[13] была бы за православною верою лето же», и подчеркивал, что «оттоле литаоньский язык гофический и ина множейша» выступили против Русского государства[14].
Разумеется, посредничество датского посольства весной 1559 г. не было и не могло быть той основной причиной, которая обусловила заключение столь невыгодного для русских военных и политических планов в Прибалтике перемирия. Причина этого факта лежала гораздо глубже. Заключение перемирия 1559 г. было самым тесным образом связано с той борьбой по вопросам внутренней и внешней политики, которая происходила в конце 50-х годов в русских правительственных сферах, при дворе Ивана Грозного и которая достигла особого напряжения в связи с начавшейся Ливонской войной. Борьба эта являлась прямым отражением развивавшегося острого политического конфликта в рамках господствующего класса России между дворянством, опиравшимся отчасти на посадское население, и боярством. Между усилиями Сильвестра и Алексея Адашева, направленными на заключение перемирия в Ливонии, и военными действиями против Крыма и Турции, которые в 1558 и 1559 гг. велись под начальством Дм. Вишневецкого и Даниила Адашева, существовала бесспорная зависимость.
Особенно большое впечатление, и не только в Крыму, но и в Польше, произвели военные действия 1559 г. В этом году Даниил Адашев спустился с русскими отрядами по Днепру в Черное море и, высадившись в Крыму, разгромил крымские улусы. Морским походом Даниила Адашева заканчивалась целая серия разведывательных ударов по Крыму, произведенных в 1556–1559 гг. «Избранная рада», без сомнения, рассматривала их как подготовку к большой войне против Крыма и Турции. Важно отметить, что обострение в эти годы русско-крымских отношений не сопровождалось обострением отношений Крыма с Литвой и Польшей. Крымские татары почти не беспокоили в это время владений короля Сигизмунда II Августа. Разумеется, военные операции 1556–1559 гг. против Крыма не могли осуществляться без ведома Ивана Грозного. Царь, однако, рассматривал их, по-видимому, только как операции разведывательного характера и вооруженную демонстрацию на юге, преследующую цель развязать Русскому государству руки для борьбы в Прибалтике, не допустить активного вмешательства крымского хана в Ливонскую войну, устрашить его. Рассчитывая на такой исход событий, царь, вероятно, согласился и на заключение временного перемирия в Прибалтике. Поэтому поход Адашева не стал началом большой войны Русского государства с Крымом и Турцией. Дворянское самодержавие не допустило этого. Тем не менее в 1559 г. позиции консервативного боярства и отражавших его интересы участников «Избранной рады» были еще настолько сильны, а Грозный еще так далеко не до конца понимал конечные цели боярства, что правительству компромисса удалось временно фактически подчинить своим интересам разработанные уже планы Ливонской войны. Боярство вело дело к решительному столкновению с Крымом и Турцией, к отказу от разрешения балтийского вопроса русской внешней политики. В конкретных условиях 1559 г. это означало фактически предательство русских государственных интересов в угоду сословным интересам русского боярства.
Совершенно очевидно, что такой поворот событий самым коренным образом противоречил всему политическому курсу дворянства, учитывавшему требования посадских верхов. Поэтому связанные с борьбой группировок при дворе колебания в русской внешней политике не могли быть длительными. С начала 1560 г. активные действия русской армии в Прибалтике были возобновлены с прежней энергией. Сильвестр, Адашев, Курбский и другие участники «Избранной рады» были сторонниками войны с Крымом и Турцией; царь, опиравшийся на дворянство и посадские верхи, считал нужным оборонять южные рубежи государства, проводить постепенную колонизацию пустых земель на юге и добиться временного соглашения с Крымом и Турцией. Не случайно впоследствии, стремясь достичь мирных отношений с Крымом, царь прямо объявил хану: «А которые наши люди ближние промеж нас с братом нашим з Девлет Киреем царем ссорили, мы то сыскали, да на них опалу свою положили есмя — иные померли, а иных разослали есмя, а иные ни в тех, ни в сех ходят». Грозный прямо указывал тех, кого он при этом имел в виду: «Иван Шереметев, Алексей Адашев, Иван Михайлов и иные»[15].
Следствием энергичного возобновления Грозным Ливонской войны было резкое обострение конфликта между ним и «Избранной радой», отражавшего более глубокий конфликт между боярством и дворянством. В свою очередь, обострение этих противоречий неизбежно влекло за собой репрессии царского самодержавия, являвшегося формой политической организации русского дворянства по отношению к консервативному боярству, и акты прямой государственной измены со стороны оппозиционных княжат. Ближайшим последствием обострения конфликта между дворянством и боярством было падение в 1560 г. правительства А. Адашева.
Новому русскому правительству приходилось считаться с тем, что Ливонская война вступила в новый этап. Ясно было, что она приобрела широкий международный характер. Впрочем, военная обстановка в Прибалтике все еще была благоприятной для русского командования. Вмешательство Сигизмунда II Августа и Дании, не оказавших пока сколько-нибудь серьезной помощи ливонцам, не привело к резкому изменению в расстановке сил на театре военных действий. Перевес оставался на русской стороне. Активному участию в войне Литвы и Польши все еще мешали существовавшие между ними противоречия. Литовские магнаты стремились прямо подчинить Ливонию своей власти, минуя Польшу. Возможно, что не торопился с оказанием помощи Ливонии и сам король Сигизмунд II Август. Дальнейшие военные неудачи должны были заставить ливонских феодалов пойти на полное подчинение Литве и Польше.
1560 г. ознаменовался рядом крупных успехов русского оружия. Характерно, что польско-литовские гарнизоны, направленные в отданные под залог королю Сигизмунду II Августу замки, не принимали участия в военных действиях. Более крупные силы были направлены в Ливонию польским королем только после того, как ливонцы вынуждены были согласиться принять королевские гарнизоны и во все другие замки. Однако судьба ливонских вооруженных сил была решена еще до прихода королевских подкреплений. 9 февраля войскам, находившимся под командой И. Ф. Мстиславского, П. И. Шуйского и В. С. Серебряного, удалось взять сильно укрепленный город Мариенбург (Алуксна). Военные действия охватили огромную территорию и сопровождались сильным разорением страны. В мае 1560 г. очень крупные силы русской армии были двинуты на Феллин (Вильянди), считавшийся лучшей крепостью в Ливонии. Под Эрмесом (Эргеме) русским преградила путь орденская армия. В результате битвы, происшедшей 2 августа, Орден потерпел страшное поражение. Его лучшие силы были наголову разбиты. Значительная часть рыцарства попала в плен, другая пала на поле боя. Уже 4 августа русская армия под командой А. М. Курбского двинулась под Феллин (Вильянди) и осадила его. 30 августа русское командование уже могло сообщить о падении Феллина (Вильянди). В числе пленных был и престарелый магистр Ордена Фюрстенберг, милостиво принятый царем. Прибытие направленных польским королем подкреплений не изменило положения на театре военных действий. После нескольких неудачных столкновений с русскими они вынуждены были отступить.
Несмотря на то, что после падения Феллина (Вильянди) русская армия потерпела неудачу под Вейссенштейном (Пайде), военные действия 1560 г. в целом нельзя не признать удачными. Главным результатом их был полный разгром Ордена как военной силы. Тем не менее царь не был доволен поведением своих командующих и впоследствии упрекал своих бывших сотрудников по «Избранной раде» во главе с Адашевым в нерасторопности, считая успехи 1560 г. явно недостаточными. Возможно, что причиной недовольства царя был отказ воевод двинуться под Ревель (Таллин), на чем настаивал Грозный. Вместо того была предпринята неудачная осада Вейссенштейна (Пайде). В таком случае вполне понятным станет и недовольство царя и прямое указание его оставить в качестве воевод в Феллине (Вильянди) Алексея и Даниила Адашевых, с которыми он только что резко столкнулся по принципиальным вопросам русской внешней политики. В поведении обоих воевод царь, по-видимому, угадывал теперь сознательное стремление ограничить в Прибалтике успехи русского оружия.
1561 г. был годом дальнейших военных успехов русских войск в Прибалтике. После поражения при Эрмесе (Эргеме) и в связи с вспыхнувшим осенью 1560 г. и продолжавшимся в течение всей первой половины 1561 г. крестьянским восстанием в Ливонии ни о каком планомерном сопротивлении ливонских феодалов русской армии не могло быть и речи.
Под ударами русских войск отсталая сословная организация страны распадалась, как карточный домик. Но развал средневековой Ливонии ускорил вооруженное вмешательство в войну соседних держав. В июне присягнуло на верность Эрику XIV рыцарство Северной Эстонии, которому шведский король обещал широкие привилегии. В шведские руки перешел и крупнейший порт на Балтийском море — Ревель (Таллин). Одновременно под Ригой появились литовские войска под командой Радзивилла Рыжего.
Активизировала свою деятельность в Ливонии литовская дипломатия, недовольная шведскими успехами в Эстонии. Литовские дипломаты в переговорах с Орденом и рижским архиепископом требовали полного подчинения Ливонии Сигизмунду II Августу. На Эзеле и прилегающем к нему балтийском побережье укреплялся герцог Магнус. Полный распад Ливонии был зафиксирован вильненским соглашением от 28 ноября 1561 г. Согласно его условиям все орденские владения переходили под совместную власть Литвы и Польши. Ливонский орден уничтожался. Последний великий магистр Ордена Г. Кетлер становился вассалом польского короля и великого князя литовского и получал в ленное владение герцогства Курляндское и Земгальское.
Несмотря на то, что литовские условия не удовлетворяли Кетлера, мечтавшего о создании Ливонского герцогства со столицей в Риге под своей властью, Кетлер вынужден был подчиниться требованиям Сигизмунда II Августа.