Литературные Майораты
Если авторское право не есть право собственности, то освободимъ языкъ отъ неточнаго выраженія, а юриспруденцію отъ ложнаго понятія.
Отъ переводчика
Представляя публикѣ русскій переводъ книги Прудона, заключающей въ себѣ изслѣдованіе объ авторскомъ правѣ, или о такъ называемой литературной собственности, мы считаемъ нужнымъ объяснить причины, побудившія насъ взяться за подобное изданіе.
Появленіе настоящаго сочиненія было вызвано тѣмъ обстоятельствомъ, что по распоряженію императора Наполеона III въ 1862 году, въ Парижѣ, подъ предсѣдательствомъ государственнаго министра Валевскаго собралась коммиссія, которой поручено было составить проэктъ новаго закона о литературной собственности. Послѣ нѣсколькихъ засѣданій коммиссія произвела на свѣтъ мысль о необходимости установить въ пользу авторовъ особый видъ безсрочной, наслѣдственной привилегіи. Противъ проведенія въ жизнь такого гибельнаго для дѣла народнаго развитія принципа со всею силою свойственнаго ему краснорѣчія возсталъ Прудонъ и по этому поводу написалъ книгу, которой и далъ названіе: «Литературные Майораты».
Какъ изъ заглавія самой книги, такъ и изъ обстоятельства, вызвавшаго ея появленіе, можно было бы заключить, что она имѣетъ слишкомъ одностороннее, полемическое значеніе и можетъ интересовать однихъ только французовъ; но такъ кажется только съ перваго взгляда. Хотя полемическій элементъ и занимаетъ въ книгѣ довольно видное мѣсто, но тѣмъ не менѣе она не безинтересна и не для французовъ. Самъ Прудонъ говоритъ, что предназначаетъ ее не для соотечественниковъ; что во Франціи онъ не разсчитываетъ на успѣхъ и стремится лишь къ тому, чтобы удержать другія государства отъ увлеченія примѣромъ Франціи.
У насъ, въ Россіи, гдѣ вопросъ объ авторскомъ правѣ, принадлежитъ къ числу непочатыхъ угловъ, книга Прудона, какъ намъ кажется, всего умѣстнѣе. Будь предметъ, о которомъ говорится въ этой книгѣ болѣе знакомъ русской публикѣ, выборъ нашъ можетъ быть и не остановился бы на Прудонѣ, но когда рѣчь идетъ о возбужденіи вниманія общества, о привлеченіи его на извѣстный пунктъ, тогда-то именно Прудону и нужно дѣйствовать. Если разрѣшенія, которыя онъ даетъ вопросамъ не всегда можно считать за окончательныя и непогрѣшимыя, то, что касается до постановки вопросовъ, до критическаго разрушенія заблужденій и предразсудковъ, затемняющихъ вопросъ, до расчистки поля для новыхъ изслѣдованій и выводовъ, то мало найдется писателей, которые могли бы совершить подобное дѣло лучше Прудона.
Разсматривая вопросъ о литературной собственности и съ точки зрѣнія политической экономіи, и съ точки зрѣнія нравственности, и съ точки зрѣнія права, книга Прудона должна, поэтому, интересовать весьма обширный кругъ читателей.
Публика наша, надѣемся, не будетъ въ претензіи за то, что мы знакомимъ ее съ чрезвычайно оригинальнымъ воззрѣніемъ Прудона на такой вопросъ, который до сихъ поръ служитъ камнемъ преткновенія и для юристовъ и для экономистовъ.
«Литературные Майораты» на французскомъ языкѣ выдержали уже два изданія; — одно брюссельское, другое парижское. Въ 1862 г. Прудонъ, какъ самъ онъ разсказываетъ въ предисловіи къ брюссельскому изданію, вздумалъ было напечатать свою книгу въ Парижѣ, но издатель, взявшійся за это дѣло, предложилъ ему такія условія, принять которыя не представлялось никакой возможности; онъ требовалъ исключенія изъ книги всѣхъ мѣстъ, въ которыхъ его разстроенному отъ страха воображенію чудилось прямое или косвенное нападеніе на императорское правительство. Подобныхъ мѣстъ набралось до пятнадцати. Въ числѣ ихъ есть до такой степени невинныя фразы, забракованіе которыхъ даетъ намъ ясное понятіе о томъ далеко незавидномъ положеніи, въ какомъ находятся французскіе издатели, и о паническомъ страхѣ, наводимомъ на этихъ несчастныхъ людей либеральными императорскими законами о печати. Прудонъ отказался отъ выполненія этихъ безсмысленныхъ требованій, да и не могъ иначе поступить, такъ какъ по собственнымъ словамъ его самозванный цензоръ-издатель заставлялъ его «отказаться отъ разсужденія о такихъ вопросахъ, въ постановкѣ, если не въ разрѣшеніи которыхъ заключалась вся цѣль его труда» — «Поэтому-то, говоритъ Прудонъ въ предисловіи къ брюссельскому изданію, я счолъ за лучшее напечатать свою книгу въ Брюсселѣ и представить этотъ фактъ на судъ общественнаго мнѣнія и на благоусмотрѣніе самого императорскаго правительства. Правительство можетъ находить, что ему необходимо быть строгимъ, но конечно оно не захочетъ, чтобы глупость частныхъ лицъ увеличивала эту строгость; оно знаетъ, что дѣятельность полиціи никогда не должна выходить изъ предѣловъ необходимости, odiosa restringenda, и вѣроятно не пропуститъ случая возвратить къ законному порядку склонные къ крайностямъ умы». — Возвратясь впослѣдствіи во Францію Прудонъ нашолъ болѣе смѣлаго издателя для своей книги. Г. Дентю взялся напечатать «Литературные Майораты» безъ вырѣзокъ и такимъ то образомъ появилось второе парижское изданіе. Это изданіе весьма немногимъ отличается отъ брюссельскаго; добавленій и измѣненій въ немъ очень мало. Мы съ своей стороны имѣли въ виду оба изданія и заимствовавъ изъ парижскаго изданія всѣ существенныя измѣненія, мы сохранили текстъ брюссельскаго изданія въ тѣхъ мѣстахъ, которыя въ немъ яснѣе и точнѣе формулированы.
Литературные Майораты
Вступленіе
27 сентября 1858 года въ Брюсселѣ собрался конгрессъ, состоявшій изъ литераторовъ, учоныхъ, художниковъ, экономистовъ, и юристовъ всѣхъ странъ; цѣль этого конгресса составляло разрѣшеніе вопроса объ авторскихъ правахъ, о томъ, что въ настоящее время носитъ названіе интеллектуальной или литературной собственности.
Еще 15 августа г. де Ламартинъ прислалъ президенту конгресса письмо, слѣдующаго содержанія:
Парижъ, 15 августа 1858 года.
«Господинъ Президентъ, важныя (sic) и непреодолимыя препятствія лишаютъ меня возможности принять участіе въ конгрессѣ, на который вы меня приглашаете. Такое обстоятельство тѣмъ болѣе для меня прискорбно, что, въ качествѣ докладчика закона о литературной собственности во Франціи (въ 1841 г.), я серьозно занимался этимъ вопросомъ, доказательствомъ чему могутъ служить статьи, которыя я помѣщалъ объ немъ въ «Монитерѣ».
«Бельгіи, какъ странѣ по преимуществу интеллектуальной, приличнѣе всего взять на себя иниціативу въ такомъ вопросѣ, который представляетъ собою новый шагъ въ дѣлѣ развитія института собственности. Нѣкій софистъ сказалъ: Собственность — кража (La propriété c’est le vol). Установляя самую священную изъ собственностей — собственность интеллектуальную, вы отвѣтите этому софисту: она создана Богомъ, человѣкъ долженъ признать ее.
«Примите, Господинъ Президентъ, увѣреніе въ моемъ глубокомъ уваженіи».
«Ламартинъ».
Я выписываю это письмо изъ «Indépendance Beige» — 18 августа 1858 г.
Въ это время я только что пріѣхалъ въ Бельгію, куда долженъ былъ удалиться потому, что за сочиненіе «О правдѣ въ революціи и въ церкви{2*}" меня приговорили къ трехлѣтнему тюремному заключенію. Такимъ образомъ г. де Ламартинъ плохо рекомендовалъ меня Бельгіи и предостерегалъ конгрессъ противъ моихъ софизмовъ. Г. де Ламартинъ бралъ на себя совершенно напрасный трудъ. Я не былъ на конгрессѣ, меня туда не приглашали. Все участіе мое въ этомъ дѣлѣ проявилось только въ статьѣ, помѣщонной мною въ одномъ небольшомъ еженедѣльномъ журналѣ, который въ то время былъ мало распространенъ, вслѣдствіе чего и статья моя прочтена была не многими. Никто на конгрессѣ не повторилъ моихъ доводовъ, никто даже не произнесъ моего имени, и тѣмъ не менѣе конгрессъ, единодушно стоявшій за собственность, отвергъ безсрочность литературной привилегіи.
Проигравши дѣло на брюссельскомъ конгрессѣ, литературная собственность однако не признала себя побѣжденною, а рѣшилась во что-бы то ни стало взять свое. Съ этою цѣлью явилось множество различныхъ сочиненій, къ числу которыхъ относятся: 1.) Изслѣдованія о литературной собственности{3*} гг. Лабуле, отца и сына (1858 г.); 2.) Объ интеллектуальной собственности{4*}, соч. гг. Фредерика Пасси, Виктора Модеста, П. Пальотте, съ предисловіемъ г. Жюля Симона (1859 г.). Мы уже видѣли на сколько удалась г. де Ламартину попытка предостеречь противъ моихъ софизмовъ брюссельскій конгрессъ. Гг. Фредерикъ Пасси, Викторъ Модестъ и П. Пальотте, не смѣя затрогивать почтенныхъ членовъ брюссельскаго конгресса, въ свою очередь напали на того же несчастнаго софиста, котораго и начали бичевать, какъ безотвѣтнаго холопа. Когда мнѣ будетъ время посмѣяться, то я представлю публикѣ Интеллектуальную собственность, метафизически доказанную господиномъ Фредерикомъ Пасси, за которою будетъ слѣдовать Абсолютная Юриспруденція г. Виктора Модеста и Путешествіе на островъ Робинзонъ г. П. Пальотте, комедія въ трехъ дѣйствіяхъ, въ прозѣ, съ прологомъ г. Жюля Симона. Въ настоящую минуту мнѣ достаточно будетъ сказать, что учоныя сочиненія гг. Лабуле, отца и сына и гг. Фредерика Пасси, Виктора Модеста и П. Пальотте, послѣднее контрасигнированное Жюлемъ Симономъ, имѣли столько же вліянія на антверпенскій конгрессъ 1861 года, (на которомъ я также не присутствовалъ), сколько авторитетъ г. де Ламартина на брюссельскій конгрессъ 1858 года.
Наконецъ литературная собственность въ кассаціонномъ порядкѣ обратилась къ самой императорской власти. Журналы заговорили о третьемъ конгрессѣ въ Парижѣ. Созваніе такого конгресса было бы совершенно логично. Вопросъ о литературной собственности существенно отличается своею космополитичностью, такъ какъ серьозное разрѣшеніе его невозможно, если оно не будетъ принято всѣми государствами. Конгрессу слѣдовало противупоставить конгрессъ же, брюссельскій и антверпенскій помѣстные соборы слѣдовало призвать на вселенскій соборъ въ Парижѣ. Два первые конгресса, подъ вліяніемъ бельгійской атмосферы, сбились съ истиннаго пути; третій, собравшись на свободной землѣ, не смущаемый предразсудками, возстановитъ нарушенную справедливость. Франціи, какъ странѣ нѣкогда конституціонной, представительной и парламентарной, прилично было торжественно и всесторонне обсудить, если нужно, въ тридцати засѣданіяхъ то, на что брюссельскій и антверпенскій конгрессы употребили три засѣданія.