Литература как социальный институт: Сборник работ — страница notes из 138

1

Например, «Статьи по социологии» Ю. Левады – сборник статей, написанных в 1970–1980‐е годы, почти не известных никому из‐за запрета на упоминания в печати имени автора. Он был собран и опубликован без ведома самого Ю. А., поскольку мы готовили его как подарок к его 60-летию. Помимо этого сборника, именно так, «в частном порядке», в 1991–1993 гг. мы издали коллективные монографии «Есть мнение» (М., 1991), «Советский простой человек» (издательство «Мировой океан»), я – свою «Метафору и рациональность» («Русина», 1994) и др.

2

Гудков Л., Дубин Б. Интеллигенция: Заметки о литературно-политических иллюзиях. М.: ЭПИЦентр; Харьков: Фолио, 1995; Дубин Б. Слово–письмо–литература. М.: НЛО, 2001; Гудков Л., Дубин Б. Общество телезрителей: массы и массовые коммуникации в России конца 90‐х годов // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. 2001. № 2. С. 31–45; Они же. Институциональные изменения в литературной культуре России (1990–2001 гг.) // Там же. 2002. № 6. С. 43–55; Они же. «Эпическое» литературоведение: стерилизация субъективности и ее цена // НЛО. 2003. № 59. С. 211–231; Гудков Л. Институциональные рамки чтения: консервация культурных разрывов // Читающий мир и мир чтения. М.: Рудомино, 2003. С. 20–38; Гудков Л., Дубин Б. Издательское дело, литературная культура и печатные коммуникации в сегодняшней России // Либеральные реформы и культура. М.: ОГИ, 2003. С. 13–89; Гудков Л. Институциональные рамки чтения: консервация культурных разрывов // Читающий мир и мир чтения. М.: Рудомино, 2003. С. 20–38; Гудков Л., Дубин Б. Разложение институтов позднесоветской и постсоветской культуры // Куда пришла Россия?.. Итоги социетальной трансформации. М.: МВШСЭН, 2003. С. 174–186; Они же. Российские библиотеки в системе репродуктивных институтов: контекст и перспективы // НЛО. 2005. № 74. С. 166–202, и др.

3

Этот массив образовался посредством регулярной фиксации библиотекарями записей из книжных формуляров о взятых книгах и журналах. Они соотносились с самыми общими социально-демографическими характеристиками читателей (пол, возраст, образование, характер занятий).

4

Хотя он до сих пор живет в массовом сознании в стертом виде государственного патернализма, утопии социал-демократического государства всеобщего благосостояния.

5

Книга, чтение, библиотека. Зарубежные исследования по социологии литературы: аннотированный библиографический указатель за 1940–1980 гг. М.: ИНИОН АН СССР; ГБЛ СССР, 1982. 402 с.

6

Duncan H. D. Language and literature in society: a sociological еssay on theory and method in the Interpretation of linguistic symbols, with a Bibliographical guide to the sociology of literature. Chicago, 1953; Silbermann A. Empirische Kunstsoziologie. Eine Einführung mit kommentierter Bibliographie. Stuttgart, 1973; позднее он выпустил еще ряд книг, гораздо более близких к нашей тематике, но которые мы уже не могли включить в свою работу: Silbermann A. Einführung in die Literatursoziologie. München, 1981), в том числе – двухтомную комментированную библиографию по этим проблемам (1986).

7

Жесткость литературоведческой парадигмы очень медленно ослабляется, но не за счет социологии или истории, а за счет методологически более аморфной сферы «культурологии», позволяющей сочетать литературный материал с элементами других дисциплин, используемых в качестве направляющих внимание исследователя или как схемы объяснения.

8

Последняя работа, которую мы начали, но не доделали (особенность ситуации перестройки, когда надо было бороться с Госкомиздатом), предполагала задачу: отследить, как цензурная политика 1920–1930‐х годов отражалась на выборе издательств для авторов, составивших золотой фонд литературы Серебряного века и раннего периода советской литературы. С помощью А. Гнедковой мы собрали картотеку издательств и знаменитых авторов, которые проходили через частные и кооперативные издательства, поскольку госиздательства тогда гнали два вида книжной продукции: классику и агитпроповскую, идеологически правильную литературу. Но до конца эту работу не довели, поскольку уже не было времени и наше пребывание в Книжной палате заканчивалось. А в июне 1988 года мы ушли к Ю. Леваде в только что основанный ВЦИОМ. А там пошла уже совсем другая жизнь и надо было заниматься уже совсем другими горячими проблемами.

9

См., например: Карштедт П. Очерки про социологии библиотеки (реферат) // Библиотека и чтение: проблемы и исследования. СПб., 1995. С. 157–187 (подготовленный Н. Зоркой перевод первой главы этой книги был позднее опубликован: НЛО. 2005. № 74. С. 87–120).

10

Моль А. Социодинамика культуры. М., 1973.

11

Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977.

12

Для меня ее человеческое участие и поддержка в самый безнадежный период брежневского застоя (как и ее оптимизм и бойцовский характер) оказались крайне важными, о чем я никогда не забуду.

13

Вообще надо признать, что (хотя читатель вряд это почувствует) книжка пронизана внутренним смехом, она вся построена на скрытой полемике с теми, кто для нас представлял рутину догматического мышления. Без этого веселья работа бы не шла, особенно в условиях беспросветной серости начала 1980‐х годов.

14

Гудков Л. Д. Метафора и рациональность как проблема социальной эпистемологии. М., 1994.

15

Rosengreen K. E. Sociological aspects of literary system. Stockholm, 1968.

16

Дубин Б., Рейтблат А. О структуре и динамике системы литературных ориентаций журнальных рецензентов (1920–1878) // Книга и чтение в зеркале социологии. М., 1990; Они же. Литературные ориентиры современных журнальных рецензентов // НЛО. 2003. № 59. С. 557–570; Дубин Б. В., Зоркая Н. А. Идея «классики» и ее социальные функции // Проблемы социологии литературы за рубежом. М., 1983. С. 40–82; Дубин Б. В. Словесность классическая и массовая: литература как идеология и литература как цивилизация // Дубин Б. В. Очерки по социологии культуры. М., 2017. См. развитие этого подхода в статье: Reitblat A. The Making of the Russian Classic // Publishing in Tsarist Russia: A History of Print Media from Enlightenment to Revolution / Ed. Yukiko Tatsumi and Taro Tsurumi. L., 2020. P. 37–68.

17

В некотором плане продолжением этого проекта оказались уже не разработки по социологии литературы, а более развернутый импровизационный курс лекций по социологии культуры, которые мы с Б. Дубиным начали читать в 1993 или в 1994 году в Школе современного искусства, куда нас позвал Е. Барабанов, а потом продолжали читать много лет в Институте европейских культур при РГГУ. Впрочем, готовых следовать нашим «путем» к социологии среди студентов не оказалось.

18

Авен П. Время Березовского. М., 2018; История русских медиа 1989–2011. Версия «Афиши». М., 2011. Появление подобных социальных персонажей когда-то предсказывали Стругацкие в своей повести «Понедельник начинается в субботу» (кадавр, который «хочет и может», а «его потребности постоянно растут»), но то, что этот тип будет такой же символической фигурой эпохи, как предприниматель или инженер в эпоху грюндерства, вряд ли кто-то мог предполагать.

19

Гудков Л., Дубин Б. Своеобразие русского национализма // Pro et Contra. 2005. № 2(29). С. 6–24; Гудков Л. Идеологема врага: «враги» как массовый синдром и механизм социокультурной интеграции // Образ врага. М.: ОГИ, 2005. С. 7–80.

20

Гудков Л., Дубин Б. Уже устали? Социологические заметки о литературе и обществе // Литературное обозрение. 1991. № 9. С. 97–99; Гудков Л. Кризис интеллигенции и массовое чтение // Библиотека. 1996. № 11. C. 4–7; Он же. Массовая литература как проблема. Для кого? Раздраженные заметки человека со стороны // НЛО. 1996. № 22. С. 78–100; Он же. Амбиции и рессентимент идеологического провинциализма. [По поводу книги И. А. Есаулова «Категория соборности в русской литературе»] // НЛО. 1998. № 31. С. 353–371; Гудков Л., Дубин Б. Раздвоение ножа в ножницы, или Диалектика желания (О работе А. Эткинда. «Новый историзм, русская версия») // НЛО. 2001. № 46. С. 78–102; Они же. Конец 90‐х: затухание образцов // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. 2001. № 1. С. 15–30.

21

Гудков Л., Дубин Б. Молодые «культурологи» на подступах к современности // НЛО. 2001. № 50. С. 147–167. Аркадий Перлов подтвердил эти соображения, выступая на круглом столе, посвященном памяти Б. Дубина (см.: Каспэ И., Самутина Н., Степанов Б. «Круглый стол» «Работая с текстами Дубина: проект социологии культуры глазами учеников и коллег» // НЛО. 2015. № 132. С. 437).

22

Левада Ю. А. Статьи по социологии. М., 1993.

23

Гудков Л. Д., Дубин Б. В., Рейтблат А. И. Книга, чтение, библиотека: Зарубежные исследования по социологии литературы: аннотированный библиографический указатель за 1940–1980 гг. М., 1982; работа продолжена А. И. Рейтблатом, см.: Книга, чтение, библиотека: советские исследования по социологии чтения, литературы и библиотечного дела, 1965–1985. М., 1987 (в соавторстве с Т. М. Фроловой).

24

Проблемы социологии литературы за рубежом: сб. обзоров и рефератов / Отв. ред. В. Д. Стельмах, Е. А. Цурганова. М., 1983.

25

Дубин Б. В., Зоркая Н. А. Идея классики и ее социальные функции // Проблемы социологии литературы за рубежом. С. 40–82; Гудков Л. Д. Трансформация ценностных оснований исследования в процессе формирования научной дисциплины: пример социологии литературы // Дисциплинарность и взаимодействие наук. М., 1986. С. 192–223; Гудков Л. Д., Дубин Б. В. Библиотека как социальный институт // Методологические проблемы теоретико-прикладных исследований культуры. М., 1988. С. 287–300; Они же. К понятию литературной культуры // Литературный процесс и проблемы литературной культуры. Таллинн, 1988. С. 119–126; Дубин Б. В., Рейтблат А. И. О структуре и динамике системы литературных ориентаций журнальных рецензентов (1820–1978 гг.) // Книга и чтение в зеркале социологии. М., 1990. С. 150–176; Дубин Б. В. Книга и дом (к социологии книгособирательства // Что мы читаем? Какие мы? СПб., 1993. С. 16–39; Зоркая Н. А. В поисках теории // Книга в социалистическом обществе. Таллин, 1985. Ч. 2. С. 113–127; Дубин Б. В., Шведов С. С. Пути книги и заботы собирателей // В мире книг. 1986. № 5. С. 76–78; Шведов С. С. Книги, которые мы выбирали // Погружение в трясину (Анатомия застоя). М., 1991. С. З89–408; Он же. Уроки букваря // Знание – сила. 1991. № 11. С. 41–47.

26

Левинсон А. Г. Макулатура и книги: анализ спроса и предложения в одной из сфер современной книготорговли // Чтение: проблемы и разработки. М., 1985. С. 63–88.

27

Рейтблат А. И. От Бовы к Бальмонту: очерки по истории чтения в России во второй половине XIX века. М., 1991.

28

Зоркая Н. А. Предполагаемый читатель, структура текста и восприятия (теоретические истоки, проблемы и разработки школы рецептивной эстетики в Констанце) // Чтение: проблемы и разработки. С. 138–175; Она же. Рецептивная эстетика // История эстетической мысли. М., 1990. Т. 5. С. 89–104.

29

Построение подобной модели было реализовано в рубрикаторе и аннотациях указателя «Книга, чтение, библиотека: Зарубежные исследования по социологии литературы. 1940–1970» (М., 1982. 402 с.).

30

См.: Долгий В. М., Левада Ю. А., Левинсон А. Г. К проблеме изменения социального пространства – времени // Урбанизация и развитие новых районов. М., 1976. С. 28–34. См. также: Shils E. Center and periphery // Shils E. Selected papers. Chicago; L., 1971. Vol. 2. P. 3–16; Eisenstadt S. N. Symbolic structures and societal analysis // Ethnos. 1975. Vol. 40. № 1/4. Р. 428–446.

^В социологии литературы это образует комплекс задач, связанных с изучением пространственных и временных разметок социокультурной системы литературы в ее динамике (поколенческие наборы агентов литературной системы, символические значения «столицы» и «окраины» в самоопределении литературных групп и процессах их циркуляции, конкуренция литературных центров, динамика передвижения и смены литературных образцов, стандартов вкуса и т. п.).

31

Это, собственно, и предполагается, когда сопоставляют (скажем, в контент-аналитических исследованиях ценностей, тематизируемых журнальной беллетристикой, бестселлерами, литературой какой-либо группы или направления) констелляции значений, выносимых на обсуждение литературой, с аналогичной проблематикой, трактуемой прессой, социологией, политологией или другими областями знания. Та же общность литературного значения с внелитературными контекстами культуры демонстрируется и при рассмотрении социальной проблематики «в зеркале» литературы и при других трактовках беллетристики в качестве «материала» или «иллюстрации» (скажем, в учебных курсах по истории или социологии).

32

В этом случае в компонентах символических определений литературной ситуации, в способах организации внутритекстовой реальности исследователем усматривается их обусловленность внелитературными доминантными системами культурных значений. Ср. зафиксированное влияние естественных и социальных наук на поэтику реализма или натурализма, формы романа и т. п.: Berger V. Real and imagined worlds: The novel and social sciences. Cambridge, Mass.; L., 1977.

33

См.: Nisbet R. Sociology as an art form. L., 1976.

34

См.: Brown R. H. A poetic for sociology: Toward a logic of discovery for the human sciences. N. Y.; L., 1977.

35

См.: Borenstein A. Redeeming the sin: Social science and literature. N. Y., 1978.

36

Escarpit R. La definition du terme «literature» // Le littéraire et le social. Р., 1970. Р. 259–272. Эволюцию семантики понятия в русской культуре, где оно появляется в письменном языке с 20‐х гг. XVIII в., см. в книге: Биржакова Е. Э., Войнова Л. А., Кутина Л. Л. Очерки по исторической лексикологии русского языка XVIII века: Языковые контакты и заимствования. Л., 1972. С. 161–162. Начиная с этого времени фиксируются и другие ключевые понятия литературной культуры: роман (в форме «романц» – 1720), поэзия (1724), критика (1726), проза (1727), классический (1737), драма (1738) и др. (Там же. По указ.).

37

См.: Shils E. Metropolis and province in the intellectual community // Shils E. Selected papers. Chicago, 1974. Vol. 1. P. 355–371; Clark P. Literary culture in France and the United States // American journal of sociology. 1979. Vol. 84. № 5. Р. 1057–1077.

38

Ключевой для современной литературной культуры термин «реализм», анализ семантических трансформаций которого приходится оставить за рамками данной работы, первоначально зафиксирован во Франции в 1835 г. и характеризовал живопись Рембрандта как «реализм в изображении человека» против «поэтической идеализации».

39

Это понятие охватывает не столько технические характеристики коммуникативного посредника, сколько связанные с ним фундаментальные для того или иного общества содержательные представления, символы и значения, фиксирующиеся благодаря ему.

40

Уже в специальном теоретическом смысле – как совокупности значений, отчужденных от непосредственного «живого» их носителя, переданных анонимному и универсальному посреднику, а стало быть, при определенных условиях равно доступных и, значит, релевантных любому индивиду вне времени и пространства, т. е. универсализированных образцов значений.

41

Так, в Германии население стало практически грамотным уже в середине XVII в. Индивидуалистический характер аскетического протестантизма, потребовавший от индивида самостоятельного, без авторитетных в религиозном отношении посредников, обращения к Богу, а соответственно, и к Писанию, предопределил массовое бюргерское образование и чтение. Оппозиция аристократического возрожденческого гуманизма и массового бюргерского образования оказала весьма существенное воздействие на характер интеллектуальных процессов в Германии, на формирование, доступность и фонды библиотек, на развитие всей литературной культуры (в различных ее образованиях: от литературной техники до авторства и особенностей публики). См.: Engelsing P. Der Burger als Leser: Lesergeschichte im Deutschland, 1500–1800. Stuttgart, 1974.

42

Это нетрудно продемонстрировать на примерах исследований в рамках герменевтики или культурологии, рассматривающих трансформации риторических и поэтических структур. См., например: Frye N. Anatomy of criticism. Princeton, 1957; Gadamer H.-G. Wahrheit und Methode: Grundzüge einer philosophischen Hermeneutik. Tübingen, 1960; Jauss H.-R. Ästhetische Erfahrung und literarische Hermeneitik. Bd. 1. Versuche in Feld der ästethischen Erfahrung. München, 1977.

43

Факт закрепленности на письме в собственной форме генерализует и дублирует ту же культурную ценность.

44

Такого рода «морализование» и «эстетизация», выступающие как форма и продукт универсализации прежних партикуляристских образцов, могут быть, в свою очередь, рассмотрены как типовые механизмы адаптации в процессах социокультурного изменения, т. е. как групповые определения реальности. Процедуры рефлексивного наделения традиционного материала значениями этического и/или эстетического образца характерны для ситуаций идеологического конструирования традиций в развивающейся культуре, культурного взаимодействия (освоения «чужого» наследия) и модернизации. В качестве примеров здесь можно указать на трансформации гомеровских повествований неоплатониками, соответствующие аспекты интерпретации античности в культурах христианизирующегося мира, в спорах «древних» и «новых» во Франции, а позднее в России, синтез «национального» и «западного» в русских почвеннических идеологиях (от славянофильства до символизма) и т. д. Содержательная оценка этих образцов может быть и резко отрицательной, оставаясь тем не менее в пределах «благого» и «прекрасного».

45

Ср. существовавший в XVIII в. русский эквивалент этого понятия, еще сохраняющий социоморфную референцию, – «степенные писатели».

46

Tatarkiewicz W. Les quatre significations du mot «classique» // Revue internationale de philosophie. Bruxelles. 1958. № 43. Fasc. 1. Р. 5–22.

47

Ср. категории «русская классика», «советская классика».

48

Rosengren K. E. Sociological aspects of the literary system. Stockholm, 1968.

49

Eliot T. S. What is a classic // Eliot T. S. On poetry and poets. L., 1971. Р. 53–71.

50

Kermode F. The classic: Literary images of permanence and change. N. Y., 1975. P. 90–114.

51

Jauss H.-R. Literarische Tradition und gegenwärtige Bewusstsein der Modernität // Aspekte der Modernität. Göttingen, 1965. S. 150–197; Der Klassik Legende. Frankgurt a.M., 1971; Man P. de. Literaty history and literary modernity // In search of literary theory. Ithaca; L., 1972. P. 237–267; Marino A. Modernisme et modernité: Quelques precisions sémantiques // Neohelicon. Budapest. 1974. № 3/4. Р. 307–318.

52

Это семантическое «оживление» и функциональное переосмысление радикалов долитературной традиции в жестко оцененных, подчеркнуто содержательных и структурных компонентах поэтики массовых повествований (или «поэтики поведения») маркируется их современными интерпретаторами как мифологичность (примечательно, что большинство из них ориентируется на идеи и принципы работы структурной этнологии).

53

Shulte-Sasse J. Autonomie als Wert: Zur historischen und rezeptionsästhetischen Kritik eines ideologisierten Begriffes // Literatur und Leser. Stuttgart, 1975. S. 101–118.

54

Содержательные ограничения, налагаемые на интерпретации ценностных значений автономной субъективности, могут выступать основанием для применения элитной группой, теряющей возможности эффективного воздействия в условиях резкой конкуренции других элит, определенных защитных средств стабилизации своего легитимного и монопольного положения. Подобный контроль осуществляется, прежде всего, как редукция соответствующих блоков мотивационной структуры. Основополагающие идеи В. Парето в этой области были развиты рядом современных исследователей. См.: Pareto V. Oeuveres completes. Vol. 15. Le mythe vertuiste et la littétature immorale. Genève, 1971; McKeon R., Merton R. K., Gellhorn W. The freedom to read: perspective and program. N. Y., 1957; Die Grenzen literarische Freiheit / Hrsg. von D. E. Zimmel. Hamburg, 1966; Ott S. Kunst und Staat: Kűnstler zwischen Freiheit und Zensur. Műnchen, 1968; Otto U. Die literatische Zenzur als Problem der Soziologie der Politik. Stuttgart, 1968; Clor H. M. Obscenity and public morality: Censership in liberal society. Chicago, 1969; Fűgen H. N. Zensur als negative wirkende Institution // Lesen: Handbuch / Hrsg. von A. C. Baumgärtner. Stuttgart, 1973. S. 623–642.

55

Karstedt P. Studien zur Soziologie der Bibliothek. Wiesbaden, 1954; Weber M. Der Literatenstand // Weber M. Gesammelte Aufsätze zur Religionssoziologie. Tübingen, 1972. Bd. I. S. 373–395.

56

Эта же лексическая основа дала такие связанные с историей романного жанра производные, как «романтизм» и ныне устаревшее «романтический»; очерки их исторической семантики в культурах Европы см. в кн.: Romantic and its cognates: The European history of a word. Manchester, 1972(о России – с. 418–474).

57

Ward A. Book production, fiction and the German reading public, 1740–1800. Oxford, 1974. P. 9.

58

May G. Le dilemme du roman au XVIII-e siècle: Etude sur les rapports du roman et de la critique, 1715–1761. New Haven; Paris, 1973; Разумовская М. В. Становление нового романа во Франции и запрет на роман 1730‐х годов. Л., 1981.

59

Richetti J. Popular fiction before Richardson: Narrative patterns, 1700–1739. L., 1969.

60

Этот и аналогичные ему манифесты собраны и прокомментированы в кн.: Novel and romance, 1700–1800: A documentary record. N. Y., 1970; Showalter E. The evolution of the French novel, 1641–1782. Princeton, 1972.

61

Данные по Германии свидетельствуют о росте числа ежегодно публикуемых романов с 10 в 1740 г. до 300–330 к началу 1800‐х гг. Примерно тот же порядковый размах и для статистики второй половины XVIII в. по другим европейским странам (Ward A. Op. cit. Р. 167).

62

Vogt E. Die gegenhöfische Strömung der deutschen Barokliteratur. Giessen, 1932.

63

Beaujean M. Der Trivialroman in der zweiten Hälfte des 18. Jahrhunderts. Bonn, 1969; Beaujean M. Das Lesepublikum der Goethezeit // Der Leser als Teil des literarischen Lebens. Bonn, 1971. S. 5–32.

64

В период 1735–1739 гг. романы от первого лица составляют 42% романной продукции во Франции (в предыдущее пятилетие их втрое меньше), а с 1740–1755 гг. мемуары, исповедь, письма становятся «канонической формой художественной прозы» (Demoris R. Le roman a la première personne du classicisme au Lumières. P., 1975. P. 448(, см. также: Mylne V. The eighteenth century French novel: Techniques of illusion. Manchester, 1965.

65

Flessau K. Der moralische Roman: Studien zur gesellschaftskritischen Trivialliteratur der Goethezeit. Köln; Gras, 1968; Greiner M. Die Einstellung der modernen Unterhaltingsliteratur. Hamburg, 1964.

66

Iknayan M. The idea of the novel in France: The critical reaction, 1815–1848. Genève; P., 1961.

67

Блок А. А. Собр. соч. М.; Л., 1962. Т. 6. С. 174–184.

68

В ряде европейских языков это прямо закреплено за всей литературой, например, английское fiction – вымысел, выдумка, фикция; беллетристика, художественная литература, works of fiction – романы, повести; ср. с юр. fiction – фикция, legal fiction – юридическая фикция.

69

Ср. (1624 г.): «Поэзия вначале представляла собой не что иное, как скрытую теологию и наставление в божественном» (Опиц М. Книга о немецкой поэзии // Литературные манифесты западноевропейских классицистов. М., 1980. С. 445). Характерно, что это именно поэзия, т. е. «высокая» литература или даже «литература как таковая». Проза самообосновывалась несколько позже и по-иному: А. Фюретьер уподобляет свой «Мещанский роман» (1666) «лекарю, прочищающему желудок при помощи легких, приятных слабительных» (Фюретьер А. Мещанский роман. М., 1962. С. 23).

70

Ср., например, работы такого плана у М. О. Чудаковой, Г. А. Левинтона, Р. Д. Тименчика, Ю. Н. Левина или, например: Schaper E. Zwischen den Welten: Bemerkungen zu Thomas Manns Ironie // Literatur und Gesellschaft vom neunzehnten ins zwanzigste Jahrhundert. Bonn, 1963. S. 330–364.

71

Weber M. Gesammelte Aufsätze zur Wissenschaftslehre. Tübingen, 1969. S. 180.

72

Grimminger R. Das intellektuelle Subjekt der Literaturwissenschaft: Entwurf einer dialektischen Hermeneutik // Neue Ansichten einer künftigen Germanistik. München, 1973. S. 15–47; Coste D. Three consepts of the reader and their contribution to a theory of the literary text // Orbis litterarum. Copenhagen, 1979. Vol. 34. № 4. Р. 271–286.

73

В том смысле, в каком это понятие используют культур-антропологи при исследованиях «мифологических родословных».

74

Это можно показать, в частности, на рутинном использовании литературоведением критериев оценки и интерпретации одного и того же образца, в логическом смысле исключающих друг друга (ср. «оригинальность», «органичность» и «литературность» и «выразительность», «традиционность» и «актуальность» и т. п.). Сами эти критерии, наиболее полно представленные романтиками и условно синтезированные ими через отнесение любых эмпирических литературных значений к абсолюту художнической субъективности, впоследствии дифференцируются таким образом, что каждый из них может выступать модусом литературности как групповой нормой («девизом») того или иного направления или школы в литературоведении и критике (для них, естественно, непроблематичной) либо же включаться в открытый, постоянно и бесконтрольно переинтерпретируемый и никогда однозначно не определяемый набор подобных норм. Об интерпретационном «каноне» романтизма, процессах его складывания и рутинизации см.: Abrams M. H. The mirror and the lamp: Romantic theory and the critical tradition. L., 1980.

75

Ср.: «Тогда как твердое определение литературы делается все труднее, любой современник укажет вам пальцем, что такое литературный факт» (Тынянов Ю. Н. Литературный факт // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 257).

76

См. разбор Г. Зиммелем эстетической установки, ее ценностного и семантического характера на примере функционального значения «рамки картины» и «портрета», вводящей в экспрессивное ценностное, «оценивающее» поле любой предмет, взятый в рамку. См.: Simmel G. Der Bildrahmen // Simmel G. Zur Philosophie der Kunst. Potsdam, 1922. S. 46–54.

77

Wagner R. The invention of culture. Englewood Cliffs, 1975; Zingerle A. Kontextverfremdung als methodisches Verfahren // Kölner Zeitschrift für Soziologie und Sozialpsychologie. 1979. Jg. 31. H. 3. S. 587–610.

78

Seebohm Th. Zur Kritik der hermeneutischen Vernunft. Bonn, 1972. S. 85. Экспликацию содержательных оснований временной модели, лежащей в основе подобных представлений, Т. Зеебом осуществляет с помощью гуссерлевской техники анализа сознания времени. Г. Риккерт провел ее с помощью теоретико-познавательных средств конструкции «истории».

79

На это указывает уже сама семантика понятия, отсылающая к содержательной стороне какого-то определенного силлогизма, строящегося по формуле: общий род и видовые отличия.

80

Разумеется, это не касается личных вкусов или пристрастий исследователя, заставляющих идентифицировать себя с каким-то типом художественной культуры. Речь идет о методологической и ролевой невозможности.

81

См., например: Schulte-Sasse J. Literartische Wertung. Stuttgart, 1976.; Idem. Die Kritik an der Trivialliteratur seit der Aufklärung. München, 1971; Kreutzer H. Trivialliteratur als Forschungsproblem // Deutsche Vierteljahreschrift für Literaturwissenschaft und Geistesgeschichte. Stuttgart, 1967. Jg. 41. H. 2. S. 173–191; Klein A., Hecker H. Trivialliteratur. Opladen, 1977.

82

Krafft U. Comics lesen: Untersuchungen zur Textualität von Comics. Stuttgart, 1978; Harvey R. C. The aesthetics of the comic strip // Journal of popular culture. Bowling Green, 1979. Vol. 12. № 4. Р. 640–652. Характерно, что в одном из последних трудов, посвященных проблематике «текста в тексте», примеры используются исключительно из определенного типа элитарного и высокого искусства (см.: Текст в тексте // Труды по знаковым системам. Тарту, 1981. Вып. XIV).

83

Универсализм культурных значений – обращение к неограниченному исторически и регионально многообразию форм человеческого выражения, мысли, символов, идей и верований – означает нерезультативность какой-то нормативной системы культуры, изменение характера семантической регуляции: семантика значения в этих случаях не предполагает фиксации какого-то одного смысла, а имеет в виду лишь общий принцип организации смысловой взаимосвязи, смысловых целостностей. Это значит, что осмысленность всего целого, контекста, системы построений устанавливается не однозначно (т. е. не носит характера группового определения), а производится индивидуально и обладает исключительно личностным своеобразием и значением. Действие индивида в этом случае имеет вполне автономный или, как сказал бы социолог, ценностный, то есть регулятивный, характер. Именно этот момент и позволяет соединять различные культурные значения идей и символов, изъятых из нормативно фиксированных контекстов, и образовывать «свои» семантические миры, как, например, это предполагается М. Булгаковым в «Мастере и Маргарите» или Т. Манном в «Докторе Фаустусе». Сама возможность, идея личностного самоопределения предполагает, более того – требует от индивида значительных усилий по синтезу противоречивых и гетерогенных ценностных значений, обращения к разнородным сферам и нахождения самых общих принципов их согласования. Здесь такое же различие, как различие между нормами формального и безличного права и совестью, которая всегда будет сугубо индивидуальным моральным переживанием или внутренним действием. Из сказанного ранее понятно, что подобный семантический материал предоставляет в первую очередь литература (хотя и совсем не обязательно только она), причем тематически специфическая литература.

84

Формы эти могут быть, разумеется, самыми разнообразными. Можно сказать, к примеру, что «жизнь» героя точно воспроизводила перипетии шолоховской «Судьбы человека», или, в качестве знака проникновения в глубины народной жизни, дать в советском романе-эпопее аллюзии на гоголевскую повесть, например «Страшную месть», играющую роль не просто фольклорной реалии, а временной глубины и символичности описываемых современных событий.

85

Проблематичной, разумеется, в тематизируемых нормативных аспектах – сексуального и межпоколенческого взаимодействия, идеологической или национальной солидарности, инструментального целедостижения и проч.

86

Поэтому в высокой и авангардной литературе (например, у Пушкина, Льва Толстого или Флобера) может демонстрироваться литературность, цитатность, риторичность, т. е. культурность, самой изображаемой «действительности».

87

Более того, здесь обнаруживается принципиальная общность элитарной литературы с иными предметными сферами – наукой, философией и т. п. Характер изменений в этих сферах совершенно аналогичен: для западной философии – перенос акцента на гносеологическую, теоретико-познавательную и методологическую проблематику, ставшую значимой в связи с критикой метафизических систем и утверждением исследователя как единственной правомочной инстанции определения реальности, т. е. легитимацией субъективного теоретического интереса как трансцендентального основания суждений о наличной предметной реальности и ее структурировании. Точно так же и в литературе этого типа единственным носителем реальности становится автономный поэт, писатель и его формы репрезентации: «фиктивное я», поток сознания, «первое лицо» как рамка повествования и т. п. Подобные конститутивные формы художественного текста в их отмеченности и воспринимаются литературоведом как признаки изощренной выразительности, составляющей индивидуальное достижение того или иного авторитетного писателя (например, в приемах остранения у Л. Н. Толстого и т. п.).

88

Dahrendorf M. Literaturdidaktik im Umbruch. Düsseldorf, 1975; Platte H. Soziologie des Taschenbuches // Platte H. Zur Soziologie der Massenkommunitationsmittel. München, 1965. S. 97–146.

89

См.: Die nicht mehr schöne Künste: Grenzphänomenen des Ästhetischen. München, 1968.

90

Weinrich H. Tempus: Besprochene und erzählte Welt. Stuttgart, 1964; Mendilow A. Time and the novel. L., 1972.

91

Hoffman G. Raum, Situation, erzählte Wirklichkeit: Poetologische und historische Studien zum englischen und amerikanischen Roman. Stuttgart, 1978.

92

Wiese L. von. Das Verfahren bei beziehungwissenschaftlicher Induktion und Analysen von Schriftwerken // Kölner Vierteljahreshefte für Sozioligie. 1925. Jg. 5. H. 1. S. 84–90.

93

Jauss H.-R. La douceur de foyer: The lyric of the year 1857 as a pattern for the communication of social norms // Romanic rev. N. Y., 1974. Vol. 65. № 3. Р. 201–229; McHoul A. Ethnomethodology and literature: Preliminaries to a sociology of reading // Poetics. Amsterdam, 1978. Vol. 7. № 1. Р. 113–120.

94

Cawelti J. G. Adventure, mystery and the romance: Formula stories as art and popular culture. Chicago; London, 1976.

95

Более подробные указания на работы по проблематике значений, тематизируемых литературой, содержатся в соответствующих рубриках упомянутого выше библиографического указателя «Книга, чтение, библиотека».

96

Simmel G. Exkurs über den Fremden // Simmel G. Soziologie: Untersuchungen über die Formen der Vergesellschaftung. München; Leipzig, 1923. S. 509–512.

97

Leenhardt J. La sociologie de la lettérature: quelques étapes de son histoire // Revue internationale des sciences sociales. P., 1967. № 4. Р. 555–572; Clark P. P. The sociology of literature: An historical introduction // Research in sociology of knowledge, sciences and art. Greenwich, 1978. Vol. 1. Р. 237–258.

98

Nisbert R. The sociological tradition. N. Y., 1966.; Einsenstadt S. N. La tradition sociologique // Cahiers internationaux de sociologie. P., 1978. Vol. 65. Р. 237–265. Как было показано выше, таков же функциональный генезис и значение ключевых понятий литературоведения («классика», «жанр» и т. п.).

99

Martindale D. Aesthetic theory and the sociology of art: the social foundation of classicism and romanticism // Research in sociology of knowledge, sciences and art. Greenwich, 1978. Vol. 1. P. 259–277.

100

Langenbucher W. R. Robert Prutz als Theoretiker und Historiker der Unterhaltungsliteratur // Studien zur Trivialliteratur. Frankfurt a.M., 1968. S. 117–136.

101

В целом можно констатировать, что систематическое развитие социологии литературы как дисциплины приходится лишь на последние 15–20 лет, когда предлагаются собственно теоретические разработки проблематики и появляются обзорные работы. Учебные курсы пока единичны, специализированных журналов практически нет. В последние годы социологическое изучение литературы заметно активизировалось в Италии, Испании, Латинской Америке и др. регионах, вовлеченных в процессы модернизации. Взаимодействие в рамках дисциплины пока имеет вид редких семинаров и еще далеко от четких организационных форм, не сложились структуры такого взаимодействия и в интернациональном масштабе.

102

Bürger P. Der Französische Surrealismus. Frankfurt a.M., 1971; Bürger Chr. Textanalyse als Ideologiekritik: Zur Rezeption zeitgenossischer Unterhaltungsliteratut. Frankfurt a.M., 1973; Bürger P. Äktualität und Geschichtlickeit: Studien zum gesellschaftlichen Funktionswandel der Literatur. Frankfurt a.M., 1977; Bourdieu P. La distinction: Critique sociale de jugement. P., 1979.

103

Brüggemann H. Literarische Technik und soziale Revolution. Reinbeck bei Hamburg, 1973; Finter H. Semiotik des Avangardetextes: Gesellschaftliche und poetische Erfahrung im italianische Futurismus. Stuttagrt, 1980; Hohendahl P. U. Das Bild der bürgerlichen Welt in expressischen Drama. Heidelberg, 1967.

104

Шюккинг Л. Социология литературного вкуса. М.; Л., 1928.

105

Материалы по социологии литературы послевоенного периода собраны и обобщены в упомянутом выше указателе «Книга, чтение, библиотека».

106

Книга, чтение, библиотека: зарубежные исследования по социологии литературы: аннот. библиогр. указ. за 1940–1980 гг. / Сост. Л. Д. Гудков, Б. В. Дубин, А. И. Рейтблат. М., 1982.

107

См. работы Х. Баузингера, Х. Фольтина, Х. Кройцера и др. В нашей науке близкие выводы сделаны Ю. М. Лотманом (Лотман Ю. М. О содержании и структуре понятия «художественная литература» // Проблемы поэтики и истории литературы. Саранск, 1973. С. 20–36).

108

Большая часть работ этой группы осталась неопубликованной (хотя и готовилась к печати) в связи с тем, что в 1984–1985 гг. руководство ГБЛ закрыло эти направления работы.

109

Основные положения теоретической модели урбанизации изложены в следующих трудах: Долгий В. М., Левада Ю. А., Левинсон А. Г. Урбанизация как социокультурный процесс // Урбанизация мира. М., 1974. С. 19–31; Они же. К проблеме изменения социального пространства-времени в процессе урбанизации // Урбанизация и развитие новых районов. М., 1976. С. 25–37. Им мы и следуем в нашей работе.

110

Поскольку современные формы урбанизации при соответствующем развитии транспортных и коммуникативных систем не связаны только с концентрацией огромных масс населения, производства, застройки и т. д., постольку получают развитие многообразные и всепроникающие «рассеянные» ее продукты (Долгий В. М., Левада Ю. А., Левинсон А. Г. Урбанизация как социокультурный процесс. С. 27). «Наиболее общая культурная функция города – она же и наиболее фундаментальная – воспроизводство данного типа общественной структуры», хотя «способы осуществления этой функции различны в городах, принадлежащих разным историческим типам» (Там же. С. 25). В определенном смысле можно сказать, что «совсем» эти типы регуляции поведения не исчезают, а образуют функциональное подобие историческим пластам культуры, так что «вертикальная» структура города может измеряться иерархией различных ценностных регуляций.

111

Здесь следует сделать существенное дополнение: хотя непосредственное влияние города на сельскую среду довольно велико, оно в первой фазе своего воздействия не затрагивает фундаментальных структур деревенского уклада жизни. Изменение основных характеристик системы воспроизводства предполагает обращение к письменной, универсальной культуре. В этом смысле значимы данные о читательском поведении в сельской среде: только 23% жителей села посещают библиотеку. В основном, это группа, прошедшая или проходящая через институты формальной социализации – школу или специальные учебные заведения – и, следовательно, приобретшая навыки оперирования с обобщенными образцами; сюда относятся прежде всего школьники и сельская интеллигенция, ориентированная на городскую культуру. Только 39% посетителей библиотек берет за год более 10 книг; 35% – до 5 книг. Отсюда можно сделать вывод, что значительная часть абонентов библиотеки обращается к фонду с одноразовым и специальным запросом. Домашние собрания незначительны и носят случайный характер. Они редко насчитывают более 50 книг (это прежде всего школьные учебники, а также разрозненные книги по самым различным областям – справочники, художественная, научно-популярная литература без всякой системы и последовательности). В городах же домашние библиотеки составляют в среднем 200 и более томов, будучи в значительной степени упорядоченными и систематичными: в них преобладают собрания сочинений и отдельные выпуски или серии художественной литературы. Домашние собрания в сельских семьях: до 30 книг – у 35%, и более 50 – у 21% семей всей выборки (Книга и чтение в жизни советского села. М., 1978. С. 158). Гораздо более существенна здесь роль такого специфического канала, как газеты и «тонкие» журналы – «Крокодил», «Крестьянка» и др.

112

Именно поэтому данная проблематика оказывается наиболее значимой для всей массовой культуры, включая и «эстетические» ее формы: темы нормативного сексуального поведения входят практически во все жанры популярного искусства и литературы – конфликт здесь снимается «свадьбой» (торжеством группы – носителя нормативной системы) или уничтожением героя. В высокой, элитарной литературе проблематизируется не социальное поведение, а культурная идентичность героя, т. е. коллидирующие ценности индивида. Поэтому здесь не идет речь о «браке» как венце всех усилий, воплощении социального порядка, наоборот, именно с него часто и начинается драматическая медиация разорванных в культуре значений. Последнее и понятно, поскольку под вопрос ставится ценность, а не социальная норма. См. тему брака и брачной жизни у Л. Толстого, И. Бунина, А. Битова, Г. Бёлля и др.

113

Забегая вперед, отметим, что в элитарной культуре и искусстве – кинематографе, литературе, живописи и др. – сексуальные ценности и значения будут выступать не как самодостаточные (что имеет место в массовой культуре), или не только так. В значительной степени, и это существенный функциональный признак высоких уровней культуры, сексуальные значения и собственно поведение будут здесь характеризоваться в качестве средств реализации ценностей другого плана: состояний особой интимности, душевной близости, аутентичности, подлинности и др., ценимых не менее, а подчас даже и более, чем «чисто» сексуальные радости. Названные выше состояния определяют специфическую фазу «снятия» социальных определений, правил и норм поведения, общепринятых конвенциональных ограничений. Условное состояние «чистой» (предельной в современной – модерной – культуре) «безнормности», «естественности», открытости расценивается как высочайшая культурная ценность. Оно выступает поведенческим аналогом (а стало быть, и функциональным эквивалентом) метафизических оснований культуры, поскольку допускает обращение на себя любых потенций культурно-нормативных определений. Следует указать на ряд подобных же функциональных «дистилляторов» содержательных значений в культуре (механизмов проблематизации культурной идентичности, что в свою очередь является предпосылкой идентичности социальной): любая фиксированная структура «пограничной ситуации» («выбор», «вера», «смерть», «болезнь», «предательство», «жертва» и т. п. значения) может стать основанием тематики и ценностных конструкций литературных произведений.

114

О множественности временных шкал как условии существования репродуктивной системы см.: Левада Ю. А. О построении модели репродуктивной системы (проблемы категориального аппарата) // Системные исследования: методологические проблемы: Ежегодник 1979. М., 1980. С. 187.

115

Принципиальная важность такого рода механизмов выражается в содержательной (тематической) структуре чтения. Репрезентируемые ценности (национальная судьба, идеологические принципы и т. п., демонстрируемые в синтезе с традиционными ценностными значениями семьи, любви, безопасности, неизменности и пр., что составляет сюжетное ядро литературы о войне и исторических романов) объясняют чрезвычайно высокую их значимость и признание массовым читателем. Этому способствует предельная степень их проблематизации, ставящая носителей этих ценностей на грань уничтожения (ситуация войны). По материалам многих исследований, произведения о Великой Отечественной войне занимают в структуре массового чтения ведущее место. Так, например, в структуре чтения сельского населения они занимают 52%, исторические романы – 26%, о Гражданской войне – 18% (Книга и чтение в жизни советского села. С. 167). Следует подчеркнуть, что основную долю читаемых произведений составляют книги советских авторов – 80% (Там же). Нет ровно никаких оснований считать, что в ближайшем будущем это положение как-то изменится. Напротив, опыт говорит, что эти ценности в условиях динамичных процессов урбанизации становятся важнейшими интегративными механизмами межпоколенческих связей, придающими устойчивость всей системе социального воспроизводства. В большой степени этими же основаниями обусловливается успех и военной мемуаристики, не идущей ни в какое сравнение с прочими типами литературных воспоминаний. Необходимо добавить, что содержательная структура чтения весьма схожа и в городе и в селе: у массового читателя она крайне стабильна, как стабильна и сама система ценностей. Изменение ее, и весьма значительное, наблюдается лишь у специализированных групп, носителей гуманитарной культуры.

116

Cawelti J. Adventure, mystery, and romance: Formula stories as art and popular culture. Chicago; L., 1976. Р. 5.

117

Примером этому может служить предсказанное в конце 1960‐х гг. снижение деревенской тематики и переход ее к эпигонам – писателям массовой литературы. Так, высокие образцы «деревенской поэтики (В. Белов, В. Астафьев, Ф. Абрамов и некоторые др.) с их сложнейшей проблематикой культурной идентичности, историчности, насилия и т. д. стали в 1970‐х гг. референтной группой для «почвенников». Хотя круг читателей при этом и расширился, однако характер прочтения в связи с изменение страт, в которых они функционируют теперь, и учетом культуры этих слоев, их набора проблем, принципиально изменился: он существенно «адаптирован». В среде массового чтения произведения этого типа обращаются как эквивалентные романам, например, А. Калинина, П. Проскурина, Г. Маркова, В. Пикуля и др.

118

Стоит вспомнить хотя бы технику феноменологической деструкции определений реальности и ее описания, постоянно используемую Л. Н. Толстым (например, в сцене посещения оперы Наташей Ростовой или интерпретациях исторического процесса, категорий власти и т. п.), что так близко к методам современных этнометодологов. Ср.: Berger P. The problem of multiple realities: Alfred Schütz and Robert Musil // Phenomenology and sociology. Harmondsworth, 1978. Р. 343–367.

119

Подробнее см.: Дубин Б. В., Зоркая Н. А. Идея «классики» и ее социальные функции // Проблемы социологии литературы за рубежом. М., 1983. С. 40–82.

120

Сведения о работах, в которых описываются и анализируются различные литературные формулы, см. в кн.: Книга, чтение, библиотека… С. 268–309, 345–362.

121

Конкретное произведение всегда представляет собой синтез различных тематических линий (ценностных механизмов), которые могут разрабатываться отдельно и преимущественно тем или иным жанром (хотя, конечно, ни один из них не может быть представлен как «чистая тема» и лишь в сочетании многих тем какая-то одна является доминирующей и образует специфику жанра). Дать типологическую схематику конфигурациям проблем как ценностно-нормативных образований и становится нашей задачей.

122

Различение аскриптивных, предписываемых и достижительных (achieving) характеристик и социальных ролей принципиально для социологии изменяющихся обществ. Предписываемые роли и статусы не меняются пожизненно (дворянин, француз или отец как социальные роли не могут быть заменены какой-либо другой ролью: если человек является французом или дедом, то он не может играть роль японца или сестры). Напротив, такие социальные роли, как профессиональные или статусно-иерархические, в открытых социальных системах становятся предметом личного достижения: индивид может быть инженером, премьер-министром, монахом, академиком, богачом, мужем и т. п. Социологически это различие обычно описывается как предписываемые и достижительские статусы, позиции и т. п., т. е. одни значения могут считаться допускающими и требующими собственной инструментализации и рационализации, другие – нет.

123

В кинематографе эта метафора обычно дается стереотипом общих планов «привольных» деревенских просторов, медленных панорам с березками, дорогой домой и т. п. Ср. также риторические функции таких понятий, как «отчий дом», «отчизна», «мать-Родина» и проч.

124

Эти компоненты литературных конструкций изредка узакониваются литературоведами как стереотипы «литературного формализма» (малоудачный этот термин в отношении подобных объектов принадлежит В. Сурвилло, критически анализировавшему повесть А. Калинина «Цыган» (Новый мир. 1964. № 8)). Следует, кроме того, отметить, что речь здесь идет не о своем автохтонном фольклоре и его значениях, а о вторичном, третичном или четвертичном «фольклоре», пришедшем вместе с французской галантной литературой и сохранившем античные, возрожденческие и иные слои.

125

Долгий В. М., Левада Ю. А., Левинсон А. Г. Урбанизация как социокультурный процесс. С. 28.

126

Это характерно только для массовой культуры, которую мы прежде всего имеем здесь в виду. Для высокой, книжной, письменной, элитарной культуры эти вопросы в значительной степени сняты на предшествующих стадиях культурного развития, они рационализированы другим образом. Например, в «Анне Карениной» Л. Толстого, где процессы модернизации России (железные дороги, массовые газеты, эмансипация и др.) рассматриваются через основной узел брачно-семейных отношений.

127

Сниженный вариант напряженности конфликта, вызванного смещением ролевых норм, часто определяет особую организацию литературного материала – комедию. См.: McLean A. American vaudeville as ritual. Lexington, 1965.

128

Культурные мигранты, разумеется, лишь используют значения, символы, представления, нормы, продуцируемые специализированными группами. Для них они выступают в качестве уже готовых культурных форм, релевантных и оцененных образов жизни, однако весьма часто наделяются смыслами и значениями, близкими к типологически предыдущим стадиям культуры. Литература, понятно, становится при этом одним из многих каналов репродукции и тиражирования соответствующих образцов и немыслима без функционирования других средств и систем социального взаимодействия. К последним, как уже говорилось, можно отнести кино, телевидение, печать, эстраду, моду, рекламу и другие формы символического действия и поведения.

129

Рене Кениг, анализируя подобную поэтику, указал на эпистемологические и философские основания принципиально той же базы позитивизма в науке и натурализма в искусстве, предполагающих одну общую позицию якобы «незаинтересованного» абсолютного, идентичного с божественным по своим методическим функциям и идеологическим возможностям наблюдателя. См.: König R. Die naturalistische Ästhetik in Frankreich und ihre Auflösung. Leipzig, 1931. П. Проскурин заявил на одном выступлении перед читателями в Государственной библиотеке СССР им. В. И. Ленина: «Я хочу показать конфликт между мужским и женским в России за последние 6 тысяч лет» (запись Л. Гудкова).

130

Коллективное, групповое начало, обнаруживаемое за поэтикой массовой литературы, свидетельствует об интенсивном процессе массовизации компонентов традиционной культуры, о превращении их в структуры массовой культуры. Демонстрируемые в литературных конструкциях, репрезентируемых ценностях и в самом способе репрезентации (а стало быть, воплощаемые в системе мотивации, временной организации, структуре поведения и т. п.) значения говорят о вытеснении и блокировке всякого личного произвола и субъективизма в определениях действительности. Учитывая характер восприятия, можно сказать, что массовый читатель читает одну и ту же книгу, например, структурируя романы и повести Л. Толстого как мелодраму, что, кстати, часто выражается в характере театральных постановок и экранизаций (см.: Аннинский Л. Лев Толстой и кинематограф. М., 1980. С. 123).

131

Вполне возможно, что вульгарный натурализм, претендующий на научность и авторитетность, плоский позитивизм и биологизм трактовки социальности, истории, сущности человека, который распространяется этой литературой, или, точнее, заложен в способе репрезентации ею ценностей, отсекает традиционные, уже сильно разрушенные радикалы христианской этики или близких к ней нравственных конструкций жизненного мира и оживляет архаические или магические внеморальные представления о человеческой сущности. Может, однако, статься, что эти представления не столько «оживляются», сколько в силу необходимых обстоятельств принимают внешнее подобие, известную гомоморфность секулярных этических и, что крайне важно, антиисторических воззрений.

132

От имени «жизни», под которой для одних подразумевались совершенно определенные темы и нормы их развития, не имеющие ничего общего и даже просто права на существование для других, узаконивалось не только введение новых ценностных мотивов, но и новая экспрессивная техника их репрезентации. Актуализация подобных идеологических механизмов (можно указать также на другие столь же «пустые» ценностные формы: «время», «эпоха» и др., позволяющие устранить заинтересованность субъекта суждения, перенося его характеристику на проблематизированный объект) является симптомом дифференцирующейся системы.

133

См., например: Krysmanski H. Die utopische Methode: Eine literatur– und wissenssoziologische Untersuchung deutscher utopischer Romane des 20. Jahrhunderts. Köln; Opladen, 1963; а также: Дубин Б. В., Рейтблат А. И. Социальное воображение в советской научной фантастике // Социокультурные утопии ХХ века. М., 1988. Вып. 6. С. 14–48.

134

Можно указать, делая, правда, все необходимые оговорки, на неслучайные совпадения: первая утопия появляется у Платона, давшего учение об идеях – общих, универсальных понятиях.

135

Вот данные одного из немногих специальных исследований чтения фантастики (Альтов Г. Фантастика и читатели // Проблемы социологии печати. Новосибирск, 1970. Вып. 2. С. 74–91). Из всей подборки читателей НФ 70,2% составляют учащиеся: главным образом школьники – 30,7%, студенты – 20,6% (из них естественники – 13,1%, гуманитарии – 7,5%), а также представители технических специальностей: 16,7% (для сравнения, врачи – 7,3%, литераторы – 6,7%). Поскольку в нашей культуре достижительские определения записаны за мужскими ролями, то естественно, что мужчины среди читателей НФ будут преобладать – их 69%.

136

Долгий В. М., Левада Ю. А., Левинсон А. Г. К проблеме изменения социального пространства-времени в процессе урбанизации. С. 26.

137

Альтов Г. Указ. соч. С. 79.

138

См. подробнее: Der wohltemperierte Mord. Frankfurt a.M., 1971; Marschee E. Die Kriminalerzählung: Theorie, Geschichte, Analyse. München, 1972.

139

Для этих регионов переводные романы имеют то же значение универсализирующих посредников, что в свое время переводы с английского, французского для русской читающей публики.

140

Координаты последующего анализа определены концептуальными разработками Ю. А. Левады и его соавторов. См.: Долгий В. М., Левада Ю. А., Левинсон А. Г. Урбанизация как социокультурный процесс // Урбанизация мира. М., 1974. С. 19–31; Они же. К проблеме изменения социального пространства-времени в процессе урбанизации // Урбанизация и развитие новых районов. М., 1976. С. 25–37.

141

Разумеется, любое сообщество или систему приходится считать так или иначе интегрированными уже по определению. Вместе с тем, далеко не для любого сообщества, не на всем протяжении его существования и не для каждого его члена интеграция становится проблематичной (тематизированной), а выработка интегративных образцов и механизмов, представительство всего социального целого – конститутивной характеристикой, институциональной нормой, специфическим компонентом дифференцированного ролевого определения или, наконец, персонально принимаемой на себя «миссией». Собственно, последнее соображение и делает необходимыми как теоретически, так и исторически ориентированные исследования того, какие значения, их конфигурации и типы втягиваются в механизмы интеграции, каковы модальности их предъявления, члены каких именно групп – включая символические аспекты соответствующих статусов и ролей – и применительно к кому берут или принимают на себя функции их производства, поддержания и трансляции, на какие социальные силы и культурные традиции они при этом опираются и какие социальные и культурные движения и формы вызывают к жизни, чем определяется и как обеспечивается взаимная согласованность действий участников таким образом заданной ситуации, каковы возможный и «реальный» эффект и перспективы их деятельности и, наконец, каков ее «широкий» исторический контекст, включая противоагентов, конкуренцию интересов, иные и альтернативные интенции и традиции и т. п.

142

См. об этом основополагающие работы Вольфганга Изера «Акт чтения», «Имплицитный читатель» и др.

143

Чрезвычайно существенные для обсуждаемых проблем трансформации значений и форм образования в условиях его массовости, а тем более – особо интенсивной массовизации («культурной революции» и др.), требуют специального и развернутого анализа, что, к сожалению, выходит за пределы данного текста.

144

См.: Чудакова М. Без гнева и пристрастия: Формы и деформации в литературном процессе 20–30‐х гг. // Новый мир. 1988. № 9. С. 240–260; Ерофеев В. Поминки по советской литературе // Литературная газета. 1990. № 27. С. 8, и др.

145

См.: Гудков Л. Д., Дубин Б. В. Сознание историчности и поиски теории // Тыняновский сборник. Первые Тыняновские чтения. Рига, 1984. С. 113–124.

146

См.: Они же. К понятию литературной культуры // Литературный процесс и проблемы литературной культуры. Таллин, 1988. С. 119–126.

147

Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 150–151, 191, 275; близкие высказывания см. в статье Б. Эйхенбаума «В поисках жанра» (Русский современник. 1924. Кн. 3. С. 228–231).

148

Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. М., 1976. Т. 1. С. 139–140.

149

Genre. Plattsburgh, N. Y., 1968; ср.: Le Genre, Die Gattung, Genre: Colloque international. Universite de Strasbourg, 4–8 juillet 1979. Strasbourg, 1980.

150

Die Klassik Legende. Frankfurt a.M., 1977. S. 20. Подробнее см.: Дубин Б. В., Зоркая Н. А. Идея классики и ее социальные функции // Проблемы социологии литературы за рубежом. М., 1983. С. 47–57.

151

См.: Зоркая Н. А. Предполагаемый читатель, структуры текста и восприятия (Теоретические истоки, проблемы и разработки школы рецептивной эстетики в Констанце) // Чтение: проблемы и разработки. М., 1985. С. 138–175.

152

Тынянов Ю. Н. Указ. соч. С. 151.

153

Мы отвлекаемся от очевидной дифференциации идейных программ внутри самой критики, которая особенно явна при каждом очередном взрыве (или спазме) культурного развития и должна анализироваться особо; см.: Эйхенбаум Б. В. В ожидании литературы // Русский современник. 1924. № 1. С. 280–290.

154

См.: Дубин Б. В., Рейтблат А. И. О структуре и динамике системы литературных ориентаций журнальных рецензентов (1820–1978 гг.) // Книга и чтение в зеркале социологии. М., 1990. С. 150–177.

155

См. об этом: Левада Ю. А. О построении модели репродуктивной системы (проблемы категориального аппарата) // Системные исследования: методологические проблемы: ежегодник, 1979. М., 1980. С. 182–184.

156

Mareuil A. Littérature et jeunesse aujourd’hui: La crise de la lecture dans l’enseignement contemporain. P., 1971; Dahrendorf M. Literaturdidaktik im Umbruch. Düsseldorf, 1975; Kypriotakis A. Die Leseinteressen der griechischen Jugendlichen. Köln, 1976.

157

Cawelti J. Adventure, mystery, and romance: Formula stories as art and popular culture. Chicago; L., 1976.

158

См.: Левинсон А. Г. Макулатура и книги: анализ спроса и предложения в одной из сфер современной книготорговли // Чтение: проблемы и разработки. М., 1985. С. 63–88.

159

См.: Никитин М. М. К истории изучения русского лубка // Советское искусствознание. 1986. Вып. 20. С. 399–419, а также с. 391–398.

160

Лотман Ю. М. О содержании и структуре понятия «художественная литература» // Проблемы поэтики и истории литературы. Саранск, 1973. С. 20–36; Stidien zur Trivialliteratur. Frankfurt a.M., 1968; Kreuzer H. Veränderungen des Literaturbegriffs. Göttingen; Zürich, 1975.

161

Iser W. Der Akt des Lesens: Theorie ästhetischer Wirkung. München, 1976; Jauss H. R. Ästhetische Erfahrung und literarische Hermeneutik. München, 1977. Bd. l; Wolff J. Hermeneutic philosophy and the sociology of art. London; Boston, 1975.

162

Gumprecht H. U. Soziologie und Rezeptionsforschung: Über Gegend und Chancen interdisziplinärer Zusammenarbeit // Neue Ansichten einer künftigen Germanistik. München, 1973. S. 48–74; Gumprecht H. U. Konsequenzen der Rezeptionsästhetik oder Literaturwissenschaft als Kommunikationssoziologie // Poetica. München, 1975. Bd. 7. S. 388–413; Link H. Rezeptionsforschung: Eine Einführung in Methoden und Probleme. Stuttgart etc., 1976.

163

Bourdieu P. Elemente einer soziologischen Theorie der künstlerischen Wahrnehmung // Theoretische Aufsätze der Kunstsoziologie. Stuttgart, 1976. S. 58–86; Bürger Chr. Textanalyse als Ideologiekritik: Zur Rezeption zeitgenössischer Unterhaltungsliteratur. Frankfurt a. M., 1973; Faulstich W. Domänen der Rezeptionsanalyse: Probleme, Lösungsstrategien. Ergebnisse. Kronberg/Ts., 1977; Grimm G. Einfiihrung in die Rezeptionsforschung // Literatur und Leser. Stuttgart, 1977. S. 11–84.

164

Bürger Chr. Op. cit.; Waldmann G. Kommunikationsästhetik: Die Ideologie der Erzählform. Mit einer Modellanalyse von NS-Literatur. München, 1976; Zimmermann B. Literaturrezeption im historischen Prozess: Zur Theorie einer Rezeptionsgeschichte der Literatur. München, 1977.

165

Mann P. H. Students and books. L.; Boston, 1974.

166

Левинсон А. Г. Старые книги, новые читатели // Социологические исследования. 1987. № 3. С. 43–49.

167

Систематический и предметный указатели в научных изданиях у нас в стране чаще всего отсутствуют, заменяясь именными: наука представляется авторитетом первооткрывателя или создателя.

168

Ong W. The literate orality of popular culture today // Ong W. Rhetoric, romance, and technology. Ithaca; L., 1971. P. 284–303.

169

Более полную информацию об изданиях произведений Фолкнера и переводах их на русский язык до 1979 г. можно получить из: Левидова И. М. Уильям Фолкнер: Библиография. Указатель. М., 1979.

170

Guillaume M. La politique du patrimoine. P., 1980.

171

Левинсон А. Г. Указ. соч.

172

Baudrillard J. Le système des objects. P., 1978.

173

Bronson B. Printing as an index of taste // Bronson B. Facets of the enlightment. Berkeley; Los Angeles, 1968. P. 326–365; Левинсон А. Г. Указ. соч..

174

Массовые издания объявляют копирайт, как правило, лишь на оформление, на другую – в сравнении с уже бывшими – перспективу истолкования, нормы понимания текста. В иных типах издания такую норму задает, например, реальный комментарий – перечень того в книге, что известно и без нее, из других книг, но выступает здесь уровнем «реальности».

175

Bronson B. Op. cit. P. 326–365; Eisenstein E. The printing press as an agent of change. Vol. 1–2. Cambridge, 1982.

176

Baudrillard J. Op. cit.

177

См.: Левада Ю., Левинсон А. «Похвальное слово» дефициту // Горизонт. 1988. № 10. С. 26–38.

178

См. публикацию их писем: Иллюзии и действительность // Литературное обозрение. 1988. № 6. С. 87–93.

179

Характерны различия и на уровне реального читательского поведения (затрат на покупку книг): если житель в Средней Азии в год покупает книг на 1 р. 50 коп., на Дальнем Востоке – на 2 р. 50 коп., в Московской области – на 6 руб., в Москве – на 16 руб., то в Латвии – на 10 руб., в Эстонии – на 20 руб. (причем в отдельных городах, скажем Тарту, этот показатель еще выше – 23 руб.).

180

См.: Гудков Л. Д., Дубин Б. В. Понятие литературы у Тынянова и идеология литературы в России // Тыняновский сборник: Вторые Тыняновские чтения. Рига, 1986. С. 208–226.

181

Подробнее см.: Гудков Л. Д., Дубин Б. В. Параллельные литературы: Попытка социологического описания // Родник (Рига). 1989. № 12. С. 24–31.

182

Подробнее об этом см.: Гудков Л., Гуревич М., Дубин Б. Что мы читаем? // Литературное обозрение. 1988. № 1. С. 93–97; Гудков Л., Дубин Б. Журнал и время // Литературное обозрение. 1989. № 1. С. 93–98.

183

В исследовании и в написании данной работы принимала участие Н. А. Зоркая.

184

Например, в 1929 г. «Вестник знания», издававшийся частным издательством П. П. Сойкина дважды в месяц тиражом 25 тыс., имел 3 абонемента (в качестве приложения можно было получить 6 книг «Классики мировой науки», 24 книги «Вестники знания», 6 книг «История искусств всех времен и народов», 6 книг Брэма «Жизнь животных» и т. д.). Журнал «Знание – сила», выходивший тиражом 15 тыс., имел пять бесплатных абонементных приложений, «Советский экран» (70 тыс. экз.) имел в качестве бесплатного приложения четыре больших альбома с 600 портретами артистов и режиссеров, а также два художественных альбома с 300 портретами, «Смена» (тиражом 40 тыс., 2 раза в месяц) имела одно бесплатное приложение и одно платное («На суше и в море» тиражом 35 тыс.), а также четыре книжных абонемента.

185

Большая часть журналов имеет тираж менее 5 тыс. экз., причем 37,2% из них – ниже 2,5 тыс. Не учитываются издания, выходящие реже, чем раз в квартал, а также периодические издания нежурнального типа. Тираж свыше 75 тыс. экз. имеет 501 издание, из них 95 – свыше 500 тыс. и более.

186

Мы тогда (в момент перестройки) не касались важнейшей проблемы – источников финансирования, т. е. тех, кто обеспечивает само существование подобного издания, в интересах кого оно, соответственно, издается, как поддерживается его функционирование (на основе бюджета, подписки, спонсорства и проч.). Понятно, что в условиях советской власти независимых от режима изданий быть не могло, поэтому в лучшем случае тогда – в духе времени – можно было говорить с некоторой надеждой о «кооперативных» издательствах и журналах. Уже это одно было признаком подступающего развала тоталитаризма. (Примеч. Л. Г. 2020 г.)

187

В принципе им был – единственный у нас такого рода еженедельник – софроновский «Огонек», который потом резко сменил характер своей деятельности, и, соответственно, за этим последовало изменение и аудитории. «Огонек» В. Коротича – это уже другой журнал. У нас в стране отсутствуют политические еженедельники, одна из самых распространенных форм дискуссионно-аналитического издания, что, конечно, связано с недемократическим характером политических институтов, отсутствием парламентских форм политической жизни и т. п., предполагающих самое активное участие печати в общественной жизни. Наши же журналы имеют скорее агитационно-пропагандистский характер, а не аналитическо-информационный, отсюда и такое слабое их развитие.

188

Не случайно цикл издания полемических, дискуссионных и политических журналов там вдвое или вчетверо короче: еженедельники и двухнедельники; о длительности редподготовки говорить не приходится.

189

См.: Шмелев Н. Авансы и долги // Новый мир. 1987. № 6. С. 22–34 (одна из пяти самых читаемых публикаций того года); Генри Э. Письмо «исторического оптимиста» // Дружба народов. 1988. № 3. С. 231–239. (Примеч. Л. Г. 2018 г.)

190

Социологию литературы образуют предметные исследования не только «художественного» текста, но и составляющих социальную систему литературы институтов: изучение социальной роли писателя и критика, изучение стандартов вкуса и характеристик читательской аудитории, книжного рынка; проблемы литературной социализации и социализации через литературу и многое другое, столь же значимое. Мы рассматриваем здесь лишь один из аспектов – возможность социологического анализа текста, позволяющего в известной мере соединить все прочие компоненты и подходы, обладающие собственной спецификой объяснительной работы соответствующей предметной области (социологии организации, политики, знания, средств массовой коммуникации, элиты и т. п.), в единую дисциплину. Именно текст – письменно закрепленная совокупность культурных значений – оказывается опосредующим и конституирующим социальные взаимодействия как «литературу».

191

Самым убедительным образом это показано Б. Дубиным и А. Рейтблатом в работах, описывающих циклическую смену состава литературной «классики» – периодические изменения структуры литературных авторитетов, а значит, и всех стандартов литературных оценок, ориентаций на образцы образно-символической техники литературной экспрессии и т. п. (см.: Дубин Б., Рейтблат А. О структуре и динамике системы литературных ориентаций журнальных рецензентов (1820–1878 гг.) // Книга и чтение в зеркале социологии. М., 1990. С. 150–176).

192

Iser W. Der Akt des Lesens: Theorie ästhetischer Wirkung. München, 1976. S. 16.

193

Об архаических, ритуально-магических функциях зеркала («волшебного стекла», «магического кристалла») как проводника в иной мир или раскрывающего истинный, невидимый человеку мир прошлого и будущего, стало быть, и настоящего, см.: Grabes H. Speculum, mirror und looking-glass: Kontinuität und Originalität der Spiegelmetapher in dem Buchtitel des Mittelalters und englischen Literatur des 13. bis 17. Jahrhunderts. Tübingen, 1973; Abrams M. H. The mirror and the lamp: Romantic theory and the critical tradition. L., 1960; Hartlaub G. F. Zauber des Spiegels: Geschichte und Bedeutung des Spiegels in der Kunst. München, 1951.

Остатки этой семантики и сегодня еще сохраняются в наименовании отдельных элементов эстетического реквизита. Так, например, в театре вертикальная плоскость сцены называется «зеркалом».

194

Как правило, хотя и не обязательно, в качестве материала брались романы в периодических изданиях или определенных сериях.

195

Inglis R. A. An objective approach to the relationship between fiction and society // American sociological review. 1938. Vol. 3. № 4. Р. 531–532.

196

«В конечном счете контент-анализ зачастую говорит нам в утонченной описательной, статистически аргументированной форме лишь то, что мы и так знаем из импрессионистического изучения того же материала» (Duncan H. D. Language and literature in society: A sociological essay on theory and method in the interpretation of linguistic symbols with a bibliographical guide to the sociology literature. Chicago, 1953. Р. 81).

197

Эмпирические «нормы» вкуса, соответственно, стандарты и критерии оценки определялись опросом «экспертных читателей», исходя из репрезентативной выборки.

198

Albrecht M. C. The relationship of literature and society // American journal of sociology. 1954. Vol. 59. № 3. Р. 432.

199

Kreuzer H. Veränderungen des Literaturbegriffs. Göttingen; Zürich, 1975.

200

См.: Thurn H. P. Zur Geschichte des Kulturbegriffs // Thurn H. P. Soziologie der Kultur. Stuttgart; Berlin; Köln; Mainz, 1976. S. 10–20.

201

Iser W. Op. сit. S. 7.

202

Интересно, что идеологическим претензиям «высокой» традиции литературы противостояли столь же идеологические представления «низовой»: диапазон того, что считалось «тривиальной» литературой, был не менее широк, однако критерии ее оценок предполагали прежде всего не эстетические достоинства экспрессивных стандартов (например, основывались не на «прекрасном» как высшей ценности выражения или не на «высоком), а апеллировали к благому, этическому, полезному и т. п., т. е. исходили прежде всего из традиций морализующей, нравоучительной и дидактической словесности, истоки которой можно искать в житийной литературе, поучениях, увещеваниях и иных религиозных сочинениях. Тривиальная литература включала и социально-критическую литературу – можно указать, например, на немецкую бюргерскую романистику XVII–XVIII вв. с ее критикой гуманистического и ренессансного гедонизма барочной аристократической или придворной литературы и противопоставлением ей аскетических идеалов и норм протестантско-бюргерской культуры или на тривиальную литературу XIX–ХХ вв. Во всяком случае, различные материальные, идеологические или этические представления предопределили тот иммунитет против «высокомерного снобизма» и претензий на культурное доминирование, против критики «пошлости» и «филистерства», прегрешений против вкуса и фактичности банальной и развлекательной литературы, который исходил от высокой художественной литературы и ее «групп поддержки» – академического литературоведения и критики. Защищенная от рационализации радикальной критикой социальной жизни больше, чем какими-либо иными механизмами, массовая литература, в том числе и Новейшего времени, в этих отношениях впрямую смыкалась с авангардом. Другими словами, вопреки оценочному делению на «подлинную» литературу и «псевдолитературу» (например, развлекательную и т. п.), конструктивные особенности их и идеологический базис одни и те же. См.: Hirsch A. Bürgertum und Barock im deutschen Roman: Ein Beitrag zur Entstehungsgeschichte des bürgerlichen Weltbildes. 2. Aufl. Köln; 1957; Flessau K. Trivialliteratur der Goethezeit. Köln; Graz, 1968; Borgmeier R. Soziale Probleme zum Zeitvertreib? Unterhaltung des Lesers und Gesellschaftskritik im viktorianischen Industrieroman // Text-Leser-Beudeutung. Grossenlinden, 1977. S. 19–42 etc.

203

См., например, выходящие с 1963 г. публикации рабочей группы «Poetik und Hermeneutik», инициированные Х. Блюменбергом, К. Хезельхаусом, В. Изером и Х. Р. Яуссом (всего за 1963–1998 гг. вышло 17 томов).

204

Duncan H. D. Op. cit. P. 14.

205

Ibid. P. 12.

206

Ibid. P. 17. Схожие положения выдвигает и Х. Н. Фюген. См.: Fügen H. N. Die Hauptrichtungen der Literatursoziologie und ihre Methoden. Bonn, 1964. S. 115–120.

207

Fügen H. N. Op. cit. S. 118.

208

Beeger W. Die entscheidenden sozialen Prozessen und sozialen Beziehungen in dem Roman «Der Richter» von Charles Morgan // Kölner Zeitschrift für Soziologie und Sozialpsychologie. Opladen, 1953/54. Jr. 6. H. 3. S. 564.

209

Fügen H. N. Op. cit. S. 118–119.

210

Willenborg G. Von deutschen Helden: Eine Inhaltsanalyse der Karl-May-Romanen. Köln, 1967.

211

Интересно, что при этом социологические конструктивные типологические построения (например, при исследованиях индустриализации или модернизации) получают значения как бы исторических стадий, т. е. соответствующих временны́х концептуальных определений.

212

См.: Knospe H. Literatursoziologie // Wörterbuch der Soziologie / Hrsg. W. Bernsdorf. Stuttgart, 1973. Bd. 2. S. 509.

213

Однако подобный способ работы должен характеризовать и рутинный позитивистский способ интерпретации в социологии: редукции тех или иных культурных семантических образований к «социальным структурам», обладающим в системах теоретического анализа функцией основания объяснения, детерминирующего принципа. Реакцией на этот долгое время господствующий метод теоретических построений были радикальная феноменологическая социология (этнометодология) и социология культуры. Последняя, взяв в качестве своих принципов не гуссерлевскую или шютцевскую феноменологию, а неокантианские методологические основания, продолжила социологию М. Вебера и Г. Зиммеля.

214

Thurn H. P. Soziologie der Kultur; Kultursoziologie // Kölner Zeitschrift fűr Soziologie und Sozialpsychologie. Opladen, 1979. Jg. 31. H. 3.

215

Имеется в виду: Literatur und Gesellschaft vom neunzehnten ins zwanzigste Jahthundert / Hrsg. H. J. Schrimpf. Bonn, 1963.

216

Silbermann A. Soziologie der Literatur // Empirische Kunstsoziologie mit kommentierter Bibliographie. Stuttgart, 1973. S. 111, 117.

217

Ibid. S. 111.

218

В этом смысл и сила историко-социальных «комментариев» к тем или иным литературным произведениям, например: Лотман Ю. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин»: комментарий. Л., 1980.

219

См.: Simmel G. Philosopie des Geldes. Leipzig, 1990; Shell M. The economy of literature. Baltimore; L., 1975.

220

Löwenthal L. Literatur und Gesellschaft. Neuwied; Berlin, 1964. S. 248.

221

См.: Ansichten einer künftigen Germanistik / Hrsg. J. Kolbe. München, 1969; Gumbrecht H. U. Soziologie und Rezeptionsästhetik: Über Gegenstand und Chancen interdisziplinären Zusammenarbeit // Neue Ansichten einer künftigen Germanistik / Hrsg. J. Kolbe, R. Hanser. München, 1973. S. 48–74.

222

Например, уже сам факт издания специального журнала по «Улиссу» Джойса свидетельствует о невозможности дать закрытую интерпретацию текста романа. В этом смысле роман уподобляется в функциональном отношении «литературе» в целом, т. е. институту.

223

Iser W. Op. cit. S. 36.

224

Ibid. S. 66.

225

«Концепт имплицитного читателя, – пишет Изер, – это трансцендентальная модель, посредством которой описываются всеобщие структуры воздействия фикциональных текстов. Он подразумевает и полагает задаваемого текстом читателя как “состоящего” из текстовых структур и структур действия» (Ibid.). Подобная точка зрения ситуационно предопределяет «читателя», его заданность текстом для того, чтобы он «был в состоянии» конституировать «смысловой горизонт», в который его переводят «проекции изображенных текстовых перспектив» (Ibid.). Другими словами, «концепт имплицитного читателя описывает процесс перехода текстовых структур посредством актов представления в читательский бюджет опыта» (Ibid. S. 67).

226

Не случайно сильнейшее влияние на рецептивную эстетику оказали феноменологическая социология и этнометодология (П. Бюргер, Т. Лукман и др.). Опираясь на принципы А. Шютца с его техникой изучения «конституирования типики жизненного мира», феноменологи и социологи выступили с радикальной критикой идеологичности позитивистской и структурно-функциональной социологии.

227

Brown H. H. A poetic for sociology: toward a logic of discovery for human sciences. Cambridge, 1977. P. 266–294.

228

Здесь и далее этим понятием в соответствии с традициями социологии знания обозначается совокупность представлений о реальности, обусловливающих символическое самоопределение той или иной социальной группы и фиксирующих структуру ее материальных и духовных интересов, претензии на авторитет и социальное положение.

229

Жирмунский В. М. Вопросы теории литературы. Л., 1928. С. 7–8.

230

Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 169 (далее в тексте – ПИЛК).

231

Тынянов Ю. Н. Проблемы стихотворного языка. М., 1965. С. 36.

232

Якобсон Р. О. Новейшая русская поэзия. Прага, 1921. С. 11.

233

См.: Медведев П. Н. Формальный метод в литературоведении. Л., 1928. С. 220–221.

234

Авторы глубоко признательны Ю. А. Леваде за замечания и соображения, высказанные в связи с данной работой.

235

Это совпадение отношения к литературе как «откровению» является поздним продуктом секуляризации культуры, внутримирским романтическим масштабом ценностного изменения реальности.

236

Подобная систематизация предпринята В. Изером и развита другими представителями рецептивной эстетики (Jauss H.-R. Literaturgeschichte als Provokation. Frankfurt a.М., 1970; Idem. Ästhetische Erfahrung und literarische Hermeneutik. München, 1977; Iser W. Der Akt des Lesens: Theorie Ästhetischer Wirkung. München, 1976; Idem. Der implizite Leser: Kommunikationsformen des Romans von Bunyan bis Bekett. München, 1972).

237

Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 78 и далее.

238

Тынянов Ю. Н. Указ. соч. С. 424–425, а также: Тоддес Е. А. Неосуществленные замыслы Тынянова // Тыняновский сборник. Рига, 1984. С. 38–39.

239

Потенции их, связываемые с представлением о литературном процессе как «борьбе» и отчетливым ценностным акцентом на «современности», намечались, в частности, в обращении к фигуре читателя как «литературного двигателя» (Тынянов Ю. Н. Указ. соч. С. 170). Достойно внимания в этой связи и осознание принципиальных различий между подходами к литературе «педагога» и «критика», равно как и констатация автономной позиции читателя, которому «критика не нужна» (Там же. С. 148). Можно сказать, что в процессе размежевания с аксиоматикой литературных интерпретаций, ведущихся как «разговоры интеллигента с мужичком и взрослого с ребенком», когда читатель – «не человек, а как бы антропос, нуждающийся в воспитании» (Там же. С. 147–148), определились основные черты Тынянова – исследователя, равно как и особенности восприятия и развития его идей.

240

Показательны сравнительно близкие по времени интерес Тынянова к социологии литературы (Гинзбург Л. Я. О старом и новом. М., 1982. С. 363) и резюмирующие формулировки о недопустимости «механических склеек» и «академического эклектизма» (ПИЛК. С. 282).

241

Тодоров Ц. Понятие литературы // Семиотика. М., 1983. С. 355–369.

242

Jauss H.-R. Literaturgeschichte als Provokation; Idem. Ästhetische Erfahrung und literarische Hermeneutik.

243

Мы затрагиваем здесь лишь некоторые методологические проблемы, поднятые рецептивной эстетикой. Подробнее см.: Общество, литература, чтение. Восприятие литературы в теоретическом аспекте / Пер. с нем. под ред. О. В. Егорова. М., 1978; Зоркая Н. А. Теоретические истоки, проблемы и разработки школы рецептивной эстетики в Констанце // Чтение: проблемы и разработки. М., 1985. С. 138–175; Стафецкая М. П. Герменевтика и рецептивная эстетика в ФРГ // Зарубежное литературоведение 70‐х годов. М., 1984. С. 243–265.

244

Тынянов Ю. Н. Пушкин и его современники. М., 1969. С. 23–121; см. также комментарий А. П. Чудакова на с. 384.

245

Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. М., 1981. Т. 6. С. 508–509, 517.

246

Можно привести, разумеется, примеры и неэтатистских стратегий культурных элит, истоками которых будут те или иные течения просветительства. Мы указываем здесь на патримониальные группы модернизаторов как на первые по времени возникновения и, видимо, идеологически наиболее оформленные.

247

Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 10 т. М., 1958. Т. 10. С. 274.

248

Переписка А. С. Пушкина. М., 1982. Т. 2. С. 292. Эти слова получили истолкование в работах В. Э. Вацуро, М. И. Гилельсона и др. См. также: Тоддес Е. А. О мировоззрении П. А. Вяземского после 1825 года // Пушкинский сборник. Рига, 1974. С. 148–149.

249

Пушкин А. С. Полн. собр. соч. М., 1958. Т. 7. С. 269.

250

Карамзин Н. М. Избранные статьи и письма. М., 1982. С. 149.

251

Григорьев А. Эстетика и критика. М., 1980. С. 195 (курсив наш).

252

«У русских есть названия, но нет ничего в действительности: Россия – страна фасадов; прочти этикетки, – у них есть цивилизация, общество, литература, театр, искусство, науки, а на самом деле…» (Кюстин А. де. Николаевская Россия. М., 1930. С. 79); «Россия – империя каталогов; если пробежать глазами одни заголовки, все покажется прекрасным, но берегитесь заглянуть дальше названия глав: откройте книгу, и вы убедитесь, что в ней ничего нет; правда, все главы обозначены, но их еще нужно написать» (Там же. С. 137). Ср. также: Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. СПб., 1904. Ч. 3. Вып. 2. С. 305–308, 329. Точка зрения Кюстина неоднократно подвергалась резкой критике со стороны представителей разных общественных групп, начиная с А. С. Хомякова, И. С. Аксакова и др. Неоднозначной была в разные периоды и оценка А. И. Герцена. Само же это историческое обстоятельство не раз становилось предметом разбора современных исследователей. См., например: Панченко А. М. «Потемкинские деревни» как культурный миф // XVIII век. Л., 1983. Сб. 14. С. 93–104. Ср.: Лотман Ю. М. Поэтика бытового поведения в русской культуре XVIII в. // Учен. зап. Тартуского государственного университета. Тарту, 1974. Вып. 411. С. 65–89; Он же. Театр и театральность в строе культуры начала XIX в. // Лотман Ю. М. Статьи по типологии культуры. Тарту, 1973. Вып. 2. С. 42–74.

253

Веневитинов Д. В. Избранное. М., 1956. С. 210–211. Ср.: «Петр создал войско, флот, науки, законы, но не мог создать словесности, которая рождается сама собою, от своих собственных начал» (Пушкин А. С. Указ. соч. Т. 7. С. 533).

254

Аксаков К. С., Аксаков И. С. Литературная критика. М., 1981. С. 30.

255

Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. С. 192.

256

Исходный тематический конфликт осложняется при этом комплексом мотивов «помрачения» в результате стороннего «заговора» и действий связанной с ним фигуры «искусителя», культурного чужака, часто – иностранца. Об этих мотивах в прозе Тынянова см.: Тоддес Е. А. Неосуществленные замыслы Тынянова. С. 28–36. Развитие их в современной Тынянову литературе прослежено в статье: Чудакова М. О. Опыт историко-социологического анализа художественных текстов (на материале литературной позиции писателей-прозаиков первых пореволюционных лет) // Чтение: проблемы и разработки. М., 1985. С. 112–137. В итоге базовый сюжет развивается как процесс разоблачения «наваждений» и обретения истины в результате «прозрения», вносимого в сознание героя представителем «целого», фигурой «спасителя». Неоднозначность оценки любого из компонентов конструкции, складывающейся в перспективе столь же разно оцениваемых инстанций авторитета, создает постоянное колебание в квалификации определяющегося между этими полюсами героя то как «жертвы», то как «отступника».

257

См.: Mannheim K. Ideologie und Utopie. Bonn, 1929.

258

Примечательно, что в отличие от нормативного литературоведения и критики, усилия которых направлены на дискриминацию оппонента, а по достижении господства над ситуацией и средствами ее истолкования – на элиминирование самой проблематики межгруппового конфликта и вообще социальных (групповых, институциональных) аспектов литературного процесса как оснований автономности иных перспектив воззрения на литературу, Тынянов делает факт литературной борьбы предметом анализа. Признавая релевантность манифестов каждой из сторон как конструктивного фактора литературного взаимодействия, он методически релятивизирует постулируемую целостность литературы и открывает уже для своих ближайших последователей новые предметные сферы изучения – экономику литературы и т. д. (см.: Гриц Т., Тренин В., Никитин М. Словесность и коммерция. М., 1929).

259

См.: Ключевский В. О. Неопубликованные произведения. М., 1983. С. 308.

260

Ср. резкую критику дилетантизма в литературной критике и академической науке Б. М. Эйхенбаумом. Отчетливо очерчивая специфику социальной ситуации исследователя, он писал: «Интеллигентская критика и интеллигентская наука стали одинаково оцениваться как дилетантизм… Нужны настоящие профессионалы» (Эйхенбаум Б. Методы и подходы // Книжный угол. 1922. № 8. С. 14; Он же. «5 = 100» // Там же. С. 38–41; Он же. В ожидании литературы // Русский современник. 1924. Кн. 1. С. 280–290).

261

«По особым условиям нашей исторической судьбы за последние полтора века на долю литературной поэзии, при слабом воздействии у нас науки, досталось высокое призвание быть почти единственной воспитательницей русского общества в течение довольно долгой поры <…>. Ей предстояло <…> совершить в русском обществе тот духовный подъем, который был еще не под силу нашей школьной несамостоятельной науке, и ускорить процесс нашего народного самосознания» (Аксаков К. С., Аксаков И. С. Указ. соч. С. 322).

262

Ср.: «Нет никакой другой формы, кроме чисто художественной формы, для передачи или выражения народности» (Анненков П. В. О значении художественных произведений для общества // Русская эстетика и критика 40–50‐х годов XIX века. М., 1982. С. 354); «Искусство <…> всегда и везде было выражением <…> общества <…> Никогда одна политическая история не в состоянии передать так жизнь народов, как передает ее поэзия и вообще искусство» (Боткин В. П. Стихотворения А. А. Фета // Там же. С. 462); «Художник не творит собственной своею силой: духовная сила народа творит в художнике» (Хомяков А. С. О возможности русской художественной школы // Там же. С. 128).

263

Катков М. Н. Пушкин // Там же. С. 381. Ср. он же о литературном языке: «Истинный поэт есть великий знаток языка, хотя бы и не учился никакой грамматике, и в поэтических произведениях раскрываются перед нами тайны слова и ощущается тот дух, тот строй сознания, который составляет его основу в данное время народной жизни и образования» (Там же. С. 384); «Великое дело в жизни народа установившийся литературный язык. Ничем так не скрепляется народное единство, как образованием литературного языка. Пока еще шло это дело образования, мы в семье исторических народов казались отсталыми, были робкими учениками и подражателями. Кода дело это совершилось, русская мысль находит в себе внутреннюю силу для оригинального живого движения, и народная физиономия выясняется из тумана» (Там же. С. 397).

264

Аксаков К. С. Ломоносов в истории русской литературы и русского языка // Аксаков К. С., Аксаков И. С. Литературная критика. С. 47. Ср. позднее у В. Б. Шкловского: «Они заменили историю русской литературы историей русского либерализма. А Пыпин относил историю литературы к истории этнографии» (Шкловский В. Сентиментальное путешествие: Воспоминания 1917–1922 гг. М.; Берлин, 1923. С. 271).

265

Катков М. Н. Указ. соч. С. 380–381.

266

«…Пушкин – наше всё: Пушкин – представитель всего нашего душевного, особенного, такого, что остается нашим душевным, особенным после всех столкновений с чужим <…>. Сфера душевных сочувствий Пушкина не исключает ничего до него бывшего и ничего, что после него было и будет правильно и органически – нашего» (Григорьев Ап. Литературная критика. С. 166–167). Ср. у В. П. Боткина: «Только в искусстве русский ум отделался от чуждых ему элементов благодаря Пушкину и Гоголю» (П. В. Анненков и его друзья. СПб., 1892. С. 567).

267

Григорьев Ап. Указ. соч. С. 166.

268

Цит. по: Цейтлин Р. М. Григорий Осипович Винокур (1896–1947). М., 1965. С. 32.

269

Jauss H.-R. Literaturgeschichte als Provokation. S. 168.

270

Ср. отношение к «тривиальной» литературе и отказ от ее интерпретаций: «…посредственные писатели нужны только для того, чтобы могли быть предпринимаемы и поддерживаемы литературные спекуляции» (Аксаков К. С., Аксаков И. С. Указ. соч. С. 162). Если вспомнить слова Пушкина о «нравственном» (относящемся к нравам) значении успеха или влияния «ничтожных» сочинений и его призыв к критике не ограничиваться «литературными наблюдениями» (Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. 7. С. 98–99), то нельзя не видеть, что пушкинское «всё» понимается его «наследниками» весьма выборочно. Ср. также: Шкловский В. Б. Тарзан // Русский современник. 1924. Кн. 3. С. 253.

271

Приведем в качестве примера терминологизированной метафоры понятие «текст» (ткань) и его производные (контекст, интертекст и проч.), прилагаемые уже не к письменному авторскому сочинению и тем более не к библейским стихам и отрывкам, а к поведению, городу, ритуалу, мифу, дому и т. п., к любым аналитическим построениям, которым придан статус объективированного целого, т. е. любой совокупности объектов, если для них полагается семиотическая презумпция – быть знаковыми артефактами. Но возможен и обратный процесс метафоризации термина при неконтролируемом переносе значения понятия, когда, например, тем же «текстом» становится природный процесс или объект. Примером оценочной, непонятийной метафоры могут служить выражения типа: «молодые культуры», как, впрочем, и бóльшая часть органических метафор (подробнее о метафоре см.: Гудков Л. Д. Метафора как форма содержательной рациональности в науке // Науки в их взаимосвязи: История. Теория. Практика. М., 1988. С. 172–193).

272

Ср.: Гинзбург Л. Я. О старом и новом. Л., 1982. С. 44–45.

273

Левада Ю. А. Игровые структуры в системах социального действия // Системные исследования. М., 1984. С. 273–293.

274

Ср.: Чудакова М. О. Социальная практика, филологическая рефлексия и литература в научной биографии Эйхенбаума и Тынянова // Вторые Тыняновские чтения. Рига, 1986. С. 103–131.

275

Шкловский В. О теории прозы. М., 1929. С. 20; ср. с. 18, 35, 79, 80 и др.

276

Там же. С. 13.

277

Ср. их переписку, например письмо Б. Эйхенбаума В. Шкловскому от 25 июля 1925 г., а также: Чудакова М. О. Указ. соч.

278

Ср.: «Творческий акт – сознание себя в потоке истории» (Эйхенбаум Б. Сквозь литературу. Л., 1926. С. 236).

279

Тынянов Ю. Архаисты и новаторы. Л., 1929. С. 538.

280

Эйхенбаум Б. Мой временник. [Л.], 1928. С. 49, 86.

281

Там же. С. 49–50.

282

Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977, С. 568.

283

Жирмунский В. М. К вопросу о «формальном методе» // Жирмунский В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1977. С. 94–105.

284

Шкловский В. Поденщина. Л., 1930. С. 217.

285

Эйхенбаум Б. Указ. соч. С. 50.

286

Шкловский В. О теории прозы. С. 60, 233.

287

Там же. С. 79–81, 205.

288

Тынянов Ю. Архаисты и новаторы. С. 118.

289

Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. С. 293.

290

Эйхенбаум Б. Указ. соч. С. 49.

291

Эйхенбаум Б. Нужна критика // Жизнь искусства. 1924. № 4. С. 12.

292

Тодоров Ц. Поэтика // Структурализм: «за» и «против». М., 1975. С. 37–131.

293

Чудакова М. О. Указ. соч.

294

Тынянов Ю. Архаисты и новаторы. С. 522.

295

Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. С. 568.

296

Шкловский В. О теории прозы. С. 211.

297

Пастернак Б. Переписка с Ольгой Фрейденберг. Нью-Йорк; Лондон, 1981.

298

Анализ проблемы см. в работе: Чудакова М. О. Социальная практика, филологическая рефлексия и литература в научной биографии Эйхенбаума и Тынянова // Тыняновский сборник: Вторые Тыняновские чтения. Рига, 1986. С. 103–132.

299

Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1983. С. 283.

300

Там же. С. 169, 189.

301

Там же. С. 264.

302

Эйхенбаум Б. Мой временник. Л., 1929. С. 55.

303

Гриц Т., Тренин В., Никитин М. Словесность и коммерция. М., 1929. С. 7.

304

Эйхенбаум Б. Указ. соч. С. 59.

305

Шкловский В. Гамбургский счет. Л., 1929. С. 107.

306

Ср. групповое самоопределение: «не формалисты, а <…> спецификаторы» (Эйхенбаум Б. Вокруг вопроса о формалистах // Печать и революция. 1924. № 5. С. 3). О роли социологии в связи с этим см.: Томашевский Б. Формальный метод (вместо некролога) // Современная литература. Л., 1925. С. 152.

307

Эйхенбаум Б. В ожидании литературы // Русский современник. 1924. Кн. 1. С. 281.

308

Эйхенбаум Б. Вокруг вопроса о формалистах. С. 12.

309

Шкловский В. Третья фабрика. С. 89. Ср. о том же: «время литературной реакции» (Шкловский В. Гамбургский счет. С. 75).

310

Эйхенбаум Б. Мой временник. С. 60.

311

Там же. С. 51.

312

Шкловский В. Третья фабрика. С. 82.

313

Вольпе Ц. Теория литературного быта // За марксистское литературоведение. С. 147.

314

Эйхенбаум Б. 5 = 100 // Книжный угол. 1922. № 8. С. 40.

315

Ср. требование «установить закономерное соответствие известных поэтических стилей стилям экономическим, закон единства поэтического и жизненного стиля» (Ефимов Н. И. Социология литературы. Смоленск, 1927. С. 59).

316

Шкловский В. Поденщина. Л., 1930. С. 173. Ср. далее о литературной учебе: «Мысль о том, что можно учиться у классиков, основана на мысли о неизменности и всегдашней ощутимости старой художественной формы» (Там же. С. 182). Напротив, в реальной ситуации «учебы» проявлялась полная «неощутимость»: таков случай с Горьким, спутавшим Пушкина и Надсона (Там же. С. 184).

317

Шкловский В. Розанов. Пг., 1921. С. 24.

318

Эйхенбаум Б. В ожидании литературы. С. 280.

319

Шкловский В. Тарзан // Русский современник. 1924. Кн. 3. С. 254.

320

Эйхенбаум Б. В ожидании литературы. С. 280.

321

Журналист. 1925. № 8/9. С. 33.

322

Там же. С. 28.

323

Эйхенбаум Б. Мой временник. С. 85.

324

Об этих планах структуры сложных социальных действий, включая экономическое, см.: Левада Ю. А. Статьи по социологии. М., 1993. С. 61–70, 88–98. Тынянов предлагал дифференцировать и проблематику анализа «быта»; см. его понятие «речевой функции быта» (Тынянов Ю. Н. Указ. соч. С. 278).

325

См.: Шкловский В. Чулков и Левшин. Л., 1933. С. 237–239, где развитие литературы помещено в рамки исторического процесса блокировки просвещенческих импульсов экономической динамики (в частности, города) бюрократическими административными структурами с их традиционалистской идеологией «официальной народности».

326

См.: Никитин М. И. К истории изучения русского лубка // Советское искусствознание. 1986. Вып. 20. С. 403 (ср.: Там же. С. 393).

327

Гаспаров М. Л., Смирин В. М. «Евгений Онегин» и «Домик в Коломне»: пародия и самопародия у Пушкина // Тыняновский сборник: Вторые Тыняновские чтения. Рига, 1986. С. 254–264. О поисках Тынянова-писателя в этой связи см.: Тоддес Е. А. Неосуществленные замыслы Тынянова // Тыняновский сборник: Первые Тыняновские чтения. Рига, 1984. С. 39–41.

328

Тынянов Ю. Н. Указ. соч. С. 283.

329

Там же. С. 513.

330

Там же. С. 277.

331

Социолог знания увидел бы в этой податливости теоретического концепта воздействию «реальности» своего рода методологический эквивалент того фатализма, который сказался в «Третьей фабрике» Шкловского и культурной позиции Эйхенбаума (см. указанную выше статью М. О. Чудаковой, а также: Чудакова М., Тоддес Е. Страницы научной биографии Б. М. Эйхенбаума // Вопросы литературы. 1987. № 1. С. 128–162).

332

В качестве примера реконструкции можно указать на работы Тынянова о Тютчеве и Гейне, где рассмотрены поиски Тютчевым синтеза такой конструктивной формы, которая допускала бы риторически-монументальную тональность высказывания, но одновременно гарантировала бы авторскую субъективность от высокопарности, почти неизбежной после смерти эпики и традиционной формы метафизики, наступления секулярного века культуры. Такой конструкцией стал «фрагмент» (ее аналогом в европейской живописи можно было бы считать жанр «руины» со всеми его стилистическими возможностями).

333

Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 379; ср. также с. 372–374.

334

Синтаксис (Париж). 1987. № 18. С. 151–164.

335

Подробнее об этом см.: Дубин Б. В., Зоркая Н. А. Идея классики и ее социальные функции // Проблемы социологии литературы за рубежом. М., 1983. С. 40–83; Дубин Б. В., Рейтблат А. И. О структуре и динамике системы литературных журнальных рецензентов (1820–1978 гг.) // Книга и чтение в зеркале социологии. М., 1990. С. 150–176.

336

Ср.: Eliot T. S. What is a classic? // Eliot T. S. On poetry and poets. L., 1957. P. 53–71.

337

Деятельное участие в обсуждении данной проблематики принял А. Г. Левинсон, которому авторы выражают глубокую благодарность.

338

Karstedt P. Studien zur Soziologie der Bibliothek. Wiesbaden, 1954. Реферат этой принципиально важной работы, подготовленный Л. Гудковым, см. в сб. «Библиотека и чтение: проблемы и исследования» (СПб., 1995. С. 157–187); русский перевод первой главы этой книги, сделанный Н. Зоркой, опубликован в «Новом литературном обозрении» (2005. № 74. С. 87–120).

339

Ср. соображения Т. С. Элиота об имперском характере литературной классики: Eliot T. S. On poetry and poets. L., 1957. P. 53–71.

340

Пекарский П. История Императорской Академии наук в Петербурге. СПб., 1870–1873. Т. 1, 2; Медынский Е. Н. Внешкольное образование. М., 1918. С. 162; см. также: Дерунов К. Н. Типичные черты в эволюции русской «общественной» библиотеки // Дерунов К. Н. Избранное. М., 1972. С. 62–141.

341

Семантику этого слова следует понимать исключительно в советском духе – организованной извне или сверху «общественности», что, конечно, не имеет ничего общего с европейской «публикой», «публичностью» или «общественностью» в духе die Öffentlichkeit Ю. Хабермаса (Habermas J. Strukturwandel der Öffentlichkeit. Untersuchungen zu einer Kategorie der bürgerlichen Gesellschaft. Neuwied; Berlin; Luchterhand, 1962).

342

«Систематическое разделение есть первейшая необходимость большой библиотеки. Без этого она, в строгом смысле, не может даже называться библиотекою: она ничем не отличается от простой лавки книгопродавца» (Собольщиков В. В. Об устройстве общественных библиотек и составлении их каталогов. СПб., 1859. С. 9). Характерны здесь как противопоставление библиотеки и книжного магазина, так и сконцентрированность библиотечной работы прежде всего на каталоге.

343

Лишь для библиотекаря значима и понятна маркировка библиотеки как «массовой». В отечественных условиях она начала применяться, видимо, с середины 1920‐х гг.

344

Отметим, что открытый доступ появился сравнительно недавно, когда произошло слияние специфического контингента массовой библиотеки, т. е. по крайней мере через поколение читателей. Его можно рассматривать как продукт и определенный этап социализирующей деятельности библиотек.

345

См.: Левинсон А. Г. Макулатура и книги: анализ спроса и предложения в одной из сфер современной книготорговли // Чтение: Проблемы и разработки. М., 1985. С. 63–88.

346

Для осознания особенностей современной ситуации полезно вспомнить критику К. Н. Деруновым соображений Н. А. Рубакина о необходимости для привлечения массового читателя держать «в особом шкафу» библиотеки «заведомую литературную дрянь» (романы А. Дюма и проч.) (Дерунов К. Н. Указ. соч. С. 152).

347

Наиболее явно прямая социализирующая роль библиотеки и жесткие ограничения на комплектование фонда видны в деятельности так называемых «народных» библиотек в России. Блокировка универсалистских принципов взаимодействия вела к перманентным напряжениям в сфере определения правового статуса библиотек этого типа. См.: Пругавин А. С. Запросы народа и обязанности интеллигенции в области просвещения и воспитания. СПб., 1895. С. 221–270; Звягинцев Е. А. Правовое положение народных библиотек за 50 лет. М., 1916.

348

Работа написана в середине 1980‐х гг.; опубликована (в доработанном виде) только в 1993 г.

349

Имеется в виду государственный эксперимент по организации альтернативной системы массового книгораспространения – получения дефицитных книг в обмен на сданную макулатуру. Эксперимент образцово описан и проанализирован А. Г. Левинсоном: Левинсон А. Г. Макулатура и книги: анализ спроса и предложения в одной из сфер современной книготорговли // Чтение: проблемы и разработки. М., 1985. С. 63–83.

350

На оси частного – общего (скажем, индивидуального – социетального) можно группировать собрания, допустим, так: общее хранение общего достояния (типовые домашние библиотеки «макулатурных» и т. п. книг, аналог телевизора); общее хранение частного достояния (личные коллекции и архивы в государственном хранении); частное хранение частного достояния (личные архивы и библиотеки «архивного» типа).

351

Об аксиоматике письменной культуры из работ последнего времени см.: Goody J. The logic of writing and the organization of society. L., 1986; Pattison R. On literacy. Oxford, 1984.

352

О типах жилья, формирующихся и воссоздаваемых в отечественной истории, см.: Социологические исследования в дизайне. М., 1988. С. 96; о социальном зонировании домашнего пространства см.: Гражданкин А. И. Групповое и межгрупповое взаимодействие в сфере быта // Социологические исследования в дизайне. М., 1988. С. 50–66; см. также: Бодрияр Ж. Система вещей. М., 1999.

353

Стекло (в частности, одностороннее, зеркальное) – идеальный материал для обозначения границы своего и чужого, внутреннего и внешнего. Она подчеркивается и снимается им одновременно, что соединяет значения прозрачности (доступности взгляду) и отделенности (дистанции для обозрения). В промышленную эпоху стекло становится универсальным эквивалентом всякого рода покрывал, занавесей и других способов выделения зон повышенной значимости, незаменимым в этом смысле музейным и выставочным оформительским материалом.

Для более специализированного анализа стоило бы разделить как различные коммуникативные посредники (и, соответственно, индикаторы различных социальных, в том числе семейных, структур и отношений) – вещи, книги и приборы, выделив среди последних, как это делает А. И. Гражданкин, масскоммуникативные механизмы общего действия приемно-передаточного типа, без подсистем памяти (телевизор, радиоприемник), и избирательные запоминающе-воспроизводящие устройства индивидуальной адресации (магнитофон, видео). Далее можно связывать их с различными фазами и формами урбанизации и социализации.

354

Стекло (зеркало) и здесь выступает идеальным материалом: не вбирая пыль – «время», – оно выявляет ее наличие, позволяя своевременно устранять; если в отношении прозрачности оно символизировало культуру как социальность, то в данном значении приравнивается к белизне, отсылающей, по крайней мере в европейской культуре, к вне– или надчеловеческой чистоте «природного» либо «запредельного».

355

См. об этом: Левинсон А. Г. Старые книги, новые читатели // Социологические исследования. 1987. № 3. С. 43–49.

356

«Выставочная» посуда или книги в стенке, как и экспонаты музея, подчиняются запрету на дублетность: они должны представлять «уникумы», хотя являются продуктом массового производства.

357

В определенных условиях (скажем, при последовательной изоляции и блокировке культуротворческих сил) подобные оценки могут стать орудием в чисто идеологической борьбе между различными подгруппами и слоями самих последователей: например, отбирающими и интерпретирующими, в этом смысле формирующими наследие группами литературной критики, педагогической интеллигенцией, с одной стороны, и воспитуемым, обеспечиваемым населением, с другой. Культурный инструментарий, выработанный в одних условиях и по одним поводам, находит применение в других руках и обстоятельствах для иных целей.

358

См.: Гудков Л. Д., Дубин Б. В. Библиотека как социальный институт // Методологические проблемы теоретико-прикладных исследований культуры. М., 1988. С. 292–293.

359

Массовый характер этих образований определен, с одной стороны, в плане социального взаимодействия – идеологией и основывающейся на ней практикой доминирующих, обеспечивающих и воспитующих инстанций. Однако воплощен в этом и момент самосознания, идеологического самоопределения, известный в европейской истории: так, Г. Зиммель обнаружил его в пореволюционных социальных движениях конца XVIII – начала XIX в., когда «практическими отношениями власти» овладели «классы, сила которых заключалась не в очевидной значимости индивидуальных личностей, а в их “общественном” бытии» (цит. по: Ионин Л. Г. Георг Зиммель – социолог: Критический очерк. М., 1981. С. 34).

360

См. о ней в: Schwartz В. Queuing and waiting. Chicago; L., 1975.

361

См.: Otto U. Die literarische Zensur als Problem der Soziologie der Politik. Stuttgart, 1968; Левченко И. Я. Цензура как общественное явление. Екатеринбург, 1995.

362

Данило Киш называет цензора «двойником Писателя» и трактует писательскую работу как борьбу с этим двойником, который ведет себя как всевидящий и всеведущий, но принципиально Невидимый бог. См.: Kiš D. Censorship/Self-Censorship // Kiš D. Homo Poeticus. Essays and interviews. N. Y., 1995. P. 91–92.

363

Habermas J. The structural transformation of the public sphere. Cambridge, Mass., 1989.

364

См.: Lefort C. L’invention démocratique: Les limites de la domination totalitaire. P., 1981.

365

См.: Цензура в царской России и Советском Союзе. М., 1995; На подступах к спецхрану. СПб., 1995; Цензура в СССР: Документы 1917–1991. Бохум, 1999; Блюм А. В. За кулисами «министерства правды»: Тайная история советской цензуры 1917–1929. СПб., 1994; Блюм А. В. Советская цензура в эпоху тотального террора, 1929–1953. СПб., 2000.

366

См.: Дубин Б. Кружковый стеб и массовые коммуникации: к социологии культурного перехода // Дубин Б. В. Слово – письмо – литература: Очерки по социологии современной культуры. М., 2001. С. 163–174.

367

См.: Leenhardt J. La sociologie de la littérature: Quelques étapes de son histoire // Revue international des sciences sociales. 1967. № 4. P. 555–572; Clark P. P. The sociology of literature: An historical introduction // Research in sociology of knowledge, sciences and art. 1978. Vol. 1. P. 237–258.

368

См.: Adorno A. Noten zur Literatur. Frankfurt a.M., 1966–1969. Bd. 1–3.

369

См.: Iser W. Der Akte des Lesens: Theorie astetischer Wirkung. Munchen, 1976.

370

См.: Ефимов Н. И. Социология литературы: очерки по теории историко-литературного процесса и по историко-литературной методологии. Смоленск, 1927.

371

См.: Zima P. V. Manuel de sociocritique. P., 1985.

372

См.: Яусс Х. Р. История литературы как провокация литературоведения // НЛО. 1995. № 12. С. 34–84.

373

См.: Шюккинг Л. Социология литературного вкуса. Л., 1928.

374

Wiese L. von. Das Verfahren bei beziehungswissenschaftlichen Induktionen und Analysen von Schriftwerken // Kölner Vierteljahrshefte fur Soziologie. 1925/1926. Jg. V. H. 1/2. S. 84–90.

375

См.: Studien zur Trivialliteratur. Frankfurt a.M., 1968.

376

Inglis R. An objective approach to the relationships between fiction and society // American socioljgical review. 1938. Vol. 3. № 4. P. 526–533.

377

Berelson B. Who read books and why? // Mass culture. Glencoe, 1957. P. 119–125.

378

Albrecht M. C. The relationship of literature and society // American journal of sociology. 1954. Vol. 59. № 5. P. 425–436.

379

Bourdieu P. La distinction: Critique sociale du jugement. P., 1979; Idem. Les regles de l’art: Genese et structure du champ littéraire. P., 1992; Grivel Ch. Production de l’interet romanesque: Un état du texte (1870–1880): Un essai de constitution de sa théorie. La Haye; P., 1973.

380

Sorokin P. A. Social and cultural dynamics. Vol. 1. Fluctuations and forms of art. N. Y., 1937; Kavolis V. History on art’s side: Social dynamics and artistic efflorescences. Ithaca; L., 1972.

381

Escarpit R. Sociologie de la littérature. P., 1958.

382

Otto U. Die literatische Zenzur als Problem der Soziologie der Politik. Stuttgart, 1968.

383

Cawelti J. G. Adventure, mystery and romance: Formula stories as art and popular culture. Chicago, 1976. См. также: Другие литературы: [Тематический номер] // НЛО. 1996. № 22.

384

См. об этом: Riesman D. The oral tradition, the written word and the screen image. Yellow Springs, 1956.

385

Ср.: Dubois J. Le roman policier ou la modernité. P., 1992.

386

См.: Krysmanski H. Die utopische Methode: Eine literaturund wissenssoziologische Untersuchung deutscher utopischer Romans des 20. Jahrhunderts. Köln; Opladen, 1963.

387

См.: Зонтаг С. Порнографическое воображение // Зонтаг С. Мысль как страсть / Сост., ред., пер. Б. Дубина. М., 1997. С. 65–96.

388

См.: Wolff J. Hermeneutic philosophy and the sociology of art. L.; Boston, 1975; Гудков Л. Д. Метафора в поэтической речи: метафизика культурного // Гудков Л. Д. Метафора и рациональность как проблема социальной эпистемологии. М., 1994. С. 351–402.

389

См.: Agamben G. Nel mondo di Odradek // Agamben G. Stanze: La parola e il fantasma nella cultura occidentale. Torino, 1977. P. 39–70.

390

См.: Jauss H. R. Ästethische Erfahrung und literarische Hermeneutik. München, 1977.

391

Подробнее см.: Зоркая Н. А. Предполагаемый читатель, структуры текста и восприятия: (Теоретические истоки, проблемы и разработки школы рецептивной эстетики в Констанце) // Чтение: проблемы и разработки. М., 1985. С. 138–175.

392

См.: Шартье Р. Автор в системе книгопечатания // НЛО. 1995. № 13. С. 188–214; Silbermann A. Der Übersetzer: Eine berufs– und literatursoziologische Untersuhung. Wiesbaden, 1985.

393

См.: Манхейм К. Диагноз нашего времени. М., 1994; Geiger Th. Aufgaben und Stellung der Intelligenz in der Gesellschaft. Stuttgart, 1949; Parsons T. The intellectual: A social role category // On intellectuals. Garden City, 1969. P. 3–24; Habermas J. Strukturwandel der Offentlichkeit. Darmstadt; Neuwied, 1962 (рус. перевод: Структурное изменение публичной сферы / Пер. с нем. В. В. Иванова. М., 2016); Eisenstadt S. N. Intellectuals and tradition // Daedalus. 1972. Vol. 101. № 2. P. 1–19.

394

Die Klassik Legende. Frankfurt a.M., 1971. S. 72.

395

Escarpit R. La definition du terme «littérature» // Le littéraire et le social. P., 1970. P. 259–272; Лотман Ю. М. О содержании и структуре понятия «художественная литература» // Проблемы поэтики и истории литературы. Саранск, 1973. С. 20–36; Kreuzer H. Veränderungen der Literaturbegriffs. Göttingen; Zürich, 1975.

396

Левада Ю. А. Статьи по социологии. М., 1993; Eisenstein E. The printing press as an agent of change. Vol. 1–2. Cambridge, 1982; Goody J. The logic of writing and the organization of society. Cambridge, 1986; Ong W. Orality and literacy. L.; N. Y., 1982.

397

Steiner G. In a post-culture // Steiner G. Extraterritorial: Papers on literature and language revolution. N. Y., 1971. P. 155–171.

398

Escarpit R. La definition du terme «littérature».

399

Bronson B. Printing as an index of taste // Bronson B. Facets of the Enlightenment. Berkeley; Los Angeles, 1968. P. 326–365.

400

Фуко М. Что такое автор? // Фуко М. Воля к власти. М., 1996. С. 7–46.

401

Tenbruck F.-H. Bürgerliche Kultur // Kölner Zeitschrift für Soziologie und Sozialpsychologie. 1986. Sonderheft 27. S. 263–285; Thurn H. P. Soziologie der Kultur. Stuttgart; Berlin; Köln; Mainz, 1976.

402

О подобном процессе в других регионах см.: Grünebaum G. E. Von Begriff und Bedeutung eines Kulturklassizismus // Klassizismus und Kulturverfall: Vorträge. Frankfurt a.M., 1960. S. 5–38.

403

Benjamin W. Sharles Baudelaire: Ein Lyriker im Zeitalter der Hochkapitalismus. Frankfurt a.M., 1969; Man P. de. Literary history and literary modernity // Man P. de. Blindness and insight: Essays in the rhetoric of contemporary criticism. L., 1983. P. 142–165.

404

См.: Kermode F. The classic: Literary images of permanence and change. N. Y., 1975.

405

См.: Jauss H. R. Literarishe Tradition und gegenwärtiges Bewusstsein der Modernität // Aspecte der Modernität. Göttingen, 1965. S. 150–197.

406

См.: Bauman Z. Legislators and interpreters: On modernity, postmodernity and intellectuals. Cambridge, 1987.

407

См.: Дубин Б. В. Литературная классика в идеологиях культуры // Библиотека. 1997. № 4. С. 7–11.

408

Watt I. The rise of the novel. Berkeley; Los Angeles, 1959.

409

Watt I. Op. cit.

410

Ауэрбах Э. Мимесис: Изображение действительности в западноевропейской литературе. М., 1976. С. 486–515.

411

Vogüé E.-M. de. Le roman russe. Paris, 1886. В рус. переводе: Современные русские писатели. Толстой – Тургенев – Достоевский. М., 1887.

412

Huyssen A. After the great divide: Modernism, mass culture, post-modernism. Bloomington; Indianapolis, 1986; Docker J. Postmodernism and popular culture. Cambridge, 1995.

413

Shulte-Sasse J. Literarische Wertung. Stuttgart, 1976.

414

См.: Habermas J. Strukturwandel der Öffentlichkeit; Bürger P. Aktualität und Geschichtlichkeit: Studien zum gesellschaftlichen Funktionswandel der Literatur. Frankfurt a.M., 1977; Bourdieu P. La distinction.

415

См.: Benjamin W. Op. cit.

416

См.: Minor L. W. The militant hackwriter: French popular literature 1800–1848. Its influence, artistic and political. Bowling Green (Ohio), 1975; Bourdieu P. Les regles de l’art: Genese et structure du champ littéraire.

417

Habermas J. Strukturwandel der Öffentlichkeit.

418

Graňa C. Bohemian versus bourgeois: French society and the French man of letters in the 19-th century. N. Y., 1964.

419

Vessillier-Ressi M. Le métier d’auteur: Comment vivent-ils? P., 1982. P. 36.

420

Clark P. P. Literary France: The making of a culture. Berkeley; Los Angeles; L., 1991.

421

Engelsing R. Der literarische Arbeiter. Göttingen, 1976.

422

Leavis Q. D. Fiction and the reading public. Harmondsworth, 1979.

423

Meynieux A. La littérature et le metier d’écrivain en Russie avant Pouchkine. P., 1966; Рейтблат А. И. От Бовы к Бальмонту: очерки по истории чтения в России во второй половине XIX века. М., 1991.

424

Minor L. W. Op. cit.

425

Frye N. The critical path: An essay on the social context of literary criticism. Bloomington; L., 1973; Hohendahl P. U. Literaturkritik und Öffentlichkeit. München, 1974.

426

Dumazedier J., Hassenforder J. Eléments pour une sociologie comparée de la production, de la diffusion et de l’utilisation du livre. P., 1962; Bronson B. Printing as an index of taste; Lauterbach B. R. Bestseller: Productions– und Verkaufsstrategien. Tübingen 1979.

427

См.: Benichou P. Le sacre de l’ecrivain, 1750–1830: Essais sur l’avènement d’un pouvoir spirituel laique dans la France moderne. P., 1973; Viala A. Naissance de l’écrivain: Sociologie de la littérature a l’âge classique. P., 1985.

428

См.: Thiesse A.-M., Mathieu H. Déclin de l’âge classique et naissance des classiques: L’évolution des programmes littétaire de l’agrégation depuis 1890 // Littérature. 1981. № 42. P. 89–108; Balibar R., Merlin G., Tret G. Les français fictifs: Le rapport des styles littéraires au français national. P., 1974.

429

См.: Rosengren K. E. Sociological aspects of literary system. Stockholm, 1968; Idem. Time and culture: Developments in the Swedish literary frame of reference // Cultural indicators: An intern. symposium. Wien, 1984. P. 237–257.

430

См.: Дубин Б. В., Рейтблат А. И. О структуре и динамике системы литературных ориентаций журнальных рецензентов (1820–1978) // Книга и чтение в зеркале социологии. М., 1990. С. 150–176.

431

См.: Карштедт П. Очерки по социологии библиотеки (реферат) // Библиотека и чтение: проблемы и исследования: сб. науч. трудов. СПб., 1995. С. 157–187; Wang W. Bibliotheken als soziale Systeme in ihrer Umwelt. Köln, 1989.

432

См.: Clark P. P. Literary France: The making of a culture.

433

Vessillier-Ressi M. Op. cit. P. 170–172; ср.: Moulin R., Costa P. L’artiste, l’institution et le marche. P., 1992.

434

Kadushin Ch. The American intellectual elite. Boston; Toronto, 1974.

435

Shils E. Metropolis and province in the intellectual community // Shils E. Selected papers. Chicago; L., 1974. Vol. 1. P. 355–371.

436

См.: Гудков Л. Д., Дубин Б. В. Понятие литературы у Тынянова и идеология литературы в России // Тыняновский сборник. Вторые Тыняновские чтения. Рига, 1986. С. 208–226.

437

См.: Strada V. Le veglie de la ragione: Miti e figure della letteratura russa da Dostoevskij a Pasternak. Torino, 1986; Левада Ю. А. Указ. соч.

438

См.: Гудков Л. Д., Дубин Б. В. Интеллигенция: заметки о литературно-политических иллюзиях. М.; Харьков, 1995.

439

На русском материале см.: Szpociński А. Obraz kultury rosyjskej w podrécznikach szkolnych // Kultura i społeczeństwo. 1997. № 1. S. 119–127; на французском: Jеу М. La littérature au lycée: L’invention d’une discipline (1880–1925). Metz; P., 1998. В общем плане обсуждение проблемы см.: Дубин Б., Зоркая Н. Идея классики и ее социальные функции // Проблемы социологии литературы за рубежом. М., 1983. С. 40–82 (о школьном преподавании литературы – с. 72–80).

440

См. посвященный этому спецвыпуск «Нового литературного обозрения» (2003. № 59).

441

Чтобы показать принципиально иную возможность трактовки, приведем мысль Лоренса Даррелла: для писателя значима точка зрения «слона», а не повседневного человека и не птичьего полета.

442

См., например: Майков В. Н. Краткое начертание истории русской литературы, составленное В. Аскоченским // Отечественные записки. 1846. № 9. Отд. V. С. 1–24.

443

Отметим, что в самой литературе моменты осознания истории – редукция к уровню частного, субъективного существования и действия – постоянно, хотя и не систематически возникают, но не могут быть артикулированы в качестве позитивного предмета. Чаще они проявляются именно в качестве негативной формы субъективности: литературного описания неполноты существования, зависимости, депривации. Но они никогда не могут стать предметом литературно-критического и тем более литературоведческого, теоретико-литературного описания и анализа. Эта недоношенность теоретической проблематики могла бы – при других обстоятельствах или в других условиях – компенсироваться моралистическим психологизированием, пусть даже дидактикой иллюстрирования «психологических типов» при преподавании тривиальной литературы в школе, но и этого в России не происходит. Психологии в этом смысле в России нет и не может быть, как, впрочем, нет и самой истории.

444

См.: Strada V. Le veglie de la ragione: Miti е figure della letteratura russa da Dostoevskij а Pasternak. Torino, 1986.

445

Гудков Л., Дубин Б. Понятие литературы у Тынянова и идеология литературы в России // Тыняновский сборник. Вторые Тыняновские чтения. Рига, 1986. С. 208–226; Strada V., Dubin В., Gudkov L. Letteratura е societa // Enciclopedia delle scienze sociali. Roma, 1996. Vol. V. Р. 246–260. Боковая, неофициозная история советской литературы воспроизводит в своих событиях тип «советского интеллигента», не имеющего другой истории и других партнеров, кроме власти (и ее версии исторического прошлого), – нет доверия, нет интереса к Другому, нет и представлений о себе, своих возможностях, кроме тех, которые связаны с обслуживанием власти.

446

Эйхенбаум Б. Нужна критика // Жизнь искусства. 1924. № 4. С. 12.

447

Приведем цитату в контексте: «Винокур в своей книге “Биография и культура” определяет биографию как “жизнь личности в истории”. Из чередования страдательного переживания исторических давлений и полуиллюзорной активности – получается ли биография? Уж очень не по своей воле биография?» (Тыняновский сборник. Третьи Тыняновские чтения. Рига, 1988. С. 230).

448

См., например: Теория литературы: основные проблемы в историческом освещении. М., 1962–1965. Кн. 1–3; Русская литература в историко-функциональном-освещении. М., 1979; Методология анализа литературного процесса. М., 1989; Теория литературы. Литературный процесс. М., 2001. Т. IV.

449

Методология анализа литературного процесса. С. 4–5.

450

Таков подход советской «исторической поэтики» 1970–1980‐х гг., положенный в основу капитального академического издания «История всемирной литературы» (Т. 1–8. М., 1983–1994). Из более поздних по времени работ той же концептуальной направленности см.: Историческая поэтика: литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994; Бройтман С. Историческая поэтика. М., 2001.

451

См., например: Козлов С. Л. Литературная эволюция и литературная революция: к истории идей // Тыняновский сборник. Четвертые Тыняновские чтения. Рига, 1990. С. 112–119. Трактовка и динамика жанровых категорий аналитически представлена в статье концепцией Ф. Брюнетьера, значимой, в частности, для Шкловского; характерно, что и «История» в ней принимает методологически более проясненный вид «истории идей».

452

Динамическая поэтика: От замысла к воплощению. М., 1990.

453

Ср.: Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин»: комментарий. Л., 1980.

454

Литературный канон как проблема // НЛО. 2001. № 51. С. 5–88; Кормилов С. И. Возникновение и формирование представления о классиках русской литературы ХХ века // Традиции русской классики ХХ века и современность. М., 2002. С. 3–9. См. также: Brooks J. Russian nationalism and russian literature: the canonization of the classics // Nation апd ideology / Eds. I. Ваnас, J. G. Ackerman, R. Szporluk. Boulder, 1981. Р. 315–334; Дубин Б. Пополнение поэтического пантеона // НЛО. 1996. № 2. С. 391–393.

455

В строгом смысле здесь характерным образом смешиваются разные значения «исторического»: собственно история и масштабность изменений. Так как сами российские гуманитарии никакого отношения к идущим переменам не имеют (они не ими вызваны, поскольку никакой собственной смысловой интеллектуальной работы ими произведено для этих перемен не было), то «историчность» здесь выступает как субститут слова «внешние», «значительные», оказывающие «на нас существенное воздействие» (хотя и не влияние).

456

Возможно, у концептуалистов это своего рода отклик на тогдашний американский поп-арт или его типологически параллельный вариант. Массовизация советского – сталинского и брежневского – здесь (как у Уорхолла – по отношению к «американскому», американской мечте и ее звездным символам) эстетизирует его и одновременно как бы превращает в масскульт. Но и только – дальнейшая рефлексия, рационализация этим закрывается, поскольку болезненный мотив вытеснен в сферу анонимного и тем самым закапсулирован, стал опустошенным декоративным мотивом. По механизму перед нами – отрефлексированная Тыняновым пародизация, ее «перевернутый» вариант – использование готовой, а часто и хрестоматийно известной формы (от Пушкина до Окуджавы) для узкого и местного, окказионального смысла. Такова по типу поэзия капустников, всякого рода «домашние» поздравления в стихах с днем рождения и другими праздниками, тюремная и блатная лирика, стихи в девичьих и дембельских альбомах и проч., и проч. – словесные продукты закрытых и нередко принудительно закрытых, репрессивных сообществ.

457

Переплетенность, взаимодействие и взаимозаменимость «канона» и «ереси» как механизм организации, воспроизводства культуры и динамики общества, в особенности «опоздавших» обществ и периферийных культур, описаны, например, Гарнаком, Трельчем, а ближе к нашему времени – Вальтером Липпом, в литературе же отрефлексированы Борхесом (в новеллах «Богословы», «Три версии предательства Иуды» и др.).

458

Baudelaire Сh. Oeuvres complètes. P., 1999. Р. 790–815. Трактовку этих идей Бодлера (в сопоставлении с Рембо, Ницше, Арто) см.: Ман П. де. Слепота и прозрение. СПб., 2002. С. 190–220. В принципе, этот круг вопросов как новую познавательную проблему поднял уже Кант в «Критике способности суждения».

459

См.: Шкловский В. Современники и синхронисты // Русский современник. 1924. № 3. С. 232–237.

460

Baudelaire Ch. Op. cit. Р. 795.

461

Продолжим цитату: «Последние полтора столетия история этой почтенной дисциплины свидетельствует о неуклонной деградации. Все ее взлеты и вершины целиком относятся к XIX веку. Патриархи дисциплины видели свою высшую цель в том, чтобы представить историю литературных произведений как путь самопознания идеи национальной индивидуальности. Сегодня эти вершины стали далеким воспоминанием» (Яусс Х. Р. История литературы как провокация литературоведения // НЛО. 1995. № 12. С. 39).

462

Сошлемся на резюме публикатора, переводчика и комментатора этой статьи Яусса, Наталии Зоркой: «Регулярно проводившиеся этой исследовательской группой <…> коллоквиумы объединял – при всем тематическом разнообразии работ, вошедших в издаваемые на их основе сборники <…> – прежде всего теоретический интерес к смысловой организации реальности, к структурам и механизмам смыслопорождения, соответственно, – и к проблеме восприятия и интерпретации этих структур. У входящих в группу литературоведов этот интерес выражался в занятиях прежде всего неканоническими жанрами литературы или “пограничными” феноменами эстетического, а также в анализе модернистской поэзии и прозы, “нового романа” и т. д. – т. е. в тех предметных областях, где особенно явной становилась ограниченность и оценочная нормативность традиционных интерпретационных моделей и методов филологического анализа. Симптомом неадекватности интерпретации самим литературным явлениям – момент, постоянно подчеркивавшийся Яуссом и его коллегами, – является то обстоятельство, что рассмотрение литературных фактов, выходящих за рамки традиционной поэтики, осуществляется в негативных категориях» (Там же. С. 34).

463

Такому подходу может соответствовать только точка зрения «объективного наблюдателя», результатом которой будет «историческое» или «культурное целое», «история», «эпоха», «общество» или даже «литературный процесс».

464

Ср. беспомощность литературоведа в неудобной и непривычной для него ситуации нынешнего вторжения массовой культуры и необходимости анализировать поэтику или тематику тривиальной литературы. Результат – «простое как мычание».

465

Можно сказать, что здесь имеет место такой же принципиальный переворот, который происходит при передаче власти от аристократии и дворянства к буржуазии, когда личные отношения господства-подчинения, феода и верности заменяются отношениями формально-всеобщими – деньгами, универсально-безличными средствами измерения ценностей и ценностных опосредований, всеобщих коммуникаций. Принцип аристократического вкуса (оценки, основанной на знании канона) сменяется принципом релятивности ценного, необходимости указать на того действующего, для кого и в отношении кого некие высказывания носят ценностный характер. Таково семантическое значение и русского слова «общество» во второй половине XIX – начале ХХ в., английского «society» или немецкого «Gesellschaft» в отличие от государства (господства) в патриархальном или современном смысле. «Общество» (понятие или социологическая конструкция общества) не имеет властных измерений.

466

Вейман Р. История литературы и мифология. М., 1975. С. 25.

467

Идеологический в строго социологическом смысле: когда идеи не просто соединяются с различного рода групповыми или институциональными интересами, но выступают в качестве основания для претензий на власть, авторитет, признание, социальный контроль или в виде требования материальных возможностей.

468

См.: Berelowitch А. L’ Occidente о l’utopia di un mondo normale // Europa-Europe. 1993. № 1. Р. 31–43.

469

О философии мы вообще не говорим – это полный труп. Нельзя же в самом деле считать «философским», например, такой журнал, как «Логос», который старательно имитирует формы чужого философского дискурса. В нем могут появляться сами по себе вполне интересные переводные статьи, но это не реплики в актуальной дискуссии, а кальки уже отзвучавшего и напечатанного не здесь и не сейчас. Они не делают издание специальным журналом, как не делает его украденное название старым «Логосом».

470

В социальных науках такие центры – находящиеся на самообеспечении, как Левада‐Центр, или существующие за счет зарубежных грантов, как, например, «Демоскоп» и Институт демографии А. Вишневского, – возникли. Это значит, что здесь имеет место не просто независимость, а спрос на другие формы и методы работы, необходимость в другого рода информации, что здесь идут реальные процессы социальной дифференциации. Другими словами, новые формы работы возникают там, где ставится задача учитывать условия для другого типа социальности, других отношений с партнерами, другое понимание познавательного или культурного интереса. Во всех же остальных случаях воспроизводится монадологический культурный идиотизм (не в смысле глупости, а в смысле стерильности к новому), инерция того, что сложилось в позднесоветское время.

471

Подробнее см. в наших статьях: Институциональные изменения в литературной культуре России (1990–2001 гг.) // Мониторинг общественного мнения. 2002. № 6. С. 43–55; Издательское дело, литературная культура и печатные коммуникации в современной России // Либеральные реформы и культура. М., 2003. С. 13–89.

472

См., например, один из примеров ранней констатации подобных симптомов: Чудакова М., Чудаков А. Заметки о языке современной прозы // Новый мир. 1972. № 1. С. 212–245.