Только плакать о пощаде,
И к пылающей громаде
Вопли скорби обращать!
А меж тем огонь безумный,
И глухой и многошумный,
Все горит,
То из окон, то по крыше,
Мчится выше, выше, выше,
И как будто говорит:
Я хочу
Выше мчаться, разгораться, встречу лунному лучу,
Иль умру, иль тотчас-тотчас вплоть до месяца взлечу!
О, набат, набат, набат,
Если б ты вернул назад
Этот ужас, это пламя, эту искру, этот взгляд,
Этот первый взгляд огня,
О котором ты вещаешь, с плачем, с воплем, и звеня!
А теперь нам нет спасенья,
Всюду пламя и кипенье,
Всюду страх и возмущенье!
Твой призыв,
Диких звуков несогласность
Возвещает нам опасность,
То растет беда глухая, то спадает, как прилив!
Слух наш чутко ловит волны в перемене звуковой,
Вновь спадает, вновь рыдает медно-стонущий прибой!
4
Похоронный слышен звон,
Долгий звон!
Горькой скорби слышны звуки, горькой жизни кончен сон.
Звук железный возвещает о печали похорон!
И невольно мы дрожим,
От забав своих спешим
И рыдаем, вспоминаем, что и мы глаза смежим.
Неизменно-монотонный,
Этот возглас отдаленный,
Похоронный тяжкий звон,
Точно стон,
Скорбный, гневный,
И плачевный,
Вырастает в долгий гул,
Возвещает, что страдалец непробудным сном уснул.
В колокольных кельях ржавых,
Он для правых и неправых
Грозно вторит об одном:
Что на сердце будет камень, что глаза сомкнутся сном.
Факел траурный горит,
С колокольни кто-то крикнул, кто-то громко говорит,
Кто-то черный там стоит,
И хохочет, и гремит,
И гудит, гудит, гудит,
К колокольне припадает,
Гулкий колокол качает,
Гулкий колокол рыдает,
Стонет в воздухе немом
И протяжно возвещает о покое гробовом.
Перевод К. Бальмонта (1895)
К ЕЛЕНЕ
Тебя я видел раз, лишь раз; шли годы;
Сказать не смею сколько, но не много.
То был Июль и полночь; и от полной
Луны, что, как твоя душа, блуждая
Искала путь прямой по небесам,
Сребристо-шелковым покровом света,
Спокойствие, и зной, и сон спадали
На поднятые лики тысяч роз,
В саду волшебном выросших, где ветер
Смел пробегать на цыпочках едва,
На поднятые лица роз спадали,
Струивших, как ответ на свет любовный
В безумной смерти, аромат души,
На лица роз спадали, что смеялись
И умирали в том саду, заклятом
Тобой и чарой близости твоей.
Одетой в белом, на ковре фиалок,
Тебя лежащей видел я; свет лунный
Скользил на поднятые лица роз
И на твое, – ах! поднятое с грустью.
Была ль Судьба – та полночь, тот Июль,
Была ль Судьба (что именуют Скорбью),
Что повелела мне у входа медлить,
Вдыхая ароматы сонных роз?
Ни шага вкруг; проклятый мир – дремал,
Лишь ты и я не спали (боже! небо!
Как бьется сердце, единя два слова).
Лишь ты и я не спали. Я смотрел,
И в миг единый все вокруг исчезло
(О, не забудь, что сад был тот – волшебный!),
Луны погасли перловые блестки,
Скамьи из моха, спутанные тропки,
Счастливые цветы, деревья в грусти,
Все, все исчезло; даже запах роз
В объятьях ароматных вздохов умер.
Исчезло все, – осталась ты, – нет, меньше,
Чем ты: лишь дивный свет – очей твоих,
Душа твоих взведенных в высь очей.
Лишь их я видел: то был – весь мой мир;
Лишь их я видел; все часы лишь их,
Лишь их, пока луна не закатилась.
О, сколько страшных сказок сердца было
Написано на тех кристальных сферах!
Что за тоска! Но что за упованья!
И что за море гордости безмолвной!
Отважной гордости, и несравненной
Глубокой силы роковой Любви!
Вот, наконец, Диана, наклоняясь
На запад, стерла грозовые тучи;
Ты, призрак, меж деревьев осенявших
Тебя, исчезла. Лишь глаза остались,
Не уходили, – не ушли вовек,
Мне освещая одинокий к дому
Мой путь, светили (как надежды) – вечно.
Они со мной ведут меня сквозь годы,
Мне служат, между тем я сам – их раб;
Их дело – обещать, воспламенять
Мой долг; спасаем я их ярким блеском,
Их электрическим огнем очищен,
Я освещен огнем их елисейским.
Мне наполняя душу Красотой
(Она ж – Надежда), светят в небе – звезды,
Что на коленях чту в ночных томленьях;
Но вижу их и в полном блеске полдня,
Всегда их вижу, – блещущие нежно
Венеры две, что не затмит и солнце.
Перевод В. Брюсова (1924)
К АННИ
Хваление небу!
Опасность прошла,
Томленье исчезло,
И мгла лишь была,
Горячка, что "Жизнью"
Зовется – прошла.
Прискорбно, я знаю,
Лишился я сил,
Не сдвинусь, не стронусь,
Лежу, все забыл
Но что в том! – теперь я
Довольней, чем был.
В постели, спокойный
Лежу наконец,
Кто глянет, тот дрогнет,
Помыслит – мертвец,
Узрев меня, вздрогнет,
Подумав – мертвец.
Рыданья, стенанья,
И вздохи, и пени,
Спокойны теперь,
И это терзанье,
Там в сердце: – терзанье,
С биением в дверь.
Дурнотные пытки
Безжалостных чар
Исчезли с горячкой,
Развеян угар,
С горячкою "Жизнью",
Что жжет, как пожар.
Из пыток, чье жало
Острей, чем змеи,
Всех пыток страшнее,
Что есть в бытии,
О, жажда, о, жажда
Проклятых страстей,
То горные смолы,
Кипучий ручей.
Но это утихло,
Испил я от вод,
Что гасят всю жажду:
Та влага поет,
Течет колыбелью
Она под землей,
Из темной пещеры,
Струей ключевой,
Не очень далеко,
Вот тут под землей.
И о! да не скажут,
В ошибке слепой
Я в узкой постели,
В темнице глухой:
Человек и не спал ведь
В постели другой
И коль спать, так уж нужно
Быть в постели такой.
Измученный дух мой
Здесь в тихости грез,
Забыл, или больше
Не жалеет он роз,
Этих старых волнений
Мирт и пахнущих роз:
Потому что, спокойный
Лелея привет,
Запах лучший вдыхает он
Троицын цвет,
Розмарин с ним сливает
Аромат свой и свет
И рута – и красивый он,
Троицын цвет.
И лежит он счастливый,
Видя светлые сны,
О правдивости Анни,
О красивой те сны,
Нежно, локоны Анни
В эти сны вплетены.
Сладко так целовала
"Задремли – не гляди"
И уснул я тихонько
У нее на груди,
Зачарованный лаской
На небесной груди.
С угасанием света
Так укрыла тепло,
И молила небесных,
Да развеют все зло,
Да царица небесных
Прочь отвеет все зло.
И лежу я в постели,
И утих наконец
(Ибо знаю, что любит),
В ваших мыслях – мертвец.
А лежу я довольный,
Тишина – мой венец,
(На груди моей – ласка),
Вы же мните – мертвец,
Вы глядите, дрожите,
Мысля – вот, он мертвец.
Но ярчей мое сердце
Всех небесных лучей,
В сердце искрится Анни,
Звезды нежных очей,
Сердце рдеет от света
Нежной Анни моей,
Все любовью одето
Светлой Анни моей!
Перевод К. Бальмонта (1911)
ЭЛЬДОРАДО
Между гор и долин
Едет рыцарь один,
Никого ему в мире не надо.
Он все едет вперед,
Он все песню поет,
Он замыслил найти Эльдорадо.
Но в скитаньях – один
Дожил он до седин,
И погасла былая отрада.
Ездил рыцарь везде,
Но не встретил нигде,
Не нашел он нигде Эльдорадо.
И когда он устал,
Пред скитальцем предстал
Странный призрак – и шепчет: "Что надо?"
Тотчас рыцарь ему:
"Расскажи, не пойму,
Укажи, где страна Эльдорадо?"
И ответила Тень:
"Где рождается день,
Лунных Гор где чуть зрима громада.
Через ад, через рай,
Все вперед поезжай,
Если хочешь найти Эльдорадо!"
Перевод К. Бальмонта (1899)
К МОЕЙ МАТЕРИ
Когда в Раю, где дышит благодать,
Нездешнею любовию томимы,
Друг другу нежно шепчут серафимы,
У них нет слов нежней, чем слово Мать.
И потому-то пылко возлюбила
Моя душа тебя так звать всегда,
Ты больше мне, чем мать, с тех пор, когда
Виргиния навеки опочила.
Моя родная мать мне жизнь дала,
Но рано, слишком рано умерла.
И я тебя как мать люблю, – но Боже!
Насколько ты мне более родна,
Настолько, как была моя жена
Моей душе – моей души дороже!
Перевод К. Бальмонта (1901)
АННАБЕЛЬ ЛИ
Это было давно, это было давно,
В королевстве приморской земли:
Там жила и цвела та, что звалась всегда,