Твой отважный поступок также убедил меня в том, что ты готов начать обучаться на преемника Абхорсена. Я очень горда тобой, но немного грущу, ведь это значит, что ты вырос. Бремя обязанностей Абхорсена ложится на плечи тяжким гнетом, а самое худшее то, что мы обречены так редко видеть наших детей и так мало участвовать в их жизни – в твоей жизни, Сэм!
Я не спешила учить тебя, потому что мне очень хотелось, чтобы ты как можно дольше оставался моим ненаглядным малышом: именно таким я тебя и помню. Но конечно же, ты уже много лет как не малыш; теперь ты уже почти взрослый, и обращаться с тобой следует как со взрослым. А это, помимо всего прочего, означает признать твое наследие и важную роль, которую тебе предстоит сыграть в будущем нашего королевства.
Значительная часть этого наследия заключена в «Книге мертвых», которую ты сейчас держишь в руках. Ты уже понемногу начинал изучать ее под моим руководством, но теперь для тебя настало время постичь ее содержание, насколько это вообще возможно для человека. И да, в нынешние неспокойные времена мне понадобится твоя помощь: дела творятся странные, мертвые и адепты Свободной магии бесчинствуют, как никогда, а я не в силах отыскать источник бедствий.
Мы поговорим обо всем этом подробнее, когда я вернусь, но сейчас я просто хочу, чтобы ты знал: я горжусь тобой, Сэмет. И твой отец тоже гордится. Добро пожаловать домой, сынок!
С любовью,
Сэм бессильно разжал пальцы; листок выпал из его руки и лег на подушку. Будущее, что еще недавно казалось таким лучезарно счастливым, когда на том крикетном матче мяч описал дугу над трибунами – и выбил целых шесть очков! – потонуло в непроглядном мраке.
Глава двадцатаяДверь с тремя эмблемами
В честь своего девятнадцатого дня рождения Лираэль на пару с Псиной решила устроить себе самое настоящее приключение: исследовать иззубренный провал в бледно-зеленом камне, где главная спираль Большой библиотеки внезапно заканчивалась.
Дыра оказалась для Лираэль слишком тесной, так что она заранее сделала себе хартийную оболочку. За несколько лет, с тех пор как она нашла книгу «В шкуре льва», девушка научилась создавать три различные оболочки. И каждая из них была тщательно выбрана за ее природные преимущества. Ледяная выдра – маленькая, верткая, гибкая; этот облик позволял Лираэль проникать в узкие лазы и с легкостью передвигаться по снегу и льду. Бурый медведь был крупнее и куда сильнее Лираэль в ее обычном обличье, а густая шерсть защищала от холода и любого вреда. Лающая сова подарила ей возможность полета, а темнота перестала быть помехой; хотя до сих пор девушка летала только под окнами обширных библиотечных залов, а там подсветка сколько-то давала о себе знать.
Но у хартийных оболочек были и свои недостатки. Ледяная выдра видела мир только в серых тонах и под углом зрения, позволяющим рассмотреть только то, что у самой земли; а еще Лираэль неодолимо тянуло на рыбку еще много дней спустя после того, как она сбрасывала оболочку. Бурый медведь обладал слабым зрением, а, походив в его шкуре, Лираэль на несколько дней становилась злобной, раздражительной и прожорливой. От лающей совы днем особого толку не было, а у Лираэль потом еще долго слезились глаза в ярком свете читального зала. Но в общем и целом она была довольна и хартийными оболочками, и собственным выбором и ужасно собою гордилась: она научилась создавать целых три оболочки куда быстрее, чем обещал учебник.
К сожалению, на их создание уходило очень много времени – да и надевались они не то чтобы мгновенно. Обычно у Лираэль уходило пять часов и даже больше на то, чтобы подготовить оболочку, еще час – на то, чтобы аккуратно ее свернуть и уложить в мешочек или сумку, где она хранилась день-два, и потом еще по меньшей мере полчаса, чтобы ее надеть. Иногда времени требовалось больше, особенно на оболочку ледяной выдры – она ведь была куда меньше Лираэль в ее обычном обличье. Это все равно что попытаться засунуть ступню в носок, в который может протиснуться только большой палец: носок растягивается, а нога сжимается. А сбалансировать процесс очень сложно: чувствуя, как она одновременно изменяется и уменьшается, Лираэль испытывала головокружение и ее чуть подташнивало.
Но сегодня, в день ее рождения, ей подойдет только оболочка ледяной выдры, и никакая другая: дыра в скале была менее двух футов в ширину. Лираэль принялась перевоплощаться, а Шкодливая Псина между тем скреблась и рылась у провала. Каким-то непостижимым образом Псина становилась при этом длиннее и тоньше – теперь она очень походила на одну из тех таксочек, что королевы-пастушки Рассели носили обернутыми вокруг шеи на манер шарфа – как изображалось в столь любимом Лираэль путеводителе.
Несколько минут яростной работы задними лапами – и Псина исчезла. Лираэль вздохнула, продолжая втискиваться в хартийную оболочку. Собаки, как известно, ждать не умеют; но девушка немного обиделась: неужели в день ее рождения нельзя немножко потерпеть и пропустить хозяйку вперед?
Не то чтобы она на это рассчитывала. Из всех дней в году Лираэль больше всего ненавидела собственный день рождения: день, когда ей поневоле вспоминалось все самое плохое в ее жизни.
В этом году, равно как и в прошлом, она проснулась, по-прежнему лишенная Прозрения. Эта старая рана теперь уже зарубцевалась и была погребена в самых глубинах сердца. Лираэль научилась скрывать свою боль даже от Шкодливой Псины, с которой обычно делилась всеми помыслами и мечтами.
На сей раз Лираэль даже не задумывалась о самоубийстве – как в свой четырнадцатый день рождения и, мимолетно, в семнадцатый. Ей все-таки удалось создать для себя жизнь пусть и не идеальную, но во многом приемлемую. Она по-прежнему жила в Палатах Юных – и останется там до тех пор, пока ей не исполнится двадцать один год и ей не отведут собственное жилье; но поскольку все свое время девушка проводила в библиотеке, Киррит в ее повседневный распорядок почти не вмешивалась. Кроме того, Лираэль давно уже не приходила ни на Пробуждения, ни на другие церемонии, на которых полагается надевать синюю тунику – ненавистный, самоочевидный знак того, что она – ненастоящая Клэйра.
Вместо синей туники девушка носила свою библиотечную форму – всегда, даже за завтраком, а голову повязывала белым шарфом, по примеру старших Клэйр, пряча под него иссиня-черные волосы. А глядя на форму, никто не усомнился бы, кто девушка такая, – даже гости в нижней трапезной.
За неделю до ее дня рождения эта рабочая одежда стала еще наряднее: Лираэль сменила желтую жилетку на красную, это гордое свидетельство повышения до второй помощницы библиотекаря. Повышение пришлось как нельзя кстати, но без треволнений не обошлось. Официальное письмо о новом назначении Лираэль получила неожиданно, ближе к вечеру. В этом письме главный библиотекарь Ванселле поздравляла девушку и между прочим сообщала, что на следующее утро состоится краткая церемония – причем в ее браслете будет активировано еще одно заклинание-ключ; кроме того, ее дополнительно обучат нескольким последовательностям знаков, «сопряженным со служебными обязанностями второй помощницы в Большой библиотеке Клэйр».
В результате Лираэль просидела всю ночь в своем кабинете, пытаясь «усыпить» лишние заклинания-ключи, которые уже сама пробудила в своем браслете, чтобы не выдать своих запретных изысканий. Но «усыпить» оказалось куда труднее, чем «пробудить». Лираэль билась над ними не один час без всякого толку, пока наконец в четыре утра ее горестные стоны не разбудили Псину. Та дохнула на браслет, лишние заклинания тут же отключились, а Лираэль заснула так крепко, что едва не проспала утреннюю церемонию.
Красная жилетка стала подарком на день рождения, врученным, так сказать, заранее; а в нужный день последовали и другие. Имши и прочие юные библиотекари, которые общались с Лираэль по работе более всех прочих, подарили ей новое писчее перо – тонкое, изящное, серебряное, с выгравированными изображениями сов; с двумя тонкими «лапками», куда можно было вкрутить самые разные стальные перья. Это сокровище лежало в обитой бархатом коробочке из благоуханного сандалового дерева, и к ней же прилагалась старинная чернильница из непрозрачного зеленого стекла с золотым ободком, украшенным рунами, которые никто не мог прочесть.
И перо, и чернильница недвусмысленно намекали на теперь уже освященную временем привычку Лираэль избегать разговоров. По возможности она предпочитала писать записки. За последние несколько лет она и десяти слов подряд не произнесла и зачастую целыми днями не заговаривала с людьми.
Разумеется, Клэйры ведать не ведали, что молчаливая замкнутость Лираэль с лихвой восполняется беседами с Псиной: вот с нею девушка могла болтать часами. Порою ее начальники любопытствовали, почему она такая неразговорчивая, и Лираэль не знала, что ответить. Знала она одно: в беседах с Клэйрами она неизбежно вспоминала обо всем, о чем говорить не хотела. Разговоры Клэйр всегда сворачивали на Прозрение – суть и смысл их жизни. Отмалчиваясь, Лираэль просто защищала себя от боли, пусть даже сама этого не осознавала.
За праздничным чаепитием в комнате отдыха младших библиотекарей, где обычно царила непринужденная обстановка, все хохотали и тараторили не умолкая, Лираэль смогла лишь пролепетать «спасибо» и поулыбаться, пусть и сквозь слезы. Они все так добры к ней, ее коллеги-библиотекари! И все-таки они в первую очередь – Клэйры, а библиотекари – во вторую.
Последний подарок Лираэль получила от Шкодливой Псины: та от души расцеловала девушку. А поскольку собачьи поцелуи сводятся к смачному вылизыванию хозяйской физиономии, Лираэль поспешила сократить бурные изъявления любви, вручив Псине пирожное, оставшееся с праздничного чаепития.
– И с кем же еще поцелуешься, как не с собакой, – пробормотала Лираэль. Она уже наполовину натянула на себя оболочку ледяной выдры, но ей требовалось еще минут десять, прежде чем она сможет последовать за своим четвероногим другом.