Оно каким-то образом вывело его из кошмара и вознесло в небо, все испещренное знаками Хартии, залитое солнечным светом.
Сэм открыл глаза: впервые к нему вернулась способность видеть четко и ясно, взор его уже не туманила мутная пелена – следствие головокружения и передозировки лекарств. Шеи его легко касались чьи-то пальцы – в том самом месте, где прощупывался пульс; и подросток, еще не поднимая ресниц, узнал руку отца. У постели больного сидел Оселок, глаза его были закрыты – он направлял целительное заклинание в тело сына, знаки вспыхивали под его пальцами и перетекали в Сэма.
Сэм наконец-то взглянул на отца, благодаря судьбу за то, что тот зажмурился и не видит ни стыда облегчения, отразившегося в лице сына, ни слез, что больной поспешил незаметно смахнуть. Магия Хартии согрела его – впервые за много дней. Сэмет чувствовал, как знаки очищают его кровь от медикаментов и унимают боль от ожогов. А одно лишь присутствие отца разом прогнало страх Смерти. Подросток по-прежнему чувствовал Смерть, но смутно и далеко и уже ничего не боялся.
Король Оселок I завершил заклинание и открыл глаза: серые, как у сына; вот только сейчас их затуманивала озабоченность – и бесконечная усталость. Он медленно убрал руку от шеи Сэмета.
Отец и сын едва не кинулись друг другу в объятия, но тут Сэм заметил, что в палате, помимо отца, присутствуют два доктора, четыре королевских телохранителя и пара офицеров анцельстьеррской армии, а в коридор набилась целая толпа анцельстьеррских полицейских, солдат и чиновников, и все они тоже пытаются заглянуть в дверной проем. Поэтому Сэмет и Оселок просто пожали друг другу руки, а больной приподнялся и удобнее уселся в постели. Лишь по тому, как крепко сын стиснул отцовскую кисть и как неохотно выпустил ее снова, Оселок понял, насколько тот рад его видеть.
Оба доктора глазам своим не верили: Сэм пришел в сознание! Один даже проверил карту больного в изножье кровати, убеждаясь, что пациенту действительно вот уже несколько дней внутривенно вводят морфий.
– Такое просто невозможно! – начал было доктор, но один из телохранителей Оселка холодно воззрился на него, давая понять, что его мнения прямо сейчас никто не спрашивает. Его же ненавязчивый жест убедил врача, что в его присутствии также никто не нуждается, и медицинское светило попятилось к двери. И король, и его стражники были одеты в костюмы-тройки строгого темно-серого цвета, чтобы лишний раз не шокировать чувствительных анцельстьеррцев. Впечатление слегка портил тот факт, что все были при мечах – неубедительно замаскировав клинки под скатанные в трубочку плащи.
– А это все сопровождающие лица, – ехидно сообщил Оселок, видя, что Сэм недоумевает по поводу толпы в коридоре. – Я им сказал, что я здесь как частное лицо, просто чтобы навестить сына, но, по всей видимости, даже в таком случае без официального эскорта не обойтись. Надеюсь, ты в состоянии сесть в седло. Если мы тут задержимся еще ненадолго, меня того гляди загонит в угол какой-нибудь политик или целый комитет.
– Сесть в седло? – удивился Сэм. Ему пришлось повторить вопрос дважды: в первый раз он почувствовал такую слабость, что горло его не издало ни звука. – То есть я уеду из школы еще до конца семестра?
– Да, – тихо подтвердил Оселок. – Я хочу, чтобы ты вернулся домой. Анцельстьерр уже не безопасная гавань. Здешняя полиция арестовала вашего водителя. Он оказался подкуплен, причем подкуплен серебряными денье Древнего королевства. Значит, кто-то из наших врагов нашел способ действовать по ту и эту стороны от Стены. Или, по крайней мере, придумал, как потратить деньги в Анцельстьерре.
– Думаю, в седле я удержусь. – Сэм нахмурился. – Ну то есть я не знаю, сильно ли мне досталось. Запястье, конечно, побаливает…
Он замолчал и скользнул взглядом по повязке на руке. Знаки Хартии по-прежнему мельтешили вдоль ее края, просачиваясь наружу сквозь поры кожи, точно золотистая испарина. А ведь магия Хартии почти его исцелила, сообразил паренек. Да, запястье слегка ноет, и только в том самом месте, где еще недавно гнездилась мучительная, непереносимая боль; а менее серьезные ожоги на лодыжках и бедрах уже окончательно зажили.
– Повязку можно снять, – промолвил Оселок и принялся разматывать бинты. При этом он наклонился к сыну совсем близко и прошептал: – Физически ты пострадал не так уж сильно, Сэм. Но я боюсь, раны, нанесенные твоему духу, куда серьезнее. Чтобы их исцелить, потребуется какое-то время, ибо это не в моей власти.
– Это еще почему? – встревожился Сэм. Он внезапно почувствовал себя совсем ребенком, а вовсе не почти взрослым принцем, каковым ему вроде бы полагается себя считать. – А мама разве не сможет меня подлечить?
– Не думаю, – покачал головой Оселок, положив руку на плечо сына. В свете больничной палаты на костяшках пальцев ярко выделялись мелкие белые шрамы – следствие многолетних фехтовальных тренировок и настоящих боев. – Но в конце концов, я не знаю природы нанесенного вреда; просто знаю, что вред причинен. Наверное, поскольку ты отправился в Смерть без подготовки и должной защиты, река выпила толику твоего духа. Не так уж много, нет, но достаточно, чтобы ты почувствовал себя слабее… и неувереннее. Словом, вроде как умалился. Но со временем эта частица непременно восстановится.
– Мне не следовало так поступать, да? – прошептал Сэм, вглядываясь в лицо отца и высматривая приметы неодобрения и суровости. – Мама сильно сердится?
– Вовсе нет, – удивленно отозвался Оселок. – Ты сделал то, что посчитал нужным, ради спасения других. Это очень храбрый поступок – и в лучших традициях семьи по обеим линиям. Но твоя мама очень тревожится за тебя.
– Тогда почему она не здесь? – выпалил Сэм. Вопрос прозвучал по-детски капризно, и парнишка пожалел о нем, еще не успев договорить.
– По-видимому, объявился очередной мордаут – присосался к паромщику в Олмонде, – терпеливо объяснил Оселок, так же как всегда объяснял бесконечные неизбежные отлучки Сабриэль на протяжении всего детства Сэмета. – Нам об этом сообщили под самой Стеной. Она тотчас же взяла Бумажнокрыл и полетела на выручку. Она встретит нас уже в Белизаэре.
– Если только ее еще куда-нибудь не вызовут, – пробурчал Сэм. Он понимал, что ведет себя как разобиженный ребенок. Но ведь он вполне мог умереть, а для мамы это, видимо, не причина, чтобы поспешить к сыну.
– Если только ее еще куда-нибудь не вызовут, – невозмутимо подтвердил Оселок. Сэм знал: спокойствие дается отцу с большим трудом; в его жилах текла древняя кровь берсерков, и Оселок опасался давать ей волю. Сэмет всего лишь раз видел отца в ярости, когда на торжественном обеде во дворце подставной посол одного из северных кланов попытался заколоть Сабриэль сервировочной вилкой. Оселок, взревев, точно какой-нибудь чудовищный зверь, ухватил шестифутового варвара и швырнул его через весь стол на жареного лебедя. Это напугало всех собравшихся куда больше, чем покушение на жизнь королевы, особенно когда Оселок попытался оторвать от пола двойной трон и метнуть его в незадачливого злоумышленника. К счастью, он не преуспел; спустя какое-то время Сабриэль удалось его успокоить, поглаживая по лбу, в то время как тот слепо атаковал мраморное основание трона.
Сэму живо вспомнилась эта сцена – сейчас, когда веки отца на краткий миг опустились, а лоб прорезала складка.
– Прости, – пробормотал он. – Я знаю, в этом ее долг. Она же Абхорсен и все такое.
– Да, – кивнул Оселок, и по тому, как это прозвучало, Сэм прочувствовал, как глубоко переживает сам отец из-за многочисленных частых отлучек Сабриэль, призванной сражаться с мертвыми.
– Пожалуй, оденусь-ка я, – решил Сэм, спуская ноги с постели. Только тогда он заметил, что кровать напротив пуста и аккуратно застелена. – А где же Ник? Ник был здесь, верно? Или мне все приснилось?
– Не знаю, – покачал головой Оселок. Он был знаком с другом сына по своим предыдущим визитам в Анцельстьерр. – Когда мы приехали, его тут не было. Доктор! Здесь ведь лежал Николас Сэйр?
Доктор метнулся вперед. Он понятия не имел, кто таков этот странный, но явно важный посетитель, и о пациенте тоже ничего не знал – армия настаивала на соблюдении секретности, так что использовались только имена, без фамилий. Фамилию второго пациента доктор предпочел бы не слышать; кто же не знает Сэйра? Однако у главного министра нет сына такого возраста, так что парень, вероятно, племянник или еще какой-нибудь родственник, и на том спасибо.
– Пациент Николас Икс, – объявил доктор, особенно подчеркнув «Икс», – вчера был передан на руки доверенному слуге его родителей. У него был всего лишь легкий шок и несколько ссадин.
– А он ничего не просил мне передать? – спросил Сэм, удивляясь, что друг даже не попытался пообщаться с ним перед уходом.
– Не думаю… – начал было доктор, но тут сквозь толпу людей в синем, в сером и в хаки из коридора протолкалась медсестра. Совсем юная и очень хорошенькая; из-под накрахмаленной шапочки выбивались непослушные рыжие локоны.
– Он оставил письмо, ваши светлости, – промолвила девушка с характерным северным акцентом. Явно уроженка Бейна, она отлично знала, кто такие Сэм и Оселок, к вящему раздражению доктора. Фыркнув, он выхватил конверт у нее из рук и передал его Сэму; тот сразу же вскрыл послание.
В первый момент Сэм не узнал руку друга, но, вглядевшись, убедился: да, это почерк Ника, просто отдельные буквы выглядят куда крупнее, чем обычно, а завитки и росчерки встречаются реже. Секунду-другую спустя принц сообразил, что Ник, должно быть, писал перебинтованной рукой.
Дорогой Сэм!
Надеюсь, ты скоро поправишься и прочтешь мои каракули. Сам я вроде бы вполне пришел в себя, хотя должен признать, что события того необыкновенного вечера мне видятся как в тумане. Тебе, наверное, никто не сказал, что я вбил себе в голову отыскать этого некроманта, будь он неладен, – ну, за которым ты сам охотился невесть где. К несчастью, в темноте и под дождем и, наверное, немного увлекшись погоней, я свалился со склона на дорогу и вырубился. Доктора говорят, мне повезло: все кости целы, хотя наблюдаются несколько прелюбопытных синяков. Боюсь, впрочем, юных дебютанток Корвира они не заинтересуют так, как медсестру Молен!