– Может, мы лучше прямо здесь посовещаемся, когда мама закончит накладывать заклинания? – предложил Сэм.
Невзирая на всю его значимость для королевства, хранилище не вызывало у принца большой любви еще до того, как юношей овладел непреодолимый страх перед Смертью. Камни сами по себе были средоточием благодати, даже вода вокруг них казалась теплее, но вот во всей остальной части хранилища царили холод и ужас. Здесь Керригор некогда убил мать и сестер Оселка, а еще позже здесь погиб и отец Сабриэль. Сэму даже задумываться не хотелось, каково оно было в ту пору, когда два камня стояли расколотыми, а во тьме затаился Керригор со своими магическими чудищами и мертвыми прислужниками.
– Нет, – покачал головой Оселок, у которого было куда больше оснований, нежели у сына, страшиться этого места. Но от этого страха король избавился давным-давно в своих долгих трудах по восстановлению расколотых камней с помощью собственной крови и обрывков давно позабытой магии. – Это единственное место, где нас точно не подслушают; а мне нужно рассказать вам обоим много такого, чего не должен узнать никто другой. Сэмет, захвати вина. Нам оно понадобится.
– Отец, ты прямо так пойдешь? – удивилась Эллимир.
Оселок подошел к очагу и встал слева от портала. При этих словах он обернулся, окинул взглядом свой халат и парные мечи на поясе поверх него, пожал плечами и переступил порог. Эллимир вздохнула, последовала за отцом, и оба они исчезли во тьме за очагом.
Сердито нахмурившись, Сэм подхватил глиняный кувшин с подогретым вином, щедро сдобренным пряностями: его держали у огня, чтобы не остывало. Юноша прижал ладонь к порталу, вспыхнули знаки Хартии – и охранное заклинание позволило принцу открыть потайную дверцу. Его отец и сестра уже спускались по ста пятидесяти шести ступенькам, ведущим к хранилищу, к Великим Камням Хартии и Сабриэль.
Глава двадцать четвертаяХладные воды и древний камень
Хранилище представляло собою зал огромный и безмолвный; и повсюду, куда ни глянь, – холодный камень и еще более холодная вода. Великие Камни высились в темноте в самом центре, невидимые с площадки, где дворцовая лестница подходила к самой воде. По краю хранилища солнечные лучи падали вниз из зарешеченных отверстий высоко в потолке, заштриховывая мерцающей рябью гладкую как зеркало поверхность воды. Высокие беломраморные колонны вздымались ввысь, как немые стражи между пятнами света, поддерживая потолок на шестидесятифутовой высоте.
Озеро, как всегда, казалось на удивление прозрачным. Сэм погрузил в него руку, помогая отцу отвязать ладью, причаленную внизу дворцовой лестницы. Вода потекла сквозь пальцы, на миг заискрившись знаками Хартии. Неудивительно, ведь вся вода в хранилище вбирала в себя магию Великих Камней. А ближе к центру была едва ли не волшебнее всего прочего, уже не холодная – и даже не мокрая.
Ладья представляла собою всего-то-навсего плот с позолоченными ручками по углам. В хранилище таких было два, но один, по-видимому, взяла Сабриэль. Она сейчас на нем, в самом центре, куда не доходит солнечный свет. Великие Камни сияли миллионами знаков Хартии, подвижных и изменчивых, но бо́льшую часть времени свечение было совсем слабым и терялось даже в просачивающемся снаружи солнечном свете. Его и не разглядишь, если не подплыть вплотную, за третий ряд колонн, подальше от испещренного бликами края.
Оселок отвязал трос со своей стороны, положил руку на деревянный настил и прошептал одно-единственное слово. По неподвижной поверхности воды пробежала рябь – и ладья неспешно, дюйм за дюймом, отошла от причала. Здесь никаких течений не было, но ладья заскользила по озеру, словно подхваченная потоком – или словно бы незримые руки толкали ее вперед. Оселок, Сэм и Эллимир сгрудились в середине и переступали с ноги на ногу, смещая равновесие, если ладья раскачивалась и ходила ходуном.
Вот так, размышлял Сэм, его давно покойные тетки и бабушка отправились на смерть. Они, ничего не подозревая, стояли на ладье – может, даже на этой, может, ее потом вытащили, починили и позолотили заново – и угодили в засаду, устроенную Керригором. Он перерезал им горло и собрал кровь в золотую чашу. Королевскую кровь. Кровь, необходимую, чтобы разбить Великие Камни Хартии.
Кровь сокрушает – и кровь созидает. Камни были расколоты с помощью королевской крови и воссозданы с помощью королевской крови – крови его отца. Сэм оглянулся на Оселка, гадая, как он это сделал. Много недель трудился он здесь в одиночестве, каждое утро брался за серебряный, зачарованный Хартией нож и намеренно вскрывал вновь раны на ладонях, нанесенные днем раньше. От этих ран остались белые шрамы – от мизинца до подушечки большого пальца. Король резал себе руки и налагал заклинания, в которых сам не был уверен, заклинания, страшно опасные для того, кто их создает, даже без добавочного риска и бремени разбитых камней.
А еще Сэм изумленно размышлял о том, на что способна кровь, та самая кровь, что струилась в его венах. До чего странно сознавать, что его неистово колотящееся сердце в каком-то смысле сродни Великим Камням впереди. До чего же он невежествен! Ничего не смыслит в великих тайнах Хартии! Почему кровь королевского рода, Абхорсенов и Клэйр отличается от крови нормальных людей – и даже магов Хартии, чья кровь способна восстановить или повредить лишь меньшие камни? Эти три рода назывались Великими Хартиями, наряду со Стеной и с Великими Камнями здесь, в сердце хранилища. Но почему? Почему их кровь содержит в себе магию Хартии, магию, которую невозможно воспроизвести с помощью знаков, извлеченных из доступной всем Хартии?
Сэма всегда завораживала магия Хартии, особенно возможность созидать с ее помощью, но чем больше юноша ею пользовался, тем больше сознавал, как мало он знает. Столько знаний было утеряно за двести лет междуцарствия! Оселок передал сыну все, о чем ведал сам, но его специальностью была боевая магия, не созидательная и не более глубокие таинства. Он, незаконнорожденный принц, на момент гибели королевы был королевским стражником, а не магом. После того его заточили в носовой фигуре корабля на двести лет, пока королевство медленно приходило в упадок.
Оселок уверял, что ему удалось восстановить Великие Камни, потому что разбитые камни сами хотели возродиться. Поначалу король наделал много ошибок и уцелел только благодаря поддержке и силе камней – и ничему больше. И даже так этот грандиозный труд занял у него много месяцев – и столько же лет отнял у него из жизни. До восстановления камней в волосах Оселка не серебрилась седина.
Ладья проплыла между двумя колоннами; глаза Сэма медленно привыкали к нездешним сумеркам. Он уже различал впереди шесть Великих Камней: высокие темно-серые монолиты неправильной формы, резко отличные от гладко отполированных колонн, в три раза более высоких. А вот и вторая ладья… она покачивалась на воде в самом центре круга Камней. Но где Сабриэль?
Внезапно у Сэма сдавило грудь от страха. Матери он не видел, и первая его мысль была о том, как мертвый Керригор принял свое былое человеческое обличье и заманил королеву, Сэмову бабушку, вниз, в темноту, навстречу кровавой смерти. А что, если Оселок – вовсе даже и не Оселок, а нечто иное, что только притворяется Оселком…
На ладье впереди что-то зашевелилось. Сэм, непроизвольно затаивший дыхание, задохнулся, подавился, закашлялся, понимая: сбылись все его страхи. Там не человек, но некая бесформенная масса, высотой всего-то ему по пояс, без рук, без головы, нечто неузнаваемое. Сгусток извивающейся тьмы там, где должна быть его мать…
Оселок хлопнул сына по спине. Тот резко вдохнул – а жуткое существо зажгло крохотный огонек Хартии, что заискрился в воздухе, как звездочка, и в этом сиянии оказалось, что в ладье все-таки Сабриэль. До сих пор она лежала, закутавшись в свой темно-синий плащ, а теперь вот приподнялась и села. Огонек осветил ее лицо – на нем играла такая знакомая улыбка. Но не безмятежная, беззаботная улыбка незамутненного счастья. Сэму еще не доводилось видеть мать такой усталой и измученной. Ее неизменно бледная кожа в свете Хартии казалась полупрозрачной и влажно поблескивала испариной боли и страданий. Впервые Сэм заметил в ее волосах белые пряди и потрясенно осознал: а ведь мама вовсе не бессмертна, однажды она состарится. Бандольер с колокольцами лежал рядом, рукояти из красного дерева, как всегда, находились под рукою, так же как и меч, и небольшой рюкзачок.
Сэмова ладья проскользнула в круг между двумя камнями. Все трое пассажиров непроизвольно вздрогнули: их внезапно захлестнула энергия и сила Великих Камней. Усталость отчасти схлынула – но не вся. Страх и чувство вины, что мучили Сэма всю зиму, немного ослабли. Юноша почувствовал себя более уверенно – снова стал самим собой. Так бодро он не ощущал себя с тех самых пор, как вышел на площадку для того финального крикетного матча серии «Щит юношества».
Две ладьи сблизились борт к борту. Сабриэль не встала – но протянула руки. Мгновение спустя она уже обнимала Эллимир и Сэма, а ладьи опасно покачивались – так стремительно рванулись друг к другу мать и дети и так бурно приветствовали друг друга.
– Эллимир! Сэмет! Как же я рада вас видеть… мне страшно жаль, что меня так долго не было, – проговорила Сабриэль, когда первые, неразрывно-крепкие объятия немного ослабли.
– Все в порядке, мама, – отозвалась Эллимир так, словно матерью была она, а Сабриэль приходилась ей дочерью. – Мы беспокоились только о тебе. Дай я осмотрю твою ногу.
Девушка приподняла было край плаща, но Сабриэль остановила ее, и вовремя: Сэм уже почувствовал слабый, но такой омерзительный запах гниющей плоти.
– Это зрелище не из приятных, – быстро возразила Сабриэль. – Боюсь, раны, нанесенные мертвыми, быстро начинают гноиться. Но я уже наложила исцеляющие заклинания с помощью Великих Камней, а еще поставила фелиаковый компресс. Скоро все будет совсем хорошо.
– На сей раз, – буркнул Оселок. Он стоял чуть в стороне от прильнувших друг к другу Сабриэль, Эллимир и Сэма, глядя на жену сверху вниз.