Комментарии
1*
Примѣчанія автора отмѣчены цифрами, а примѣчанія переводчика — звѣздочками.
2*
Dе la justice dans la Révolution et dans l’Eglise.
3*
Etudes sur la propriété littéraire, par MM. Laboulaye, père et fils, 1858.
4*
De la propriété intellectuelle par MM. Fréderic Passy, Victor Modeste, P. Paillotet, avec préface de M. Jules Simon, 1859.
5
Коммиссія состояла изъ 22-хъ членовъ и большинство ея (18-ть голосовъ) высказалось за принципъ безсрочности монополій. Меньшинство состояло, говорятъ, изъ гг. Флуранса (членъ института, секретарь академіи наукъ), Низара (членъ института), Дюпона (сенаторъ и прокуроръ кассаціоннаго суда) и Дидо (Firmin Didot — типографъ-книгопродавецъ). Странно, что люди, считающіеся представителями либеральнаго направленія, какъ гг. де Ламартинъ, В. Гюго, Ж. Симонъ, Фр. Пасси, Альф. Карръ, Пельтанъ и друг. отстаиваютъ это ультра-феодальное учрежденіе, тогда какъ къ числу его противниковъ принадлежатъ истинные друзья императорскаго правительства, каковы напр. Гг. Дюпонъ, Флурансъ и Низаръ.
6
При этомъ случаѣ я могу привести приговоръ императорскаго суда, лично меня касающійся. Въ 1836 году я издалъ (анонимно) учебникъ всеобщей грамматики въ видѣ продолженія къ Éléments primitifs Бержье. Книга почти вовсе не разошлась. Впослѣдствіе, послѣ болѣе серьознаго изученія предмета, найдя свою книгу весьма несовершенною, я рѣшился пожертвовать ею и продалъ оставшіеся экземпляры изданія мелочному торговцу. Одинъ книгопродавецъ выкупилъ ихъ у лавочника въ 1852 г. и пустилъ ихъ въ продажу подъ моимъ именемъ. Написавши эту книгу, я и не думалъ отъ нее отрекаться, но не выставилъ на ней своего имени потому, что не былъ увѣренъ въ ея достоинствѣ. По какому же праву постороннее лицо рѣшилось продавать эту книгу и объявлять мое имя безъ всякаго съ моей стороны согласія, въ то время, какъ я думалъ передѣлать свое сочиненіе и вознаградить вторымъ изданіемъ убытки, понесенные отъ перваго? — Конечно я имѣлъ право считать мои авторскія и издательскія права нарушенными. Безансонскій коммерческій судъ рѣшилъ дѣло въ мою пользу, но апелляціонный судъ взглянулъ на вопросъ съ другой точки зрѣнія. Онъ рѣшилъ, что процессъ начатъ мною не изъ любви къ истинѣ, а вслѣдствіе оскорбленнаго самолюбія, вслѣдствіе желанія уничтожить компрометирующее меня сочиненіе; что нельзя дозволить писателямъ подобнымъ образомъ обманывать публику и т. д. На это я отвѣчалъ, что книгопродавцу слѣдовало бы дождаться появленія въ свѣтъ новаго изданія моего сочиненія и тогда, сравнивъ его съ старымъ, онъ могъ бы сколько угодно обличать меня передъ публикою. Но не смотря на всѣ эти возраженія софисту было отказано. Рѣшеніе суда было основательно только въ одномъ пунктѣ, именно въ томъ, что мысль, обнародованная авторомъ, становится съ той поры общественною собственностью. Ко мнѣ этого принципа нельзя было примѣнить потому, что я въ это время намѣревался приступить къ новому изданію своего сочиненія, на что, вслѣдствіе закономъ предоставленной мнѣ привилегіи, имѣлъ полное право. Слѣдовательно, судъ, допустивши продажу подъ моимъ именемъ сочиненія, отъ котораго я отказывался, нанесъ мнѣ значительный ущербъ.
7*
Подъ понятіемъ коммандита разумѣется сдѣлка, посредствомъ которой образуется такое торговое товарищество, въ которомъ одинъ или нѣсколько членовъ распоряжаются дѣлами, а прочіе члены участвуютъ въ предпріятіи только денежными выгодами т. е. ввѣряютъ свои капиталы активнымъ членамъ. Такое товарищество въ французскомъ торговомъ кодексѣ называется Société on commandite (Code de commerce, art. 23, éd. N. Bacqua de Labarthe, Paris, 1862.) Наше законодательство называетъ такое общество товариществомъ на вѣрѣ и говоритъ, что оно «составляется изъ одного или многихъ товарищей съ пріобщеніемъ одного или многихъ вкладчиковъ, которые ввѣряютъ первымъ извѣстныя суммы своихъ капиталовъ въ большемъ или меньшемъ количествѣ». (2130 ст. 1 ч., X Т. Зак. Гражд., изд. 1857.) Профессоръ Мейеръ называетъ еще такое товарищество неполнымъ и безъименнымъ или анонимнымъ. (Русское Гражд. Право Мейера, ч. 2. стр.351 и 352. изд. 2-ое., 1861 г.). Названіе анонимнаго общества (société anonyme, unbenannte Gesellschaft) примѣняется впрочемъ не къ однимъ товариществамъ на вѣрѣ, но (еще чаще) относится и къ акціонернымъ компаніямъ. (См. Code de commerce, art. 29, 30 и Bluntschli, Deutsches Privatrecht, München 1860, 2 Aufl, § 139, S. 383).
8*
Переводя стоящее въ подлинникѣ слово prêt, — ссудою, мы спѣшимъ оговориться, что употребляемъ слово ссуда въ обширнѣйшемъ смыслѣ, въ томъ, въ какомъ принято употреблять его въ общежитіи, а не въ техно-юридическомъ его значеніи. На языкѣ научномъ — ссуда означаетъ договоръ, посредствомъ котораго одно лицо безмездно предоставляетъ другому на извѣстное время (а иногда и безъ опредѣленія срока) право пользованія какимъ либо движимымъ имуществомъ, причомъ ссужаемое лицо обязывается возвратить (по минованіи надобности или срока) полученную вещь собственнику въ томъ же видѣ, въ какомъ она была принята. Въ общежитіи же подъ ссудою понимается и отдача вещи на подержаніе и заемъ, причомъ безмездность вовсе не считается непремѣнною принадлежностью сдѣлки. Мы полагаемъ, что именно въ такомъ значеніи употреблено Прудономъ слово prêt, которое означаетъ у него то заемъ (mutuum, — prêt de consommation), то ссуду (commodatum, — prêt à usage, ou commodation), то имущественный наемъ (locatio rei, — louage des choses).
9
Вопросъ о правѣ собственности можетъ быть любопытнѣйшій изъ вопросовъ, занимающихъ XIX вѣкъ, такъ какъ онъ интересенъ и съ юридической, и съ политической, и съ экономической, и съ нравственной точки зрѣнія, долго былъ камнемъ преткновенія и для публики, и для большинства писателей. Мнѣ самому случилось на немъ споткнуться, но я имѣю передъ своими собратьями хоть то преимущество, что сразу понялъ всю трудность этого вопроса и предугадалъ его разрѣшеніе. Думали, что достаточно одного здраваго смысла для разрѣшенія задачи, которая обхватываетъ всѣ стороны общественной жизни, которая впродолженіи 4000 лѣтъ не поддается философскому анализу, основной принципъ которой формально отвергался величайшими изъ мудрецовъ. И вотъ, зажмуривши глаза, всякій вздумалъ лѣзть на арену и браться за защиту несчастнаго института, за что и награждался благодарностью народовъ, которые всегда поклоняются людямъ, отстаивающимъ дорогія ихъ вѣрованія. И въ академіи, и на трибунѣ, и въ школѣ, и въ печати всякій хвастается тѣмъ, что разбилъ софиста; къ чему же привела эта блистательная побѣда? — Истина скрылась, а сомнѣніе стало еще безнадежнѣе, самый же институтъ собственности подвергся такимъ преобразованіямъ, что есть причина опасаться за его существованіе. Правительство, конечно, въ этомъ нисколько не виновато: усиливая репрессивныя мѣры, изобрѣтая новыя гарантіи, всѣми силами отстаивая институтъ права собственности, оно и не воображало, что право собственности вовсе не нуждается въ подобныхъ поддержкахъ, что если оно теряетъ свою самостоятельность, то превращается въ простую привилегію, утрачиваетъ всякое значеніе; такимъ-то образомъ, вступивъ въ союзъ со штыками, истина и справедливость безвозвратно погибаютъ.
Такъ какъ для поддержанія истины и справедливости въ высшей степени важно, чтобы общество поближе познакомилось съ этимъ вопросомъ, то я рѣшаюсь вкратцѣ изложить результатъ моихъ изслѣдованій о поземельной и литературной собственности.
Старые законники прямо говорили, что право собственности основывается на принципѣ завладѣнія и не принимали никакой другой гипотезы. Въ подпору къ праву завладѣнія принимали еще принципъ завоеванія, съ помощью котораго новый владѣлецъ становится на мѣсто прежняго, побѣжденнаго, вступаетъ въ его права. Въ то время, когда еще признавали права сильнаго, когда на завоеваніе, — естественное послѣдствіе каждой войны, смотрѣли какъ на нѣчто вполнѣ законное, подобное объясненіе права собственности было вполнѣ удовлетворительно. Явились Монтескье и Боссюэтъ и стали утверждать, что право собственности основывается исключительно на постановленіяхъ положительнаго законодательства. Въ наше время эта теорія оказалась несостоятельною и явились двѣ новыя. Одна кладетъ въ основаніе права собственности — трудъ; этой теоріи держится г. Тьеръ въ своемъ сочиненіи, «О собственности». Другая, считая мнѣніе Тьера неблагонамѣреннымъ, полагаетъ, что истинное основаніе права собственности лежитъ въ индивидуализмѣ; что право собственности есть проявленіе человѣческаго Я. Къ числу представителей этой теоріи принадлежатъ гг. Кузенъ и Фр. Пасси. Нечего и прибавлять, что положенія этой теоріи кажутся пустыми и самонадѣянными въ глазахъ послѣдователей Боссюэта, Монтескье и г. Тьера. Они основательно спрашиваютъ: — почему же не всѣ люди собственники, если для установленія собственности нужны только воля, свобода, личность и человѣческое Я? —
Въ такомъ положеніи находился вопросъ, когда и я съ своей стороны взялся за его разрѣшеніе. Принявшись за разборъ и очистку всѣхъ этихъ теорій, я доказалъ, что всѣ онѣ одинаково ложны; я показалъ, что фактъ завладѣнія, самъ по себѣ, не можетъ породить никакого права; что авторитетъ законодателя заслуживаетъ всякаго уваженія и объ неповиновеніи законамъ не можетъ быть и рѣчи, но что въ настоящемъ случаѣ нужно осмыслить самый законъ, доискавшись до его мотивовъ, что трудъ — вещь священная, но что право, имъ порождаемое, не выходитъ изъ границъ простаго вознагражденія, по извѣстной экономической формулѣ: «услуга за услугу, продуктъ за продуктъ, цѣнность за цѣнность» и что трудъ никакимъ образомъ не можетъ сообщить человѣку званіе поземельнаго собственника; что человѣческое Я составляетъ только одинъ изъ элементовъ права собственности, для которой необходимо соединеніе двухъ моментовъ: вещи усвоиваемой, и лица, субъекта усвоивающаго, но что кромѣ того всетаки необходимо опредѣлить основанія и условія завладѣнія потому, что иначе всякій пролетарій явится къ вамъ и въ силу своего человѣческаго Я будетъ объяснять, что онъ также собственникъ.
Противъ мнѣнія гг. Кузена и Фр. Пасси, приписывающихъ такое огромное значеніе нашему Я возстаетъ само Евангеліе, которое осуждаетъ эгоистическія стремленія человѣка подъ именемъ грѣха — любостяжанія. Всякому извѣстно, что первобытная церковь отвергала институтъ права собственности; впослѣдствіи пришлось сдѣлать уступку, но строгость первоначальнаго принципа была удержана въ устройствѣ монастырей. Съ паденіемъ Западной Римской имперіи палъ и институтъ права собственности; на развалинахъ его подъ вліяніемъ церкви и германскаго духа возникла феодальная система, окончательно разрушенная только въ 1789 году.
Положивъ конецъ феодализму, революція, съ нѣкоторыми лишь ограниченіями, возстановила римскій институтъ права собственности, не подыскавъ, однако, философскаго ему объясненія. Текстъ закона передъ нами, а мотивовъ не видно. Но такъ какъ въ томъ періодѣ, который начался съ революціи, могутъ быть терпимы только раціональныя учрежденія, то праву собственности грозитъ теперь такая же опасность, какъ и въ первыя времена христіанства. Неужели праву собственности суждено испытать катастрофу, неужели и мы возстанемъ противъ него вмѣстѣ съ примитивною церковью? Такой вопросъ задаютъ себѣ всѣ слѣдящіе за ходомъ событій и видящіе ретроградный поворотъ дѣлъ. Многіе изъ отрицающихъ принципъ права собственности не сознаются въ этомъ, а многіе и сами того не сознаютъ. Я укажу напр. на слѣпыхъ защитниковъ централизаціи, на барышничающій сенъ-симонизмъ, вооружающійся противъ семьи и противъ свободы, на церковь, хлопочущую о возстановленіи погибшихъ монастырей и о возвращеніи утраченныхъ земель, на демократовъ, преклоняющихся передъ абсолютизмомъ, бредящихъ о какомъ-то единствѣ и приходящихъ въ негодованіе при одномъ имени федерализма.
Я совсѣмъ не такъ смотрю на вещи. Для меня еще недостаточно одного открытія эгоистичности и антисоціальности принципа собственности для того, чтобы я вооружался и противъ самаго института; напротивъ, подобное открытіе побуждаетъ меня только къ дальнѣйшимъ изслѣдованіямъ. Мнѣ кажется, что право собственности, до сихъ поръ не понято обществомъ потому, что этотъ институтъ выше уровня современной цивилизаціи. Вмѣсто того, чтобы требовать отмѣны права собственности, какъ дѣлаютъ это теологи, основатели разныхъ религіозныхъ орденовъ и коммунисты, я всегда протестовалъ противъ всякаго коммунизма, гувернементализма и феодализма; съ другой стороны, я ревностно защищаю принципы промышленной свободы и конкуренціи, я отстаивалъ семью и право наслѣдованія; теперь же, въ книгѣ, посвящонной борьбѣ противъ монополіи, я громко заявляю, что право собственности представляетъ собою важный и запутанный вопросъ, который нужно разрѣшать, а не оставлять безъ вниманія. Современная критика обвиняетъ меня въ противорѣчіи и непослѣдовательности, нападаетъ на вѣроломство моихъ выводовъ и на нахальство моихъ большихъ посылокъ, указываетъ на мое пристрастіе къ парадоксамъ, а между тѣмъ опытъ съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе подтверждаетъ основательность моихъ положеній. По мѣрѣ того какъ принципъ права собственности ослабѣваетъ подъ ударами промышленнаго феодализма, и абсолютизма верховной власти, общество чувствуетъ, что и само оно распадается, а между тѣмъ не находитъ средствъ къ защитѣ. Насколько нелогичны всѣ до нынѣ извѣстныя объясненія права собственности, настолько же безумно требовать въ настоящее время уничтоженія такого учрежденія, котораго мы еще не понимаемъ.
Возвращаясь къ гипотезѣ литературной собственности я нахожу во первыхъ, что нельзя брать для нея за образецъ собственность поземельную, которая и сама построена на мало извѣстныхъ началахъ; во вторыхъ, какъ будетъ доказано во второй части настоящаго сочиненія, каковы бы ни были мотивы учрежденія поземельной собственности, они не могутъ быть примѣнены къ собственности интеллектуальной потому, что въ мірѣ духовномъ не можемъ имѣть мѣста право завладѣнія.
Такова сущность моей въ высшей степени консервативной мысли, которая, надѣюсь, должна привлечь на мою сторону множество симпатій послѣ того скандала, который поднялся вслѣдствіе моихъ критическихъ изслѣдованій и выведенныхъ мною формулъ. Но есть люди во всѣхъ партіяхъ, и между красными и между бѣлыми, считающіе всякое разсужденіе святотатствомъ. Право собственности принадлежитъ къ числу тѣхъ кумировъ, относительно которыхъ недопускается свобода разсужденій, къ которымъ недозволяется примѣнять критическій методъ Декарта. Говорить о правѣ собственности и его происхожденіи для подобныхъ людей все равно, что подходить съ огнемъ къ пороху… даже болѣе! — это значитъ предостерегать публику противъ ихъ шарлатанскихъ продѣлокъ и совѣтывать ей держать руки въ карманахъ. Плуты, нажившіеся барышничествомъ и рекламами, такъ и ждутъ приближенія полицейскаго коммиссара всякій разъ какъ рѣчь зайдетъ о правѣ собственности. Подобнаго страху мнѣ не случалось видѣть ни въ одномъ изъ добросовѣстныхъ собственниковъ. Но пусть успокоятся эти, далеко не безупречные, защитники права собственности, въ моей книгѣ они не найдутъ доносовъ. Происхожденіемъ ихъ правъ можетъ заниматься уголовный кодексъ, но учоному изслѣдованію до нихъ нѣтъ никакого дѣла. Имъ, можетъ быть, придется когда либо предстать передъ судомъ полиціи исправительной, но между ихъ интересами и интересами настоящихъ, добросовѣстныхъ собственниковъ нѣтъ рѣшительно ничего общаго.
10*
Такое названіе носитъ книжечка, заключающая въ себѣ собраніе скучнѣйшихъ стихотвореній Ламартина.
11*
Но потомокъ Альфана или Баяра
Если онъ кляча, — продается за безцѣнокъ.
12*
Законъ 1844 г. о привилегіяхъ на изобрѣтенія (loi sur les brevets d'invention) прямо говоритъ, что привилегія, выданная на чисто научное открытіе — недѣйствительна. Законъ этотъ можно найти въ сборникѣ Бакка де Лабарта. — Côdes spéciaux de la législation française, éd. de N. Bacqua de Labarthe‑Code de la propriété littéraire et de l'industrie, p. 575. — art. 30. (Titre quatriéme. Des nullités et déchéances).
13
Предложеніе — препятствовать распространенію соціализма посредствомъ закрытія школъ сдѣлано было, если я не ошибаюсь, во время республики г. Тьеромъ. Что же касается до журнализма, то я указалъ уже въ другомъ сочиненіи (О федеративномъ началѣ — Du principe fédératif. 3-me partie. Ch. I) кого слѣдуетъ считать истинными виновниками продажности нашей прессы.
14*
Фонтанъ — поэтъ временъ первой имперіи, ярый бонапартистъ, во время революціи держался умѣренной партіи, вслѣдствіе чего и принужденъ былъ удалиться изъ Франціи. Впослѣдствіи онъ попалъ въ законодательный корпусъ и въ рѣчахъ своихъ отчаянно льстилъ Наполеону.
15
Умѣнье выгодно продать свое сочиненіе, эксплуатировать не заслуженной репутаціей, извлекать выгоды изъ любопытства и пристрастія публики, словомъ — литературное барышничество, развилось въ наше время до неслыханныхъ размѣровъ.
Во первыхъ теперь уже не существуетъ добросовѣстной критики, все пишущее въ журналахъ и газетахъ само не чуждо спекулятивныхъ соображеній. Всякій мало мальски уважающій себя человѣкъ, не желающій принимать участія въ составленіи рекламъ и угощать публику общими мѣстами, принужденъ молчать. Шарлатанство стало на твердую ногу. Успѣхъ литературнаго произведенія опредѣляется цѣною, за которую оно продано авторомъ. Въ газетахъ объявляютъ, что вскорѣ появится новое произведеніе, съ нетерпѣніемъ ожидаемое, которое уступлено авторомъ такой-то издательской фирмѣ за 100, 200 или 500,000 франковъ. Въ большинствѣ случаевъ эта баснословная сумма существуетъ лишь на словахъ потому, что самолюбію многихъ авторовъ льститъ даже и номинальная цѣнность ихъ произведеній. Многіе отдадутъ преимущество шарлатану, который обѣщаетъ имъ 100,000 фр. и потомъ обанкрутится, не заплативъ ничего, передъ добросовѣстнымъ издателемъ, который заплатилъ бы 50,000 фр. наличными деньгами. Часто впрочемъ случается и то, что новичокъ въ издательскомъ дѣлѣ, увлечонный громкимъ именемъ, платитъ безумную цѣну и самъ напрашивается на раззореніе. Ловкіе издатели спекулируютъ даже и на форматѣ книги. Первое изданіе литературнаго произведенія бываетъ всегда дорого; сначала напускаются на карманы богачей, а потомъ уже и на бѣдняковъ; черезъ нѣсколько времени дѣлаютъ новое изданіе, измѣняя и форматъ, и шрифтъ, и бумагу. Сочиненіе, заключавшееся въ двухъ томахъ и продававшееся по 15 фр. черезъ шесть мѣсяцевъ издается въ одномъ томѣ и продается за 3 фр. Такимъ образомъ цѣна его падаетъ на 80 %. Столько же процентовъ слѣдовало бы скинуть и со всѣхъ книгъ и со всѣхъ литературныхъ репутацій.
16
Существованіе критики немыслимо при существованіи литературной собственности, такъ какъ и сама критика обратится въ привилегію. Истинно классическія произведенія рѣдки и нѣтъ ничего легче какъ соединить въ небольшой книжицѣ всѣ лучшія произведенія какого нибудь автора. Въ 40 или 50 пѣсняхъ высказался весь Беранже, безъ остальныхъ трехсотъ или четырехсотъ легко обойтись. Вопросъ въ томъ будетъ ли дозволено составляющему курсъ литературы внести въ свое сочиненіе эти 40 или 50 пѣсень, которыя даже и съ примѣчаніями займутъ можетъ быть не болѣе ¼ тома? Но подобное разрѣшеніе можетъ нанести существенный ущербъ собственнику. Можетъ случиться, что чтеніе этихъ избранныхъ мѣстъ, помѣщонныхъ въ курсѣ, станутъ предпочитать чтенію полныхъ собраній сочиненій; тогда и доходъ и право собственности издателя безвозвратно погибнутъ. Тоже самое можно было бы сдѣлать и съ лучшими романами. Такъ, критическій разборъ съ перепечаткою въ курсѣ словесности 50 страницъ изъ «Собора Парижской Богоматери» (Notre-Dame de Paris) могли бы избавить всякаго отъ труда читать весь романъ Виктора Гюго. Всякая литература стремится къ тому, чтобы обратиться въ антологію, всякая философія хлопочетъ о томъ, чтобы облечь окончательные свои выводы въ форму афоризмовъ, каждая исторія желаетъ превратиться въ разумную хронику. Съ другой стороны, такъ какъ литературное произведеніе есть въ тоже время и предметъ торговли, то довольно трудно опредѣлить до какихъ границъ можетъ идти это урѣзываніе произведеній автора. Что же дѣлать?
17
Говоря въ этомъ § о налогѣ на литературную собственность, я имѣлъ въ виду только вліяніе подобнаго налога на взгляды и нравы общества. Не мѣшаетъ обратить вниманіе и на то вліяніе, которое этотъ налогъ окажетъ на книжную торговлю, которая и безъ того уже не пользуется слишкомъ широкой свободой.
Естественно, что налогъ палъ бы прежде всего на продавцовъ, а тѣ, уже перевели бы его на публику. Если прибавить къ этому налогу плату автору, отъ 8 до 12 % которой нужно уплатить впередъ, то для изданія въ 1000 экземплярахъ книги, которая будетъ продаваться по 3 франка, книгопродавцу придется затратить среднимъ числомъ до 300 франковъ, не включая въ это число типографскихъ издержекъ. Если такой книгопродавецъ издастъ въ годъ до десяти подобныхъ книгъ, то ему придется затратить до 3000 франковъ; что же будетъ, если онъ поведетъ изданія въ болѣе широкихъ размѣрахъ? Ему придется уже затрачивать не тысячи, а сотни тысячъ франковъ, а многія ли фирмы могутъ затрачивать подобные капиталы? Если же предположить, что правительство, для большей вѣрности, станетъ еще требовать отъ издателей залога, то книжной торговлѣ грозитъ неминуемый застой.