу подвести человека, который дал мне этот шанс – начать всё сначала.
Времени десять утра, а на заправке такая очередь из автомобилей. Наконец залив полный бак, припарковалась на стоянке и отправилась к кофейному автомату.
Нащупывая по карманам мелочь, даже заметить не успела, как из-за угла минимаркета вырулил чёрный блестящий мотоцикл и я, отскочила в сторону, разбросав по асфальту пригоршню монет.
Сердце чуть не встало, и не от испуга – от такого болезненного напоминания. Так что просто ничего не могла с собой поделать и, не двигаясь с места, загипнотизированным взглядом глядела в спину водителя в шлеме – владельца чёрного байка. Он заглушил мотор недалеко от моей машины и повернул ко мне голову.
Зная, что это невозможно, я всё равно позволила крохотной бабочке, надеждой живущей в сердце, затрепыхаться слабыми крылышками.
Водитель снял шлем, повесил его на руль и встряхнул чёрными волосами. И тут-то меня понесло вперёд. С огромными горящими надеждой глазами я опустила руку водителю на плечо и резко развернула к себе.
– Ты в порядке, крошка? – ухмыльнулся на один бок мужчина лет тридцати пяти, с густой щетиной на лице и пирсингом во всех возможных местах.
– Простите, – промямлила, пятясь назад. Сердце тяжёлым камнем рухнуло вниз живота. С силой закрыла глаза и глубоко вздохнула. Мне нельзя нервничать, всё ещё нельзя. Доктор Паркинсон велел отдыхать, избегая даже малейших стрессовых ситуаций, но что я могу сделать, если во владельце каждого чёрного мотоцикла пытаюсь разглядеть его?
Что я могу с этим сделать?!
– Прокатить, детка? – вернул меня в реальность хриплый голос байкера с пирсингом. – Ты чего так ко мне подорвалась?
– Нет… я… я просто перепутала вас кое с кем, – с силой затрясла головой, выбивая из неё все мысли. Просто опустошая, а это я хорошо умею делать.
– Ну ладно, как знаешь, – водитель прошествовал мимо меня к минимаркету и подмигнул. – Ты это… осторожнее. Смотри куда идёшь, я ведь и наехать на тебя мог.
– Ага… обязательно, – промямлила, глядя на отдаляющуюся спину мужчины и, чувствуя, что для продолжения ещё не начавшейся поездки мне как минимум часа два потребуется чтобы прийти в себя.
– Опять под колёса лезешь? – раздался сбоку низкий хрипловатый голос, с таким необыкновенным знакомым мне тембром, а вслед за словами короткая усмешка.
Тайлер стоял у отцовского «Шевроле» и подпирал капот пятой точкой. Весь в чёрном: кожаная крутка, чёрные джинсы и высокие ботинки на шнуровке. Волосы взъерошены в идеальном, по моему мнению, беспорядке, одна бровь весело приподнята, под глазами всё те же тёмные пятна, на лице небольшая щетина. И губы… мои любимые губы, которые сейчас так загадочно улыбаются. А в руках… кофе?