ЭСХИЛ
Обреченный Атлас
Одно мы прежде знали:
Бога, скованного цепью,
Знали Атласа-титана,
Что, раздавленный, согнувшись,
На плечах могучих держит
Беспредельный свод небес.
Волны падают на волны;
Плачет море, стонут бездны,
Под землей в пещерах черных
Содрогается Аид, —
И текут, как слезы горя,
Родники священных гор.
Прометей-вольнодумец
Ты исполнен силы гордой,
Не уступишь лютой скорби
Никогда, — но берегись:
Слишком речь твоя свободна,
За тебя во мне трепещет
Сердце страхом и тоской.
Где конец твоим страданьям.
Где прибежище от бури?
Ведь у Кроносова чада
Непреклонная душа.
Песнь эриний
Матерь Ночь! На казнь, о мать
Ночь, меня родила ты
Тьмы слепцам, жильцам света.
Слышишь, мать? Сын Лето,
Власть мою мнит умалить!
Ловчей лов отнял он...
Мать убил — пойман был —
Им владеть претит мне бог!
Песнь мы поем: ты обречен!
Мысли затмит, сердце смутит,
Дух сокрушит в тебе гимн мой —
Гимн эриний, страшный гимн!
Пеньем скован, иссушен,
Кто безлирный слышал гимн.
Ты, насквозь разящая,
Рок мой выпряла, Мира!
Я ж обед дала крепкий:
Править сыск лютых дел,
Гнать, ловить лиходея.
Слышит он по пятам
Черный смерч. Он в Аид —
Я за ним: навек он мой!
Песнь мы поем: ты обречен!
Мысли затмит, сердце смутит,
Дух сокрушит в тебе гимн мой —
Гимн ариний, страшный гимн!
Пеньем скован, иссушен,
Кто безлирный слышал гимн.
.. .. .. .. .. .. .. .. .
Дождешься нас — в грозный час
Мы знаем путь, знаем цель,
И зло, все зло — помним,
И не прощаем: святы мы.
Ни чести нам, ни места нам нет
Ни меж людей, ни у богов.
Не светит свет в дом наш,
Нет в неприступную пустынь дороги
Зрячим дня. ни тьмы слепцам.
СОФОКЛ
Пеан
В свадебном весельи
Возликуй, чертог!
Дружной песней славьте,
Юноши, владыку:
Аполлон вам внемлет,
Сребролукий бог.
Пойте, девы, звонко:
«О пеан, пеан!»
Ту, что в мраке ночи
Светочи возносит,
Чья стрела пугливых
Ланей поражает —
Ваша да прославит
Артемиду песня,
С ней соседних нимф!
Дифирамб
Помчусь и восторженной пляской
Отвечу на флейты призыв.
Ты видишь, меня возбуждает
Твой плющ, эвоэ! всемогущий
Владыка ума моего:
В вакхической радости гонит
Прислужниц своих Дионис.
К пану
В волненьи радостном свободно дышит грудь.
Сюда, сюда, пан, пан!
Брось Киллены седую высь,
Брось ее каменистый кряж,
И чрез море сюда прийди,
Ты, веселых богов товарищ!
Как по Нисе под меди звон
Пляшет Вакха безумный хор,
Или под Кноссом, где юный бог
За себя Ариадну взял,
Так и нас научи плясать ты!
К Эроту
Эрот, твой стяг — знамя побед.
Эрот, ты царь в сонме богов;
Ты и смертному сердце жжешь
С нежных щек миловидной девы.
Подводный мир чует твой лет; в чаще лесной гость ты;
Вся бессмертная рать воле твоей служит;
Всех покорил людей ты —
И, покорив, безумишь.
Тобой не раз праведный ум
В неправды сеть был вовлечен;
Ты и ныне лихую рознь
В эти души вселил родные.
Преграды снес негой любви взор молодой девы —
Той любви, что в кругу высших держав судит.
Нет поражений играм
Царственной Афродиты.
Край Колона
В землю гордых коней, мой гость,
Ты пришел, красоты отчизну дивной
В край цветущий Колона; здесь
День и ночь соловей поет;
Звонко льется святая песнь
В шуме рощи зеленой.
Люб ему темнолистый плющ,
Люб дубравы священной мрак,
Кроткого бога листва многоплодная,
Приют от бурь и зноя;
Всегда с сонмом вакханок здесь,
Всегда в пляске ночной резвясь,
Кружится
Он сам — Дионис желанный.
Здесь, небесной росой взращен,
Вечно блещет нарцисс красой стыдливой,
Девы-Коры венечный цвет;
Вечно рдеет шафрана здесь
Ярый пламень над пеной волн
Вдоль ручьев неусыпных.
В них Кефиса журчат струи;
День за днем по полям они,
Грудь орошая земли материнскую,
Живой играют влагой.
О, хор муз возлюбил наш край,
Н в златой колеснице к нам
Нисходит
Волшебница Афродита.
Упрек
Как в пучине, разъяренной
Под крылом ветров могучих,
Справа, слева вал за валом
Ударяет на пловца,
Так и витязя-кадмейца
То крутит, то вновь возносит
В многотрудном море жизни
Разъяренная водна.
Все же бог его поныне
От обители Аида
Невредимого спасал.
Дай же в речи дружелюбной
Упрекнуть тебя, подруга:
От надежды ты отрадной
Отрекаться не должна.
Ведь и царь — вершитель мира,
Зевс-Кронид, в земной юдоли
Дней безоблачного счастья
Человеку не судил,
И Медведицы вращенье
С ночью день и с горем радость
Чередует для людей.
Бой за Деяниру
Посыпались рук богатырских удары,
Под стуком копыт загудела земля,
Рога заскрипели; стоял над поляной
Вперемежку рев и стон.
Вот строятся «лестниц» крученые козни,
Вот гибельной «плигмы» исход роковой;
А нежная дева о взоре прекрасном
На кургане мужа ждет.
Ах, как зритель равнодушный,
Я пою о славной брани;
Но был жалостен невесты
Дожидающейся лик,
Жалостен, когда расстаться
Ей с родимою велели
И как сирую телицу
На чужбину увели.
Элегический фрагмент
Дань слезы кому воздам?
Чаша горя где полней?
Ах, тяжел несчастной суд!
Скорбь глухую дом таит;
Скорби с моря ждет душа;
Здесь иль там — не все ль одно?
Убийство Агамемнона
Стон стоял в возврата ночь,
Стон стоял над ложем мук,
Стон секиры встретил взмах,
Над главой даря взнесенной.
Ее хитрость вручила, любовь подняла;
Они ужаса образ потомству всему,
Сговорившись, явили, — будь смертный иль бог
Казни той вершитель.
Филоктет-Страдалец
Ах, болеет о нем душа.
Нет ухода за ним, далек
Взор участливый, день и ночь
Стонет он, одинокий.
Язвы яд его кровь точит,
В муках корм добывает он —
Страшно думать, как мог бедствий таких
Он пересилить гнет.
О произвол богов!
О жестокий удел людей,
Счастья зыбкие грани!
Отпрыск славных мужей, судьбы
Первый баловень средь своих —
Всех он жизни даров лишен,
Всеми ныне покинут.
Зверь лесной ему гость и друг,
Голод — брат и болезнь — сестра;
Одр его стережет ночью и днем
Мук неотлучных сонм.
Тщетно рыдает он:
Эха лишь неумолчный зов
С дальних скал ему вторит.
Знаменье
Над чертогом повис Орел;
Лесом гибельных копий он
Обложил семивратный вал.
Но вкусить не пришлось ему
Нашей крови, и смольный огнь
Не коснулся венца твердыни.
Вспять направил гордый он лет,
Над спиной услышал своей
Шип зловещий: хищник узнал
Силу бранную Змея.
Гимн Киферону
Если мой разум меня не обманет,
Если предвиденьем я одарен,
Завтра ж, кляйуся, лишь только настанет
Час полнолуния, о Киферон,
Будем мы, шумно предавшись веселью,
Праздновать день торжества твоего:
Ты для Эдипа служил колыбелью,
Матерью, пестуном детства его.
Пляской священной почтим всенародно
Подвиг твой в славу фивейских царей:
Феб, наш спаситель, лишь только б угодно
Было то воле высокой твоей!
Кто же родил тебя? Нимфа ль лесная
Паном настигнута горным была?
Или избранница Феба младая
Жизнь тебе некогда, сын мой, дала?
Любит скитаться и он одиноко
В дикой глуши, по пустынным холмам, —
Бог ли властитель Киллены высокой?
Вакх ли, бродя по скалистым горам,
Поднял тебя в геликонских дубравах?
Там, хороводами нимф окружен,
В играх веселых и резвых забавах
Время проводит охотнее он.
Чума в Фивах
О горе, страдапьям моим нет числа:
Народ в злом недуге томится,
Оружия слабая мысль не нашла,
И нечем от зла защититься.
Земные плоды перестали всходить
На нивах, когда-то обильных;
Не могут несчастные жены сносить
Рождения мук непосильных.
И скорбнее тени одна за другой
Летят как крылатые птицы:
Быстрей непосильной волны огневой
На берег вечернего бога крутой
Уносятся их вереницы.
Бесчисленны жертвы, пустеет наш град,
И, смертью другим угрожая,
Ряды неоплаканных трупов лежат,
Живых состраданья не зная.
Вот множество жен и седых матерей
Стекаются с громким рыданьем
И молят, припав к ступеням алтарей,
Конца нестерпимым страданьям.
И ясно пеан раздается, а с ним
Сливаются вопли и стоны.
О будь милосердна к мученьям таким,
Златая дочь Зевса! с мольбой мы стоим
И просим от бед обороны.
Жребий смертных
Горе, смертные роды, вам!
Сколь ничтожно в глазах моих
Вашей жизни величье.
Кто меж вас у владык судьбы
Счастья большую долю взял,
Чем настолько, чтоб раз блеснуть
И, блеснувши, угаснуть?
Твой наукою жребий мне,
Твой, несчастный царевич, твой;
От блаженства грядущих дней
Уж не жду ничего я.
Ты ль, безмерной удачи, в высь
Дрот метнул и с небес сорвал
Счастья дар без изъяна?
Ты — о Зевс! — сокрушил в те дни
Вещей девы жестокий пыл;
Ты несчастной стране моей
Стал от смерти оплотом.
С той поры ты царем слывешь,
Ты венец у людей стяжал
Высшей чести — великих Фив
Богоравный владыка.
А ныне где — - мрак погибели черней?
Где глубже грех? — - Резче смена жизни где?
Насмешка рока где полней?
О царь, — - славный средь царей, Эдип!
Терем ждал тебя —
Терем страшных нег;
В нем отец и сын
От одних пылали уст!
Боги! могла ли столько лет
Нива отца тебя терпеть —
Молча терпеть — - ужас несказанный!
Смерть н старость
Кто за грани предельных лет
Жаждет жизни продлить стезю —
Тщетной дух упоив мечтой,
Станет для всех суеты примером.
День за днем своп исполнит бег,
Горе к горю прибавит он;
Редко радости луч сверкнет.
Раз сверкнет — и угаснет вновь.
И все ж пылаем жаждой мы
Большей доли; но утолитель
Равноудельный
Ждет нас, подземной обители жребий,
Чуждая свадеб и плясок и песен
Смерть — и конец стремлениям.
Высший дар — нерожденным быть;
Если ж свет ты увидел дня —
О, обратной стезей скорей
В лоно вернись небытья родное!
Пусть лишь юности пыл пройдет.
Легких дум беззаботный век:
Всех обуза прижмет труда,
Всех придавит печали гнет.
Раздоры, смуты, битвы, кровь
Жизнь уносят; а в завертпенье
Нас поджидает
Всем ненавистная, хмурая осень.
Чуждая силы и игр и веселья
Старость, обитель горя.
Моление к Аидонею
Если доступна ты
Гласу мольбы моей,
Тьмы вековой царица —
Если ты внемлешь мне,
Аидоней! Аидоней!
Вас молю:
Пусть наш гость
Смертью безбольною,
Смертью бесслезною
Снидет к вам
В мглистый приют теней,
В незримого царства
Укромный покой.
Несчетных мук в жизни дни
Жала испытал Эдип;
Да будет он богом возвеличен.
Силы подземные!
Необоримый зверь!
Ты, что у врат железных
Бодрствуешь день и ночь,
Ты, чей вой в тьме пещер
Нас страшит:
Кротко прими его,
Бездны полунощной
Грозный страж!
Смерть!
Ты, Земли и Эреба дщерь!
Незлобной рукой веди его
На тихий луг, где в тени
Мреет душ бесплотных рой.
Тебя молю: сон дай гостю вечный.
Человек-победитель
Много в природе дивных сил,
Но сильней человека — нет.
Он под вьюги мятежный вой
Смело за море держит путь;
Кругом вздымаются волны —
Под ними струг плывет.
Почтенную к богиням, Землю,
Вечно обильную мать, утомляет он;
Из году в год в бороздах его пажити,
По ним плуг мул усердный тянет.
И беззаботных стаи птиц,
И породы зверей лесных,
И подводное племя рыб
Власти он подчинил своей:
На все искусные сети
Плетет разумный муж.
И гордый лев пустыни дикой
Силе его покорился, и пойманный
Копь легкогривый ярму повинуется,
И царь гор, тур неукротимый.
И речь, и воздушную мысль,
И жизни общественной дух
Себе он привил; он нашел охрану
От лютых стуж — ярый огнь,
От стрел дождя — прочный кров.
Благодолен. Бездоден не будет он в грозе
Грядущих зол; смерть одна
Неотвратна, как и встарь,
Недугов же томящих бич
Уж не страшен.
ЕВРИПИД
Гимн Артемиде
Дева владычица,
Радуйся, сильная
Зевсова дочь!
Чада Латоны нет
В мире прекраснее.
О, Артемида, нам
Нет и милее тебя:
В златом украшенных
Залах отца богов
Сколько чарующих,
Сколько небесных дев,
Ты между них одна
Девственно чистая,
Солнца отраднее
Ты, Артемида, нам!
К Эроту
О Эрот! О Эрот!
На кого ополчился ты,
Тем глаза желанье туманит,
В сердце сладкая нега льется...
Но ко мне не иди, молю тебя,
Ни с бедой, Эрот, ни в ярости.
Нет такого огня, и лучи светил
Со стрелой не сравняются горние,
Что из рук своих мечет в нас
Дия сын, и стрелой Кипридиной...
Власть любви
О, Киприда, суровую душу людей
И богов железную волю
Ты, богиня, сгибаешь.
И над черной землею с тобою,
И над влагой соленой и звучной,
Как радуга, яркий Эрот
На быстрых крылах пролетает...
И если он бурный полет
На чье-нибудь сердце направит,
То дикое пламя мгновенно
От золота крыльев
Там вспыхнет любви и безумья,
А чары его
И в чаще, и в волнах таимых
Зверей укрощают и все,
Что дышит в сиянии солнца,
И люди ему
Покорны. Твоя, о, Киприда,
Весь мир наполняет держава.
Любовь Федры
Холодна и чиста и светла
От волны океана скала;
Там поток, убегая с вершины,
И купает и поит кувшины.
Там сверкавшие покровы
Раным-рано дева мыла,
На хребет скалы суровый,
Что лучами опалило,
Для утехи для багровой,
Расстилая, их сушила:
О царице вестью новой
Нас она остановила.
Ложу скорби судьбой отдана,
Больше солнца не видит она,
И ланиты с косой золотою
За кисейною прячет фатою.
Третий день уж наступает,
Но губам еще царица
Не дала и раствориться,
Все уста оберегает
От Деметры дивной брашна,
Все неведомой томится
Мукой, бедная, — и страшный
Все Аид ей, верно, снится.
К Афродите
Благо тому, кто из чаши чар
Капля за каплей умеет пить
Светлый дар Афродиты:
Жало безумья не жжет его,
Волны баюкают нежные,
Там, где в колчане соблазнов две
Бог златокудрый стрелы хранит —
Ту, что блаженным навек человека творит,
С той, что и сердце, и жизнь отравит.
Эту вторую гони от меня,
Сжалься, богиня дивная!
Чистого дай мне желанья дар,
Нежною страстью лаская меня!
Буду служить, Афродита, тебе
В венке посвященных, не в рабства цепях.
Покинутая Медея
О, бурное сердце мэнады!
Из отчего дома, жена,
Должно быть, пробив Синплегады,
Несла тебя злая волна.
Ты здесь на чужбине одна,
Муж отдал тебя на терзанье;
И срам, и несчастье должна
Влачить за собой ты в изгнанье.
Священная клятва в пыли,
Коварству нет больше предела,
Стыдливость, и та улетела
На небо из славной земли.
От бури спасти не могли
Отцовские стрелы Медеи,
И руки царя увлекли
Объятий ее горячее.
Скорбящая Деметра
Мать блаженных, гор царица,
Быстрым летом уносима.
Не ущелий густолесых
Не забыла, ни потоков,
Ни морей о грозном шуме:
Деву-дочь она искала,
Что назвать уста не смеют,
И звучали при движенье
Погремушки Диониса
И пронзительно, и ярко.
А у гордой колесницы
Близ ее запряжки львиной
За Царевной В погоню,
Что из светлых хороводов
От подруг похитил дерзкий,
Две богини мчались рядом:
Лук горел на Артемиде;
У Паллады меднобронной —
Острие копья и очи;
Но отец богов, взирая
С высоты небес, иные
Создавал в уме решенья.
И скитаньем быстролетным,
Не напав на след коварный
Похитителя ребенка,
Утомленная богиня,
Наконец, остановилась.
Под Деметрою белела
Иды высь снеговенчанной...
Там среди обледенелых
Скал дает богиня волю
Жгучим приступам печали:
С той поры бесплодных пашен
Труд зелеными не делал.
Поколенья погибали.
Не дала богиня даже
Для утехи стад вздыматься
В луговинах травам сочным...
В городах явился голод,
И богам не стало жертвы.
Не пылал огонь алтарный.
Воды светлые умолкли.
Так упорно, безутешно
Мать Деметра тосковала.
Примирение Зевса с Деметрой
Когда ж не стало больше пира
Ни у богов, ни у людей,
Проговорил владыка мира,
Смягчая злобу сердца ей:
«О прелесть мира, о Хариты,
Летите в выси снеговой
К богине, горестью не сытой...
Вы мир верните ей забытый,
О Музы, в пляске круговой»...
Тогда впервые Афродитой
Тимпан гудящий поднят был;
В утеху ей, тоской убитой,
Он проявил свой страстный пыл...
И улыбнулась Мать святая...
Коснулась звучных флейт рукой —
И милы ей они, взывая
К восторгу шумною игрой.
Красавица Елена
Огнем лукавым опалила
В чертоге брачном ты того,
Чья страсть два войска погубила,
Но ты дразнила божество.
Высокомерно не ходила
Ты к Матери на торжество...
О, что за мощь в небриде пестрой.
Небрежно спущенной с плеча,
В тебе, о тирс зелено-острый
Меж кудрей Вакхова плюща,
И в вас, крутящиеся- диски,
И в вас, развитые власы,
Вакханки, нимфы, сатирискн,
И лунный свет, и блеск росы...
Но для тебя все боги низки,
Поклонница своей красы...
Ожидание
Милая ночь, придешь ли?
Вакху всю я тебя отдам,
Нляске — белые ноги,
Шею — росе студеной.
Лань молодая усладе
Луга зеленого рада.
Вот из облавы вырвалась,
Сеть миновала крепкую,
Свистом охотник пускай теперь
Гончих за ланью шлет.
Ветер — у ней в ногах,
В поле — раздолье.
Берегом мчаться отрадно ей...
И любо Лани в чащу леса
Подальше скрыться от людей.
Вакханки и Дионис
О, как мне любо в полянах,
Когда я в неистовом беге,
От легкой дружины отставши,
В истоме на землю паду,
Священной небридой одета.
Стремясь ко Фригийским горам,
Я хищника жаждала снеди:
За свежей козлиною кровью
Гонялись по склону холма...
Но чу! Прозвучало: «О Вакх, эвоэ!»
Млеком струится земля, и вином, и нектаром пчелиным,
Смол благовонных дымом курится.
Прянет тогда Дионис...
И вот уже носится вихрем:
Он нежные кудри
По ветру распустит.
Вот факел горящий в горах замелькал
На тирсе священном.
И с вакхической песнью слились
Призывные клики:
«Ко мне, мои вакханки,
Ко мне, мои вакханки,
Краса горы Нактола!
Злаченые тимпаны
Пусть тяжко загудят!
Воспойте Диониса,
Ликующего бога,
На свой фригийский лад!
Нежной флейты священные звуки
Пусть нагорный вам путь усладят!»
И призыв еще не смолк нул,
А вакханка в быстром беге
Рядом с Вакхом уж несется:
Точно в стаде жеребенок
Подле матки скачет резвый.
Леда и Елена
«Ах, кто с душистых кос несчастной
Сорвет стыдливую фату?
Кто от погибших стен родимых
В свой край невольницей умчит?
Ты, лебединое отродье.
Сгубила нас... коль достоверна
Молва чудесная, что Зевс
В обманном оперенье к Леде
Спустился — коль не слух напрасный
Рассеяли среди народов
Скрижали пиерийских дев».
К ладье
О ладья, о дочь Сидона!
Быстровеслая, ты пену
На морских рождаешь волнах
И голубишь... а дельфины
Вкруг тебя резвятся хором,
В тихий час, когда морская
Зыбь едва рябится ветром
И взывает Галанея,
Понта дочь: «Пловцы, живее!
Парус весь вы отдавайте
Ветра ровному дыханью.
В руки крепкие берите
По сосновому весельцу:
Порт вас ждет гостеприимный.
Ждет Елену дом Персея».
Отзывчивость
Воды лазурные
Взоры ласкали мне,
Я ж, лежа на нежной траве,
Яркие ризы сушила,
В блеске лучей золотых
Солнца развесив их
По тростинкам младым.
Жалобный боли крик
Негу прервал мою:
Стоны — не лиры звук:
Нимфа-наяда так
Стонет в горах, когда Пана насилье
К браку неволит ее...
Стонут за ней и утесы,
Стонут ущелья.
К соловью
Тебя, соловей, из свежей зеленой рощи,
Где песни в кустах
Росистых так нежны, —
Тебя я зову, певец из певцов...
Бурые перья твое горло одели
С его сладкозвучным рыданьем...
Песне печальной моей помоги, соловей, своей трелью...
Песне о бедной Елене,
О роке троянок, гонимых
Грозным ахейцем,
Роке, нависшем с тех пор, как приехал ужасный жених
На своей заморской ладье,
И как он на гибель Приама
С ложа Елену сманил, спартанского ложа,
Волей Киприды.
Желание
О, если б укрыться могла я
Туда, в эти темные выси,
О, если б, велением бога,
Меж птицами вольною птицей
Вилась я! Туда бы стрелой,
Туда б я хотела, где море
Синеет, к брегам Эридана,
Где в волны пурпурные, блеском
Отцовским горящие волны,
Несчастные девы, не слезы
В печали по брате погибшем,
Янтарное точат сиянье!
Туда, где в садах налилися —
Мечты или песни поэтов,
Плоды Гесперид золотые,
Туда, где на грани волшебной
Плывущей предел положили
Триере — морей промыслитель,
И мученик небодержавный,
Туда, где у ложа Кронида
Своею нетленной струею
Один на всю землю источник.
Златясь и шумя, животворный
Для радости смертных пробился!..
К Диоскурам
О, если б на быстрых нам крыльях
Подняться в воздушные выси,
О девы, где стройной станицей
Ливийские птицы несутся!
Покинув дождливую зиму,
Летят они, кличу покорны
Той старшей сестры, что зовет их
Б бездождные роскоши земли.
О спутницы туч быстробежных,
Небесные птицы! Летите,
Где путь указуют Плеяды
И блеск Ориона Ночного!
На бреге Еврота веселом
Вы весть подадите селянам,
Что царь, победитель Приама,
В старинный свой дом возвратится.
На быстрых конях поднебесных
Умчитесь туда ж, Диоскуры,
Под звезд огнеметом лучистым,
Блаженные гости эфира!
Дохните на грозное море...
Валы его, темною пеной
Венчанные, нежно смирите,
Пловцам, наполняя их парус
Ласкающим ветром попутным:
На помощь, на помощь Елене!
Сестры прекратите бесславье:
Пусть смолкнут позорные речи
О варварском ложе царицы:
Безвольная жертва раздора
Идейского, стен не видала
Она Аполлонова града!
Старость
Хорошо человеку, как молод,
Тяжела ему старость.
Словно Этны тяжелые скалы
Долу голову старую клонят,
И не видит он божьего света.
Дай нам на выбор:
Трон Ассирийский,
Золота горы,
Старость с костей, —
Молодость спросим:
В золоте молод,
В рубище молод,
Да не завистлив.
Завейте вы, буйные вихри,
Несите вы горькую старость,
Далеко, на синее море!
Пусть будет зарок ей положен
В жилище входить к человеку,
Пусть вечно, земли не касаясь.
Пушинкой кружится в эфире.
Песня рабыни
О, зачем нельзя рабыне
Вознестись к стезе лазурной,
Где огнистый солнца бог
Рассекает выси неба, —
Чтоб над храминой родимой
Крыл замедлить быстрый лет?
Снова стану в хороводе,
Как и прежде, девой юной,
Пред очами я кружилась
Милой матери моей;
Как охотно в вихре пляски
В красоте мы состязались
В блеске праздничных нарядов.
Как красиво осеняли
Кудри русые ланиту
Под расшитою фатой.
К музам
Нет, не покину, музы, алтарь ваш;
Вы же, хариты, старца любите.
Истинной жизни нет без искусства...
Зеленью плюща белые кудри
Я увенчаю. Лебедь весь белый!
Но не мешайте петь ему, люди.
Пусть он былому песню слагает.
Пусть он победы славит Геракла,
Когда ж польется в чаши
Дар Вакха благодатный,
Иль понесутся звуки
Цевницы семиструнной,
Иль заиграет флейта, —
Оставив хороводы,
Побудь со мною, муза!
Игра судьбы
Бог, или случай, иль демон,
Но как глубоко ни спускайся.
Силясь постичь смертных природу, ты —
Видишь ты только, что боги
Туда и сюда нами мечут.
Тут утонул ты, а вынырнул там,
И судьба над расчетом глумится.
Война — безумье
Смертные, это безумье,
Что острой лишь медью копейной
Доблесть добыть сердцем горите вы...
Или предела страданьям
Не будет для смертного рода?
Если кровавым лишь боем решать
Споры будем, они не умолкнут
Меж людьми никогда...
Гибель тирана
Завивайтесь кольцом, хороводы,
Пируйте, священные Фивы!
С солнца счастья сбежали тени,
И вернулись светлые песни.
Больше нет над нами тирана.
Адский мрак нам вернул героя:
То, что было безумною сказкой,
Непреложной истиной стало.
Беспредельна власть Олимпийцев
Над добрым и злым человеком.
Часто смертного манит злато,
К высям славы мечты уносят.
Но лишь палицу время подымет,
Задрожит забывший про бога;
И летит с высоты колесница,
Вся обрызгана грешною кровью.
Сад гесперид
На западной грани земельной есть сад, где поют геспериды.
Там в зелени древа, склонившего тяжкие ветви.
Плоды золотые
Сверкают и прячутся в листьях;
И, ствол обвивая, багровый
То древо бессменно дракон сторожил;
Убит он теперь Гераклесом,
И с древа сняты плоды.
Гимн Гераклу
По струнам цевницы златой
Смычком Аполлон ударяет,
И светлые песни сменяет
Тоскливый напев гробовой.
Я яс гимн погребальный Гераклу,
Сошедшему в область Аида,
Из крови да мужа он вышел,
Иль Зевсова кровь в его жилах,
Невольно слагаю из песен,
Торжественно ярких и светлых...
Пусть адскою тьмою покрыт он,
Но доблесть над мертвым героем
Сияет венцом лучезарным.
Медея-детоубийца
О дети! Уж ночь вас одела
Кровавой стопою отмщенья;
Ужасное близится дело:
Повязка в руках заблестела —
Минута — Аидом обвит,
И узел волос заблестит...
Но ризы божественным чарам
И розам венца золотого
Невесту лелеять недаром:
Ей ложе Аида готово,
И муки снедающим жаром
Охватит несчастную сеть,
Гореть она будет, гореть...
Вероломство мужей
Реки священные вспять потекли,
Правда осталась, но та ли?
Гордые выси коснулись земли,
Имя богов попирая в пыли,
Муки коварными стали...
Верно, и наша худая молва
Тоже хвалой обратится,
И полетят золотые слова
Женам в усладу, что птица.
Музы не будут мелодий венчать
Скорбью о женском коварстве...
Только бы с губ моих эту печаль,
Только б и женской цевнице звучать
В розовом Фебовом царстве...
О для чего осудил Мусагет
Песню нас слушать все ту же?
В свитке скопилось за тысячи лет
Мало ли правды о муже?
Счастье бездетности
Люблю я тонкие сети
Науки, люблю я выше
Умом воспрять, чем женам
Обычай людей дозволяет...
Есть муза, которой мудрость
И наша отрадна; жены
Не все ее видят улыбку, —
Меж тысяч одну найдешь ты, —
Но ум для науки женской
Нельзя же назвать закрытым.
Я думала долго, и тот,
По-моему, смертный, счастлив,
Который, до жен не касаясь,
Детей не рождал!; такие
Не знают люди, затем что
Нм жизнь не сказала, сладки ль
Дети отцам, иль только
С ними одно мученье...
Незнанье ж от них удаляет
Много страданий; а те,
Которым сладкое это
Украсило дом растенье,
Заботой крушатся всечасно,
Как выходить нежных, откуда
Взять для них средства к жизни,
Да и кого они ростят,
Достойных людей иль негодных,
Разве отцы знают?
Но из несчастий горше
Нет одного и ужасней.
Пусть денег отец накопит,
Пусть дети цветут красою,
И доблесть сердца им скопала,
Но если налетом демон
Из дома их вырвет смерти
И бросит в юдоль Аида,
Чем выкупить можно эту
Тяжелую рану, и есть ли
Больнее печаль этой платы
За сладкое право рожденья?..
Доблесть
Души в миру, что в лугах цветы,
В пестрый сплелися ковер; но свет
Правды солнцем сияет.
Счастлив учением вскормленный ум:
Леше ему добродетели путь.
Совесть врожденная — мудрости верх;
Но и тому присужден венец,
Кто в наставленья лучах обнаружил свой долг,
Путь нестареющей славы нашел.
Доля завидная — жизнь в добре.
Женам под сенью тихих хором
В верности брака дается она, —
Мужу открыты иные пути,
Тысячью доблестных подвигов он
Может отчизну украсить свою.
Бессилие Лиры
Люди, как же без.умными вас не назвать?
Сколько сладких напевов умели найти
Вы для праздных пиров и веселий,
А великие страсти и муки людей
Укрощать не имеет доныне никто
Многострунною лирой и песней:
Оттого и в домах ваших смерть и вражда.
Если б душу живую могли исцелять
Вы гармонией нежных созвучий!
На пирах же веселых и песнь не нужна.
Ибо там и вином, и обилием яств,
Без того уже смертный утешен.