Казанский собор располагается не только близ S-линии Мойки. Храм – центр креста места в виде пересечения прямых Невского и канала Грибоедова (Екатерининского), на который воздета змея S реки. В основе и центре композиции пространства этого храма тоже крест.
И это принципиально важный момент. Если S-линия Мойки, отдельные измерения которой мы только что рассматривали, воздета на Крест, то все её измерения подчинены ему, а значит, являют собой творческие и творческо-исторические (а история, несомненно, – совместное творчество Бога и человека) измерения Креста Христова.
Речь идёт о подчинённости истории и творчества Кресту, посылаемому в наш мир, накладываемому на наши городские перекрёстки и делающему их центрами Распятия.
Крест – критерий истинности обозначенных выше измерений S-Слова Мойки, их Правды, их неподменности.
В Санкт-Петербурге, бывшем столицей Российской империи, ставящей себе образцом империю Рима, такой Крест является имперским.
А архетипом всех перечисленных измерений Слова Мойки на определённом её участке оказывается Крестный Путь Христа. В определённом смысле это имперский Крестный Путь, поскольку земли, по которым он проходил, были частью Римской империи.
Рождество произошло в Вифлееме. А к месту Рождества волхвов привела звезда, явившаяся им на Востоке, т. е. в Индии или Вавилоне. Но Вифлеем даже по отношению к Индии и Вавилону, откуда могли прийти волхвы, пребывает на юго-западе.
Юго-запад – та исходная точка на линии Слова Мойки, где находится Исаакий. Как уже указывалось, тяжесть его римских форм говорит о Римской империи, частью которой были земли, на которых родился Христос. Но не только. Такая тяжесть может свидетельствовать и о тяжести иудейской религии в момент Рождества Спасителя – той тяжести, которую Ему предстояло преодолеть.
Если Исаакиевский собор на S-линии Мойки отсылает нас к Рождеству, то после пребывающего на ней Воспитательного дома, который закономерно отождествляется с Воспитательным домом Девы Марии, где рос Христос, должно следовать Крещение. Именно так определялась точка в районе угла Невского и Мойки в двух моих книгах[20].
Ведь у Христа не было земного отца. В этом смысле Он был сиротой, как и сироты Воспитательного дома. Поэтому петербургский Воспитательный дом несёт в себе Воспитательный дом Марии – точно так же, как Исаакий заключает в себе Рождество, а Спас на Крови – Воскресение.
Но в равной степени Дом Марии и следующее за ним Крещение несут в себе расположенный сразу за Воспитательным домом Казанский собор, северо-западное крыло которого устремлено в сторону места обитания сирот. Причём собор и храм соединяет воронихинский сквер со знаменитой решёткой, место которого когда-то было частью территории Воспитательного дома.
Созидание петербургского Слова, состоящего из Пути от Рождества к Воскресению, начинается с Крещения сразу после Воспитательного дома Марии, происходящего в Казанском соборе и водах Мойки. Ведь Казанский строился на её S-линии первым. А потом возводился Исаакий. И значительно позднее – Спас на Крови.
Змеевидная линия красоты Мойки (т. е. Логос реки и Логос Петербурга) оформлялась одновременно с созданием Воспитательного дома недалеко от начала S-линии реки. 13 мая 1797 года императрица Мария Фёдоровна указом императора Павла взяла под личное покровительство Воспитательный дом, который переехал на Мойку в начале 1798 года. А обрамление гранитом и сопутствующая ему гармонизация линий набережных Мойки проходили именно в это время: гранитные работы были начаты при Павле и завершены при Александре I. Петербургская вода – она — обрамлялась гармоничным петербургским изгибом, отсылающим к гармонии античной. На территории Воспитательного дома чуть позже неслучайно вырос большой храм Покрова Богородицы. И неслучайно сироты воспитывались под Её Покровом в доме, делающимся Домом Марии, в то время как извив S Мойки становился Рекой Марии. И Река Марии начинала созидать вдоль себя Троицу храмов, словно выбрасывая их на берег.
Но Казанский собор, в отличие от Воспитательного дома перед ним, это не лишь Крещение. Как только что подчёркивалось, Казанский собор находится в центре Креста места, на который воздета S-змея Мойки. В этом соборе пребывает центр Креста Петербурга, лежащего в основе Слова Города. Именно поэтому Казанский собор появляется на S-линии реки первым из трёх имперских храмов. И направляет Путь от Рождества в Исаакии через Крещение рядом с собой к Воскресению в Спасе на Крови. Ведь конечная точка на S-линии реки – храм Воскресения Спас на Крови, – несомненно, будет олицетворять Воскресение, завершившее земной Путь Спасителя.
А петербургский Воспитательный дом неотрывен от Казанского собора, на уровне которого находится и к которому примыкает.
Понятно, что почти исчезающий купол голландской церкви, стоящей на линии реки после Воспитательного дома и Казанского собора, будет говорить о противодействии Крещению, когда такое противодействие выразилось, например, в убийстве Иродом Иоанна Крестителя. А схожий купол церкви Спаса Нерукотворного Образа окажется связан с красочно переданным в Евангелии противодействием Воскресению.
Евангельский Путь Христа при Нём ещё не был отмечен на рельефе земного места Словом, имеющим форму охваченного змеёй Креста; вдоль этого Пути ещё не стояли храмы, поскольку явившийся во плоти Спаситель являл Собой Слово Сам. Однако после Его Воскресения мы сталкиваемся с описанным Григорием Паламой божественным Словом в виде посылаемых в творение нетварных энергий Христа и Троицы. И это энергийное Слово, неся в себе Смысл Пути Спасителя, падает на рисунок места, схожий с формами Пути Христа. А затем Логос Григория Паламы преображает рельеф, «шлифуя» его и созидая на нём храмы, отражающие последовательность этапов земного Пути Иисуса.
Линия S Мойки – своего рода модель части Логоса русской цивилизации в петербургский период, который спрессовал в себе тысячелетие русской истории, неотрывное от христианства, и истории мировой, и прежде всего от евангельской, но неотрывное и от империи… И эта Логосная часть есть Путь к Воскресению и Вознесению от места Рождества по территории империи.
Но, как отмечалось, имеет значение и то, что Исаакиевский собор, означающий Рождество, был освящён 30 мая – в день памяти Исаакия Далматского, – ибо в этот день родился Пётр. Поэтому храм можно рассматривать как место рождения основателя города, а значит, и начало его Пути.
Горельеф, установленный над главным входом Исаакия, рассказывает о том, как Исаакий Далматский благословляет византийского императора Феодосия Великого, провозгласившего христианство государственной религией империи. А ведь Пётр, создав Российскую империю, объединил в ней разные типы государственности. И престол имперского Исаакия в месте Рождества освящён во имя святого, в день которого явился на свет царь, соединивший в России три государственности, живущие на S-линии Мойки в её храмах. При этом самодержец соединил воедино петербургские начало и конец, альфу и омегу, Рождество и Воскресение.
Духовная структура Казанского собора в центре петербургского креста места, на наш взгляд, должна быть такой же, как духовный смысл и структура произведений и жизни Пушкина. Эта структура, находясь между небом и землёй, должна нести в себе промежуточность. Казанский собор, распластанный по земле, прижатый к ней, но при этом лёгкий, хранящий в себе небо, выражает готовность земли соединиться с небом. Её же выражают многие греческие храмы, а значит – и грек по происхождению апостол Лука. Греческая цивилизация была такой же открытой к миру, как Пушкин. Но Парфенон находится на холме Акрополя. Казанский же собор пребывает на дне геолого-метафизической впадины Приневской низменности. Поэтому петербургскому храму ещё есть куда взлетать, а Парфенону это уже не нужно…
Глава 8Линия красоты Мойки: Поэт и Царь
Введение. Поэтесса и сотрудница музея-квартиры Александра Пушкина на Мойке, 12 Татьяна Галушко (1937–1988) написала стихотворение «Набережная Мойки», эпиграфом к которому взяла пушкинскую строку «Чью тень, о други, видел я…».
Решётка набережной Мойки и её тени
Решётки этой почерк отродясь
Я жалованной грамотой считала,
Я каждый день чугун её читала,
И между нами возрастала связь.
Меж небом и гранитной мостовой
То в снеговом, то в лиственном сиянье
Висит её священное писанье,
Неведомо затверженное мной.
По воздуху стремительным перстом
Прочерчена ещё одна подробность,
Не то что тень, а словно некий образ
Меж Синим и Конюшенным мостом.
И для меня уже который год,
Особенно при небольшом тумане,
На Мойке так необходимо-странен
Изгиб реки и зданий поворот.
Предчувствие открытья и беды
В одушевлённом том столпотворенье
Особняков. В наклонном ускоренье
Решётки – вспять движению воды.
Зачем мне знать, что называлась Мья,
Для лодок в берега вбивали колья…
Есть признак места, выраженный болью.
Боль – от и до. И это знаю я.
От Синего к Конюшенному. Вот
Где стык углов и стык свинца и охры
Сжимает узко берега и горло
И внешней правдой быть перестаёт.
Решётка набережной Мойки и её тени
Находящаяся в фокусе зрения и мысли поэтессы решётка, окаймляющая набережную Мойки, конечно, не знаменитая решётка Летнего сада. Но её верхняя часть являет собой соединённые друг с другом круги, образующие бесконечно вьющуюся S-линию. А Мойка на названном Татьяной Галушко участке от Синего к Мало-Конюшенному мосту тоже имеет форму