МЕЛЕАГР ГАДАРСКИЙ
К Зенофиле
Спишь, Зенофила, мой нежный цветок?.. Ах!
Если б я ныне,
В сладостный сон превратясь, в очи прокрался твои
Так, чтоб и тот, кто Зевеса могущие вежды смыкает,
Мне уступил... я б один вечно тобою владел.
Быстрый мой вестник...
Быстрый мой вестник, комар, полети! на ушко Зенофнле,
Нежно коснувшись ее, эти слова ты шепни:
«Он тебя ждет и не может уснуть; а ты, друга забывши,
Спишь!» — Ну лети же скорей! Ну, песнопевец, лети!
Но берегись, потихоньку скажи, не то — мужа разбудить;
С мужем воспрянут тотчас ревности муки с одра.
Если ж се приведешь, то в награду тебя я одену
Львиною кожей и дам в руки тебе булаву
Весело блещет мой кубок...
Весело блещет мой кубок, как будто гордясь, Зенофила.
Что прикоснулся к твоим сладкоречивым устам...
Жребий завидный; ах; если б, обняв меня нежной рукою,
Страстным лобзаньем ты всю душу испила мою!
Паном аркадским клянусь...
Паном аркадским клянусь, ты сладко поешь, Зенофила,
Сладко поешь и смычком движешь по звучным струнам
Где я? Куда я бегу? — Меня окружили Эроты;
Сонм легкокрылый, теснясь, мне не дает и дышать.
В сердце вливает любовь то Пафии прелесть, то музы
Нежный голос... Увы! Страстью сугубой горю.
Уж распустились фиалки...
Уж распустились фиалки, цветет уже жаждущий влаги
Нарцис, вдоль по горам лилии стройны цветут;
О Зенофила! взгляни: уже Граций любимица роза,
Милый Эроту цветок, прелесть весны, расцвела!..
Что вы напрасно, долины, красуетесь пестрым убором?
Всех ваших пышных цветов краше девица моя.
На смерть Клеаристы
Горе! не сладостный брак, но Аид, Клеариста, суровый —
Девственный пояс тебе хладной рукой развязал.
Поздней порой, у невесты, пред дверью растворчатой флейты
Сладко звучали; от них брачный покой весь гремел;
Утром — весь дом огласился рыданием, и Гименея
Песни веселыя клик в стон обратился глухой;
Факелы те ж и невесте у храмины брачной светили
И усопшей на путь в мрачное царство теней.
Чашу налей...
Чашу налей и примолви: «За здравие Гелиодоры!»
Молви и с чистым вином сладкое имя смешай,
И вчерашний венок, еще влажный от кудрей душистых
Милой, ты, в память ее, мне возложи на главу...
Видишь ли? слезы роняет и роза, влюбленных подруга,
Плачет, что нет ее здесь в страстных объятьях моих.
На смерть Гелиодоры
Горькие слезы в Аид безотрадный сквозь хладную землю,
Милая, шлю тебе в дар, прежней останки любви;
Горькие слезы лиются на прах твой, как жертва святая,
В память желаний живых, в память нежнейшей любви.
Нет! и по смерти тебя Мелеагр не забудет, и вечно
Тяжкий, напрасный мой стон будет Аид оглашать.
Горе мне, горе! где милый цветок мой!.. Все смерть погубила.
Свежую розу мою пепел могильный покрыл.
О! умоляю тебя, земля, человеков всех матерь,
Тихо на лоно твое бедную деву прими.
На смерть Гелиодоры (Вариация на ту же тему)
В обители ничтожества унылой,
О незабвенная, прими потоки слез
И вопль отчаянья над хладною могилой.
И горсть, как ты, минутных роз!
Ах, тщетно все! Из вечной сени
Ничем не призовем твоей прискорбной тени:
Добычу не отдаст завистливый Аид.
Здесь онемение, все хладно, все молчит;
Надгробный факел мой лишь мраки освещает...
Что, что вы сделали, властители небес?
Скажите: что краса так рано погибает?
Но ты, о мать-земля, с сей данью горьких слез
Прими почившую, поблеклый цвет весенний,
Прими и успокой в гостеприимной сени,
Вечно в ушах...
Вечно в ушах раздаются Эрота приятные звуки,
Око желаниям в дар сладкие слезы несет;
Нет мне покоя ни ночью, ни днем, и от чаров любовных,
Врезан глубоко, в душе образ знакомый горит.
О легкокрылы Эроты! как хищники, вы налетели —
Ах! отлетите на миг, дайте душе отдохнуть.
АСКЛЕПИАД САМОССКИЙ
Здесь, пенки мои...
Здесь, венки мои, здесь над двойчатою дверью висите;
Так оставайтесь; не вдруг листья роняйте свои.
Вас окропил я слезами — слезливы влюбленные очи,
Но лишь дверь заскрипит, только лишь выйдет она,
Крупным дождем на главу ее слез моих капли пролейте —
Пускай слезы мои русые локоны пьют.
Свидетели любви... (Вариация на ту же тему)
Свидетели любви и горести моей,
О розы юные, слезами омоченны,
Красуйтеся в венках над хижиной смиренной,
Где милая таится от очей!
Помедлите, венки, еще не увядайте!
Но если явится, пролейте на нее
Все благовоние свое.
И локоны ее слезами напитайте.
Пусть остановится в раздумье и вздохнет...
А вы, цветы, благоухайте
И милой локоны слезами напитайте.
Трижды, светильник, тобой поклялась...
Трижды, светильник, тобой поклялась Гераклея — порою
Ночи притти, — не пришла. Если, светильник, ты бог, —
О, покарай за измену: когда она с милым резвиться
Будет, — угасни, не дай света утехам любви.
ГЕДИЛ
Славная флейта...
Славная флейта, Феон, здесь лежит. Предводителя хоров
Старец, ослепший от лет некогда Скирпал родил,
И, вдохновленный, нарек он младенца Феоном. За чашей
Сладость Вакха и муз славил приятный Феон;
Славил и Ватала он, молодого красавца. Прохожий!
Мимо гробницы спеша, вымолви: здравствуй, Феон!
Свершилось...
Свершилось: Никагор и пламенный Эрот
За чашей Вакховой Аглаю победили...
О, радость! здесь они ей пояс разрешили,
Стыдливости девический оплот.
Вы видите: кругом рассеяны небрежно
Одежды пышные надменной красоты,
Покровы легкие из дымки белоснежной
И обувь стройная, и свежие цветы;
Здесь все развалины роскошного убора,
Свидетели любви и счастья Никагора.
РУФИН
В дар посылаю тебе...
В дар посылаю тебе, Родоклея, венок: из прекрасных
Вешних цветов для тебя, милая, сам его сплел.
Есть тут лилеи и розы душистые, есть анемоны,
Нежный, пушистый нарцис, бледны фиалки цветы.
Ими чело увенчав, перестань, о краса, быть надменной:
Как сей венок, ты цветешь, — так же увянешь, как он.
АЛКЕЙ МЕССЕНСКИЙ
Гроб Исиода
Тело певца Исиода, сраженного в рощах Локридских,
Предали нимфы земле, в чистых омывши струях;
Сами воздвигнули гроб, и пастыри коз ему в жертву
Сладкое лили млеко, смешанно с медом златым.
Сладко лилися песни из уст почившего старца:
Вашим Кастальским ключом, Музы, он был воспоен!
ФЕОДОРИД
В бурных волнах я погиб...
В бурных волнах я погиб: но ты плыви без боязни!
Море, меня поглотив, в пристань других принесло.
ПАЛЛАД
Суета жизни
Наг я на землю пришел, и наг я сокроюся в землю:
Бедная участь сия стоит ли многих трудов.
АНТИПАТР ФЕССАЛИЙСКИЙ
Нереиды на развалинах Коринфа
Где красота твоя, город Дорийский, Коринаф лучезарный?
Где твоих башен венцы? древни сокровища где?
Где велелепные храмы богов, где чертоги, где жены,
Отрасль Сезифа, и тьмы граждан на стогнах твоих?
Даже следа от тебя не осталося, город несчастный!
Лютая, все обхватив, жадно пожрала война.
Мы лишь одни, Океана бессмертные дщери, остались,
Чтобы над прахом твоим, как алкионы, стенать.
Вариация на ту же тему
Где слава, где краса, источник зол твоих?
Гдо стогны шумные и граждане счастливы?
Где зданья пышные и храмы горделивы,
Мусия, золото, сияющие в них?
Увы, погиб навек, Коринф столповенчанный,
И самый пепел твой развеян по полям!
Все пусто: мы одни взываем здесь к богам,
И стонет алькион один в дали туманной.
Явор к прохожему
Смотрите, виноград кругом меня как вьется,
Как любит мой полуистлевший пень.
Я некогда ему давал отрадну тень;
Завял... Но виноград со мной не расстается,
Зевеса умоли
Прохожий, если ты для дружества способен,
Чтоб друг твой моему был некогда подобен
И пепел твой любил, оставшись на земли!
АПОЛЛОНИД
Критским стрелком...
Критским стрелком уязвленный орел не остался без мести:
Жизни лишаясь, ему жалом за жало воздал.
С горного неба ниспал он стремглав и настигши убийцу
Сердце той сталью пронзил, коей был сам поражен.
Будете ль, критяне, вы бросанием стрел неизбежных
Ныне гордиться? Хвала Диевой жесткой руке.
АНТИФИЛ ВИЗАНТИЙСКИЙ
К милым отчизны брегам...
К милым отчизны брегам приближался, «завтра, — сказал я, —
Долгий и бурный мой путь кончится; пристань близка».
Но не сомкнулись уста еще, — море, как ад, потемнело,
И сокрушило меня слово пустое сие.
«Завтра» с надеждою смелой вещать не дерзай: Немезида
Всюду настигнет тебя, дерзкий карая язык.
На смерть кузнечика
Звонкий кузнечик, тебе у богатого дома Алхида
Боле не петь, не видать светлого солнца тебе.
Ты далеко улетел, по лугам ты порхаешь Плутона:
Там с Прозерпины цветов сладкую росу ты пьешь.
МАРИАН-СХОЛАСТИК
Горючий ключ
Здесь, под яворов тенью, Эрот почивал утомленный
В сладком сне, к ключевым нимфам свой факел склонив.
Нимфы шепнули друг дружке: «Что медлим? погасим светильник!
С ним погаснет огонь, сердце палящий людей!»
Но светильник и воды зажег: с той поры и поныне
Нимфы, любовью горя, воды кипящие льют.
АГАТИЙ
Смерти ли страшиться...
Смерти ль страшиться, о други! Она спокойствия матерь
В горе — отрада, бедам, тяжким болезням — конец.
Раз к человекам приходит, не боле, и день разрушенья
Нам обречен лишь один, дважды не гибнул никто.
Скорби ж с недугами жизнь на земле отравляют всечасно,
Тут минует — за ней новая буря грозит.
ПАВЕЛ СИЛЕНЦИАРИЙ
Сокроем навсегда...
Сокроем навсегда от зависти людей
Восторги пылкие и страсти упоенья.
Как сладок поцелуй в безмолвии ночей,
Как сладко тайное любови наслажденье!
В Лаисе нравится...
В Лаисе нравится улыбка на устах,
Ее пленительны для сердца разговоры,
Но мне милей потупленные взоры
И слезы горести внезапной на очах.
Я в сумерки вчера, одушевленный страстью,
У ног ее любви все клятвы повторял
И с поцелуем к сладострастью
На ложе роскоши тихонько увлекал.
Я таял, и Лаиса млела...
Но вдруг уныла, побледнела,
И слезы градом из очей.
Смущенный, я прижал ее к груди моей:
«Что сделалось, скажи, что сделалось с тобою?»
«Спокойся, ничего, бессмертными клянусь!
Я мыслею была встревожена одною:
Вы все обманчивы, и я ... тебя страшусь!»
К престарелой красавице
Тебе ль оплакивать утрату юных дней?
Ты в красоте не изменилась
И для любви моей
От времени еще прелестнее явилась.
Твой друг не дорожит неопытной красой,
Незрелой в таинствах любовного искусства:
Без жизни взор ее стыдливый и немой,
И робкий поцелуй без чувства.
Но ты, владычица любви,
Ты страсть вдохнешь й в мертвый камень:
И в осень дней твоих не погасает пламень.
Текущий с жизнию в крови.
Увы, глаза потухшие...
Увы, глаза потухшие в слезах.
Ланиты впалые от долгого страданья
Родят в тебе не чувство состраданья —
Жестокую улыбку на устах...
Вот горькие плоды любови страстной,
Плоды ужасные мучений без отрад,
Плоды любви, достойные наград,
Не участи, для сердца столь ужасной...
Увы, как молния внезапная небес,
В нас страсти жизнь младую пожирают
И в жертву безотрадных слез,
Коварные, навеки покидают.
Но ты, прелестная, которой мне любовь
Всего — и юности, и счастия дороже,
Склонись, жестокая... И я воскресну вновь,
Как был или еще бодрее и моложе!
Улыбка страстная...
Улыбка страстная и взор красноречивый,
В которых вся душа, как в зеркале видна,
Сокровища мои ... она
Жестоким Аргусом со мной разлучена!
Но очи страсти прозорливы:
Ревнивец злой, страшись любви очей!
Любовь мне таинство быть счастливым открыла,
Любовь мне скажет путь к красавице моей:
Любовь тебя читать в сердцах не научила.
Изнемогает жизнь...
Изнемогает жизнь в груди моей остылой.
Конец борению, увы, всему конец!
Киприда и Эрот, мучители сердец,
Услышьте голос мой последний и унылой!
Я вяну, и еще мучения терплю;
Полмертвый, но сгораю;
Я вяну, но еще так пламенно люблю
И без надежды умираю!
Так, жертву обхватив кругом,
На алтаре огонь бледнеет, умирает
И, вспыхнув ярче пред концом,
На пепле погасает.