– Это не совсем так. Хотя доля правды в этом есть.
Я подозрительно посмотрел на путевого обходчика. Не сумасшедшей ли? Тут, вдали от людей, можно и вправду свихнутся. Да еще водка… Может, он просто алкаш и у него белая горячка?
– Да не сошел я с ума! – опять прочитал мои мысли Иван Григорьевич. – От того, поймешь ты меня или нет, друг-товарищ, зависит, как долго ты будешь добираться до дома.
– Тут без бутылки не разберешься. У нас еще полчаса есть, давайте еще по одной, – принял я решение.
– Почему бы не выпить с хорошим человеком, – поддержал меня сорок-тысяч-томов-прочитавший человек.
11.
В Сарапул мы прибыли вовремя, Федя успевал на свой автобус. Но где взять несколько рублей, чтобы ему спокойно уехать в родную Верхнюю Толсторюпинку? Я предложил Феде поискать на автовокзале знакомых из своего городка, чтобы перезанять до получки на билет. Он помотал головой – любители попутешествовать в их городке практически не водились.
– Тогда вот что, – предложил я ему. – Поехали со мной к Сашке на свадьбу. Погуляешь, поешь, попьешь, девок пощупаешь, компенсируешь свои финансовые потери. Поговорю с Саней, он тебе обязательно подбросит на билет.
– Дык неудобно как-то, я там никого не знаю и меня никто не знает, – засомневался Федор-Винни Пух.
– Неудобно знаешь, что? Против ветра или на потолок…
– Ссать? – догадался Толсторюпин и заржал.
– Меня тоже там никто не знает.
– Ты друг жениха.
– А ты мой друг. Значит, друг жениха тоже, – я немного задумался. – Только вот что…
Я тщательно проинструктировал Федора. Он – студент факультета журналистики, изучает в университете технику оформления газеты, русский язык и стилистику, историю зарубежной и русской литературы, логику, политэкономию…
– Хватит, хватит, – замахал руками Толсторюпин. – Я никогда этого не запомню. Ты мне что-нибудь попроще…
– Федя, ты хотя бы русский язык и стилистику запомнишь?
– Сталистику?
– Не сталистику, а стилистику!
– А какая разница?
– Разница в букве «И»! И еще – обязательно почаще упоминай имя, отчество и фамилию преподавательницы – Людмила Трофимовна Спаленко.
Адрес Саши Нетленного у меня был заблаговременно записан в блокноте.
Во дворе Сашкиного дома (как оказалось – дома дяди Пети, дяди невесты) нам был устроен царский прием. В полном разгаре шел «мальчишник» – прощание Александра Нетленного с холостой жизнью. Под навесом за длинным и широким столом, который так ломился от всевозможных яств, что пиршество Трех Толстяков (читай, Ефрема Михайловича) казалось теперь жалкой пародией на изобилие. Несколько кастрюль с первыми блюдами, пять видов второго, пять видов салатов, а самое главное – водка, коньяк, вино, пиво. И возрадовалась душа студиуса, и воздал он похвалу всевышнему, зажиточным сарапульцам и другу своему Сашке!
За столом чревоугодию предавалось семь-восемь парней и несколько мужиков в возрасте. Хозяйка Тамара Степановна – жена дяди Пети– хлебосольно суетилась вокруг нас. Немолодая, но все еще в теле женщина – типичная представительница центральной России, – проговорилась, что она учительница русского языка и литературы, а потому бесконечно рада, что Сашок, будущий родственник, выбрал гуманитарную стезю и станет журналистом, а возможно – писателем. Мы выпили за это.
– Людмила Трофимовна Спаленко, – подал голос вдруг Федор. Все уставились на него. – Ну это… наша училка по русскому языку и… эта… сталистики!
– Это – Федя, – поперхнувшись, поспешил я представить присутствующим Винни Пуха. – Учится на нашем факультете, мы – однокурсники.
– Д-да… – поспешно кивнул, несколько озадаченный Нетленный, – мы – однокурсники.
Он тут же вызвал меня покурить в сторонке, хотя сроду не курил, и задал вопрос не в бровь, а в глаз:
– Что за чудо ты притащил с собой?
Как можно короче, не вдаваясь в подробности, я описал наши злоключения и поведение Толсторюпина.
– Ну не бросать же мне этого Винни Пуха после всего, что случилось?
– Ладно, что-нибудь придумаем, – сказал Сашка, – пусть он только поменьше болтает, а если и болтает, то только об университете. Я же тоже тут в гостях. Ты хоть проинструктировал товарища? Ну, хорошо хоть проинструктировал, – и тут Сашка вдруг запел:
– Хорошо живет на свете Винни Пух!
– У него жена и дети, он – лопух! – подхватил я.
Обнявшись, мы подошли к столу.
– Илья, – попросил Нетленный высокого со светлыми кудрями парня, – гитару можешь принести, у тебя, кажется, была шестиструнка?
– Одна нога тут, другая – там, – ответил Илья, замахнул поспешно рюмку водки, закусил квашенной капусткой и исчез.
– Дорога плохая, грязища, из колеи никак не выбраться, – похоже, что поменьше болтать у Федора Толсторюпина не получалось, обильное возлияние давало себя знать, и он стал не в меру красноречив, – Тут навстреньчу мотоциклист, чтоб у них у всех права поотбирали! Он по колее, как трамвай по рельсам, прет, тоже не может в сторону свернуть, газ сбрасывает, а бесполезно, наклон в мою сторону, несет его мотоцикл, как сани зимой, с горки, ни в п…, ни в Красную Армию. Вижу, дело хреновое, по тормозам, заднюю включаю и попер. А у мотоцикла-то задней скорости нет! – с видом профессора кардиологии заключил Федя.
– В какой газете работает Федор? – спросила невинным голосом нас с Сашей Тамара Степановна.
– «Путь Ильича», – не задумываясь, ответил я. – Только он там не работает.
– Как не работает, он же журналист?
– Не совсем журналист, он – рабкор. Рабоче-крестьянский корреспондент. Целый день на водовозке людям воду доставляет, а в свободное время пишет заметки. Поэтому в газете он не работает – штатно. А внештатно – работает.
– Понятно, – заулыбалась Тамара Степановна. – Рабочий класс. А где эта газета выходит, в каком городе?
– В Верхней Толсторюпинке.
Угораздило же Федора услышать название малой Родины! Он прекратил травить шоферские байки и с порывом настоящего патриота стал всем рассказывать о том, что в их городке три поселка: Верхняя Толсторюпинка, Средняя Толсторюпинка, Нижняя Толсторюпинка. Что регулярно и периодически парни бьются «стенка на стенку», что танцы у них не обходятся без драк и увечий, что – то верхние толсторюпинцы гоняют нижних, то средние и тех, и других. При этом он не забывал вставлять свое неизменное – ни в «п…, ни в Красную Армию».
Тамара Степановна морщилась и с укоризной посматривала на нас с Сашей.
Я подошел к Федору и шепнул ему на ухо:
– Перестань материться, тимуровец.
– Где, что, как? – удивился Винни Пух. – Я не матерюсь.
– А «ни в п…, ни в Красную Армию» – это, по-твоему, что?
– Это не мат, – искренне завозмущался Федор, – это… присказка, поговорка.
Ситуацию выручила гитара, которую принес Илья. Я пел песню за песней, их подхватывали буквально все, даже если не знали слов. И «мальчишник» продолжался до тех пор, пока на небе не появились звезды.
12.
-Мне несколько месяцев понадобилось, чтобы разобраться, что к чему, – аккуратно разливая водочку, продолжал тему Иван Григорьевич. – Поезд «Москва–Чита» идет неделю из обозначенного пункта А – Москва – до обозначенного пункта Б – Чита. Правильно? Обратно из пункта Б в пункт А тоже неделю. То есть весь цикл занимает полмесяца, с учетом осмотра, обслуживания, получения продовольствия, воды, ремонта и прочая, и объект – поезд – оказывается в первоначальной точке. Но это если нормальный поезд. А можно сесть случайно в одном из этих мест (тут Григорьевич показал карандашом дырки на Листе Мебиуса) и попасть на поезд, передвигающийся по Листу Мебиуса. Поезд движется, Земля движется, Лист Мебиуса тоже движется, что происходит?
– Что происходит? – я с интересом следил за рассуждениями путевого обходчика.
– Замедление, остановка времени. Читал теорию Альберта Эйнштейна?
– Какую из них? Частную теорию относительности или общую теорию относительности?
– Молодец, студент журфака! Конечно, общую. При скорости, превышающей скорость света, мы имеем замедление времени пропорционально увеличению скорости. Так?
– Наверное, – пожал я плечами, – вы еще спросите, как звали Мебиуса.
– А что, не помнишь? Август Фердинанд его звали, математик, который…
– Давайте ближе к теме, Иван Григорьевич… – я постучал по стеклу наручных часов.
– Как возник Лист Мебиуса, почему ему приглянулся маршрут «Москва–Чита», я еще не разобрался. А вот то, что существуют входы-выходы на него и что их всего четыре (Григорьевич опять наглядно указал карандашом на отверстия в листе, тыкая в дырки с обеих сторон), это я уяснил.
– Что-то похожее на путешествие во времени?
– Нет, никакой научной фантастики, – запротестовал Иван Григорьевич. – Читал я «Машину времени» Герберта Джорджа Уэллса, это всего лишь беллетристика, хоть и талантливая, хоть и умная, но нисколько не обоснованная с точки зрения материализма. Путешествуя во времени, ты можешь наткнуться на себя самого в прошлом или будущем. Есть вероятность что-то испортить, повлиять на развитие событий. Лист Мебиуса скорее всего движется в параллельном пространстве, но не времени. Аномальное явление наподобие Бермудского треугольника или Черной дыры, как я уже говорил.
– У Черной дыры есть множество определений, теорий тоже немерено на тему – что она из себя представляет, – закусил я слишком большим количеством зеленого лука и поморщился.
– Я рассматриваю здесь эффект Черной дыры, как вход-выход. Лист Мебиуса передвигает людей со сверхсветовой скоростью, и время для них замедляется. Проходят одни сутки, а там, за окном поезда, на Земле, месяц прошел, а то и два.
– И что же будет с тем, кто в конце концов сойдет?
– Никто и никогда не сойдет, если не знает как. Это может произойти случайно, если попасть в Черную дыру. Вышел человек на своей остановке, а его уже никто и не ждет. Он ехал пару дней, а прошло полгода, год, пять лет. Сверстники уже институты окончили, хорошими специалистами работают, детей растят, положение в обществе занимают, а сошедший перепрыгнул через пять лет…