Даже металлические заклепки были пропитаны магией Хартии. Девушка не знала в точности, что они такое, но в одном не приходилось сомневаться: эта дверь была истинным шедевром магии, сложнейшие заклинания создавали ее в течение многих месяцев – в придачу к искусной работе по дереву и металлу.
Лираэль толкнула дверь рукой – та заскрипела. Девушка толкнула сильнее – и дверь внезапно сложилась гармошкой, разделившись на семь панелей. Лираэль даже не заметила, что при этом исчез один из трех символов и теперь оставались видны только два вида заклепок. Из двери хлынула волна магии Хартии, захлестнула гостью и каким-то образом перетекла в нее. Заструилась по жилам, наполняя ее пьянящим счастьем, подобного которому девушка не испытывала с тех пор, как Шкодливая Псина впервые явилась в мир скрасить ее одиночество. Магия забурлила в ее крови, заискрилась в ее дыхании – и разом сошла на нет. Лираэль, пошатываясь, прислонилась к дверному косяку. Отпечатки заклепок на ее ладонях поблекли и изгладились, не успела она их толком рассмотреть.
– Ух ты! – покачала она головой, одной рукою непроизвольно нащупывая теплый собачий бок. – Это что такое было?
– Дверь просто с тобой поздоровалась, – объяснила Псина. Вывернувшись из-под хозяйской руки, она рванулась вперед: когти резво зацокали по ступеням лестницы, уводящей вниз, в глубину горы.
– Как так? – удивилась Лираэль. Песий хвост встал торчком, заходил ходуном из стороны в сторону – и мелькнул уже внизу, на повороте спирали. – Разве двери умеют здороваться? Подожди! Да подожди же меня!
Но приказы, просьбы и даже уговоры Шкодливая Псина обычно пропускала мимо ушей. Впрочем, хозяйку она все-таки подождала – двадцатью ступенями ниже. Там сияло куда меньше знаков Хартии, и лестницу затянул темный мох. Без сомнения, здесь уже давным-давно не ступала ничья нога.
Псина вскинула взгляд на подошедшую девушку и тут же, сорвавшись с места, помчалась вниз, снова с легкостью опередив ее на двадцать ступенек. И опять исчезла из виду: издалека доносился только размеренный цокот когтей.
Лираэль вздохнула и неторопливо двинулась дальше, не слишком доверяя скользким, поросшим мхом ступеням. Там, внизу, таилось нечто пугающее; девушку угнетало тревожное предчувствие, всколыхнувшееся в глубинах подсознания. Некое смутно неприятное ощущение с каждым шагом давило на нее все сильнее.
Псина дожидалась, пока хозяйка не поравняется с нею, еще восемь раз, прежде чем они достигли наконец основания длинной лестницы. Лираэль прикинула про себя, что они спустились в недра горы ярдов на четыреста глубже, чем когда-либо на ее памяти. Здесь даже не было внедрений льда, что только усиливало ощущение чужеродности. Это подземелье не походило ни на одну другую часть владений Клэйр.
А еще, чем ниже они спускались, тем темнее становилось вокруг. Древние знаки Хартии, дарующие свет, тускнели и меркли; теперь вокруг слабо мерцало лишь несколько. Построившие эту лестницу начинали с самого низа, догадалась Лираэль, глядя на знаки. Те, что располагались глубже, были куда древнее прочих, и вот уже много веков никто не заменял их.
Обычно девушку не пугала темнота, но тут, в недрах горы, все было иначе. Лираэль сама призвала свет: вплела в волосы два ярких знака Хартии, и теперь подрагивающий поток лучей падал прямо ей под ноги, освещая спуск.
Внизу лестницы обнаружилась новая, скрепленная Хартией дверь. Псина, усевшись перед нею, задумчиво почесывала ухо. Эта дверь была из камня, и на гладкой поверхности просматривались крупные, глубоко вырезанные буквы Среднего алфавита – а также и символы Хартии, разглядеть которые способен только маг Хартии.
Лираэль наклонилась ближе, пытаясь их прочесть, и вдруг отпрянула и кинулась к лестнице, одержимая одной мыслью: бежать, бежать отсюда! Псина проворно метнулась ей под ноги; девушка споткнулась, упала, утратила контроль над заклинанием освещения, и яркие знаки погасли и снова канули в бесконечный поток Хартии.
Во власти безоглядной паники девушка ползала на четвереньках во тьме, пытаясь отыскать, где тут лестница. Но вот пальцы ее нащупали мягкий, влажный песий нос, а силуэт собаки вдруг засиял по контуру смутным призрачным светом.
– Ну ты молодец! – саркастически промолвила Псина, придвигаясь ближе и влажно засопев Лираэль прямо в ухо. – Ты никак вспомнила, что пирог в духовке оставила?
– Дверь, – прошептала Лираэль, даже не пытаясь подняться. – Это дверь в гробницу. Вход в крипту.
– Да ну?
– И на ней мое имя, – пролепетала Лираэль.
Повисла долгая пауза.
– То есть ты считаешь, кто-то взял на себя труд построить для тебя крипту тысячу лет назад, в надежде на то, что в один прекрасный день ты, может быть, объявишься в подземелье, войдешь внутрь и по счастливому совпадению тут-то с тобой и приключится сердечный приступ? – наконец проговорила Псина.
– Нет…
Снова воцарилось молчание. И нарушила его опять собака:
– А если предположить, что это и в самом деле вход в крипту, позволь полюбопытствовать: а что, имя Лираэль настолько редкое?
– Ну, кажется, меня назвали в честь двоюродной бабушки, а до нее была еще одна…
– Значит, если это и в самом деле гробница, возможно, ее построили для какой-то другой Лираэль, умершей давным-давно, – оптимистично предположила Псина. – Но с чего ты вообще взяла, что это крипта? Я вроде бы припоминаю, что на двери значились два слова. И второе из них – не «гробница» и не «могила».
– Тогда что же оно означает? – спросила Лираэль, устало поднимаясь на ноги, и мысленно потянулась за знаками Хартии, дарующими свет; руки ее уже изготовились начертить их в воздухе. Второго слова девушка даже не прочитала, но ей не хотелось признаваться Псине в том, что на нее просто-напросто накатила неодолимая убежденность: там, внутри – гробница. А уж прочитав свое собственное имя, она запаниковала и думала лишь о том, как бы отсюда вырваться и поскорее вернуться в безопасную библиотеку.
– Нечто совсем иное, – самодовольно объявила Псина.
На кончиках пальцев Лираэль вспыхнул свет – и озарил дверь.
На сей раз девушка долго вглядывалась в резные буквы, чуть касаясь пальцами глубоких бороздок на камне. Наморщив лоб, она снова и снова перечитывала надпись, словно буквы отчего-то не складывались в осмысленные слова.
– Не понимаю, – наконец произнесла она. – Второе слово – «путь». То есть тут говорится: «Путь Лираэль».
– Тогда, наверное, тебе следует войти внутрь, – подсказала Псина, ничуть не встревожившись. – Даже если ты не та Лираэль, для которой этот путь предназначен, все равно ты – Лираэль, и, на мой взгляд, это вполне убедительное оправдание…
– Псина, заткнись! – рявкнула Лираэль, напряженно размышляя. Если от этих врат начинается предназначенный ей путь, то возвели их по меньшей мере тысячу лет назад. Что вполне возможно, ведь Клэйры зачастую провидели фрагменты очень далекого будущего. Или возможных вариантов будущего, как говорили они сами, ведь будущее, по всей видимости, похоже на реку со множеством рукавов: они расходятся, сливаются воедино и разветвляются снова. Обучение Клэйр, по крайней мере как это представляла себе Лираэль, по большей части сводилось к тому, чтобы понимать, какие возможные варианты будущего наиболее вероятны – или наиболее желательны.
Но в версии о том, что давным-давно, в незапамятные времена, Клэйры провидели Лираэль, обнаруживалась нестыковка: ведь у нынешних Клэйр вообще не получается провидеть будущее Лираэль – и никогда не получалось. Санар с Риэлле рассказывали ей, что даже когда Девятидневная Стража нарочно попыталась ее провидеть, то ничего не узрела. Будущее Лираэль оставалось непроницаемым и непостижимым, так же как и настоящее. Никто из Клэйр ни разу не провидел ее, даже в случайных проблесках – скажем, в библиотеке или мирно спящей в своей постели месяц спустя. И этим она тоже отличалась от всех прочих: ей не дано провидеть и она остается для всех незрима.
А если даже Девятидневная Стража неспособна ее провидеть, то откуда бы Клэйрам тысячу лет назад узнать, что она сюда придет? И зачем они построили не только эту дверь, но еще и лестницу? Куда вероятнее, что этот путь назван в честь кого-то из ее предков – в честь какой-то другой Лираэль былых времен.
Девушка сразу почувствовала себя увереннее: почему бы в самом деле и не заглянуть внутрь? Она наклонилась вперед и уперлась обеими руками в холодный камень. Эту дверь тоже пронизывала магия Хартии, но на сей раз она не окатила девушку волной, а просто мягко запульсировала под ладонями. Вот так же старый пес у огня любит, когда его гладят, но понимает, что изъявлять бурный восторг нет нужды.
С трудом поддаваясь нажиму, дверь медленно провернулась внутрь, камень с пронзительным скрипом заскреб по камню. Из проема повеяло холодом; сквозняк взъерошил Лираэль волосы и закружил в танце огоньки Хартии. А еще потянуло сыростью; странное, гнетущее чувство, что накатило на Лираэль еще на лестнице, здесь заметно усилилось – так начинает понемногу пульсировать зубная боль, предвещая грядущую муку.
За дверью обнаружился обширный зал, уходящий ввысь и во все стороны за пределы озерца света прямо перед нею. Эта погруженная во мрак пещера казалась безграничной – похоже, ей не было ни конца ни края.
Лираэль переступила порог и вгляделась вверх, во мглу, пока не заныла шея, а глаза постепенно не привыкли к темноте. Странное нездешнее свечение, исходящее не от светочей магии Хартии, мерцало пятнами тут и там, в том числе и на такой высоте, что самые далекие проблески казались недосягаемыми созвездиями в ночи. Постояв еще немного с запрокинутой головой, Лираэль наконец поняла, что находится на дне глубокого провала, уходящего ввысь почти до самой Звездноскальной вершины. Девушка огляделась по сторонам: она стояла на широком уступе, а провал уходил вниз, в глубину, в еще более непроглядную тьму, возможно, к самым корням мира. А вместе с этой картиной пришло и узнавание: девушка знала только одну расселину, настолько узкую и глубокую. Гораздо выше через нее были переброшены закрытые мостики. Лираэль не раз ходила по ним, даже не сознавая, где она; и ей и в голову не приходило когда-либо заглянуть в эту страшную бездну.