На всегдашнее спокойствие Москальца это ничуть не пходило.
– Понимаешь, – сказал он наконец, – только сейчас все срослось. Сложилось два и два. А я-то гадал… Все дело в этом поселке, точнее в этом хреновом участке земли… Ты ведь как сердцем чуял, хотел отказаться, а я дурак… Бля-а-а… какой дурак…
– Может, ты мне все-таки расскажешь с самого начала?
– Началось всё на нулевом цикле, в коттедже номер одиннадцать… Да, ты же план не видел… Да и не важно, сейчас всё своими глазами посмотришь. Короче, работала бригада таджиков. Ну, ты знаешь, что такое таджики, объяснять не надо…
Ростовцев кивнул. Таджики-нелегалы, бежавшие с разоренной войной родины, по своему положению на стройках города и области мало чем отличались от завозимых в свое время в Америку африканских рабов. Их зачастую использовали на работах с самыми грубейшими нарушениями техники безопасности, без выходных и праздников, при четырнадцатичасовом рабочем дне. Их безбожно обманывали при расчетах – никому пожаловаться незаконные иммигранты, вечно живущие под угрозой депортации, не могли и цеплялись за рабочие места до последней возможности.
Впрочем, сам Ростовцев старался рассчитываться с таджиками честно, работниками они были неплохими.
– И что ты думаешь? – продолжал Москалец. – В один прекрасный день берут расчет! Вся бригада! Отчего? Почему? – молчат, лопочут по-своему, словно русский напрочь позабыли, кто и знал… А сами бледные, трясутся… Ну ладно, расчет так расчет, желающих хватает. И что ты думаешь? – с новой бригадой, таких же таджиков, через неделю та же история! От одного, правда, услышал хоть что-то: «место, мол, плохое, Аллаха, мол, нельзя гневить…»
Джип тем временем свернул за виадуком с шоссе на проселок. Дорога здесь была изрядно разбита самосвалами. Впереди, километрах в двух, виднелись выстроившиеся по линейке одинаковые красно-кирпичные домики. Большинство из них пребывало в разных фазах недостроенности. Поселок отставников, понял Ростовцев. Работают ли на объекте люди, он отсюда не разглядел.
– А у меня одиннадцатый коттедж по плану шел на сдачу в первой очереди. «Ладно, – думаю, – Аллах не велит – попробуем, что Христос скажет». Я туда бригаду Чеботаря – народ проверенный, гвардия. И действительно, все в порядке, работают, только вот… Только замечаю я странную вещь: лоб у Генки Чеботаря и так залысый был, а тут ну прямо на глазах к затылку ползет. Я бы, может, и внимания не обратил, но как-то приехал, они обед рубают, каски у всех сняты… Так и сел на штабель с досками. У всех! Понемножку, незаметно, но на макушках у всех просвечивает! Первая мысль, сам понимаешь, какая: радиация… Захоронение старое. Если бы так…
Они приехали. Жора, не притормаживая, зарулил во двор одного из коттеджей. Судя по цифрам, намалеванным на досчатом заборе, – именно одиннадцатого. Надо думать, в первой очереди его таки не сдали – окна темнели пустыми провалами, вместо крыши – голые стропила. Москалец торопливо вылез наружу.
– Пойдем, пойдем, сейчас все сам увидишь… Жора, фонарь!
Ростовцев кинул взгляд вокруг – ни на одном из коттеджей рабочих не было. Москалец, казалось, услышал его невысказанную мысль:
– Пока я все тут заморозил. А бригаду Чеботаря загнал под Архангельск, по контракту с «Северными Алмазами», чтоб болтали поменьше…
Входная дверь на коттедже уже стояла, Жора долго гремел здоровой связкой ключей, примеряя нужный к замку. Москалец говорил торопливо и нервно:
– Я тут все с дозиметром излазил – нет радиации! Ни следочка! Обычный фон… Аспиратор привез, пробы воздуха взял – опять ничего!
Дверь распахнулась. Пасечник сделал приглашающий жест. Смеркалось, и в коттедже было темно. Москалец зажег фонарь, уверенно пошагал внутрь.
– Ну, я с горя купил металлоискатель, мощная штука, горсть монет в земле показывает… И что ты думаешь?
Судя по всему, они пришли.
Москалец остановился, посмотрел на Ростовцева, словно ждал ответа на свой риторический вопрос. Ростовцев промолчал, твердо решив ничему не удивляться. Пока что ничего особо загадочного и удивительного вокруг не обнаружилось. Это был коридор, довольно длинный – отдельных входов для всех трех квартир упрощенный проект коттеджа не предусматривал. Неотделанные стены, в углу шта-белек кирпичей, рядом небольшая бетономешалка, мешки с цементом, куча разного инструмента, к стене прислонена виброрейка для выравнивания стяжки пола… Обычный антураж.
– Жора, давай! – скомандовал Москалец.
Пасечник отвалил несколько листов гипрока, поставленных к торцевой стене. «Зачем они тут сейчас, на этом этапе?» – секундно удивился Ростовцев и тут же понял – зачем. За листами скрывался лаз – стена была не до конца выложена. Края неширокого прохода – высотой по плечо Ростовцеву – оскалились торчащими кирпичами.
– Тут у меня фальшстенка, – объяснил Москалец. – А теперь загляни внутрь! Загляни, загляни! – он показал на лаз широким жестом гида, демонстрирующего архитектурный шедевр. – Этого никто не видел, только мы с Жорой. Ты третий.
И он протянул фонарь.
Ростовцев шагнул к провалу в стене – осторожно, с неприятным чувством, что хорошего он там не увидит. Нагнулся к отверстию, посветил внутрь – и не понял ничего. Кирпичная клетушка оказалась абсолютно пуста, и никакого хода, куда-нибудь веду…
Мир взорвался.
Вспыхнул и разлетелся на куски. Пылающие осколки неслись во все стороны в бездонно-черном мраке и гасли, гасли, гасли…
Летящего навстречу лицу бетонного пола Ростовцев не видел. И удара об него не почувствовал.
Пасечник аккуратно обтер кувалду – не насаженную на деревянную рукоять, а приваренную к двухдюймовой трубе – и вернул на место, в кучу инструмента. Нагнулся за фонарем – тот не разбился при падении и продолжал светить.
Когда Москалец увидел в желтом круглом пятне света лежащего Ростовцева, то почувствовал, что ужин стремится наружу, и с трудом сдерживал позывы. Он, конечно, служил в свое время в серьезной конторе, и даже дослужился до майорских погонов, но чисто на кабинетной работе. Мешанину, в которую превращается затылок в результате плотного контакта с пятнадцатикилограммовой кувалдой, Москалец наблюдал впервые.
Ростовцев лежал неподвижно – сам внутри клетушки, ноги наружу. Никаких конвульсивных движений, никаких судорожных подергиваний. Раз – и наповал. Пятно росло вокруг головы и казалось черным.
– Чистая работа, – сказал Пасечник. Голос у него был неприятный, словно его обладатель страдал не то носовыми полипами, не то хроническим насморком. Но оттенок гордости в словах ощущался. – Где ты комбезы спрятал, майор? Переоденемся, не откладывая.
Москалец ответил не сразу, несколько раз сглотнул слюну – содержимое желудка не оставляло попыток взглянуть на окружающий мир.
– Сейчас принесу… А послабее ты не мог? Поаккуратнее?
– Мог. А он бы оклемался. Начал бы орать и долбиться. Тебе это надо?
Москалец промолчал, сделал несколько шагов в сторону, согнулся… Губы Жоры скривились, но сказал он мягко, успокаивающе:
– Ладно, ладно, майор… Бывает по первости… Но ты не растерялся. Прямо роман отлил, завлекательный… И оборвал в нужный момент на самом интересном месте. На ходу небось сочинял?
Москалец тяжело дышал, вытирая с углов рта остатки рвоты.
– Ладно, тащи комбезы, – сказал Пасечник. – А я его чемодан из машины. Чтоб уж ни следочка.
Заделанная перегородка выглядела теперь единым целым. Только швы между кирпичами на месте бывшего лаза казались темнее, чем в остальной части стены, но скоро раствор высохнет и следов не останется.
Москалец помаленьку оправился – по мере того, как кирпич за кирпичом ложились в стенку, он так же укладывал в мозгу кирпичи-аргументы – и получалось, что все сделано правильно, что иного выхода не было.
…Объявившийся Андрей, вновь принявший руководство фирмой, означал для Москальца крах всего. Крах нескольких проектов, в которые были вложены все свободные средства фирмы и привлеченные кредиты от людей, не привыкших для взыскания долгов обращаться в Арбитраж.
Проекты были из тех, от которых исчезнувший генеральный отказывался бесповоротно и коротко, одной фразой: «Дурно пахнет!» Или: «На бандюков не работаю!» И все уговоры, все слова о грядущей выгоде были бесполезны. Едва Андрей уселся бы в кресло генерального директора, жить планам Москальца осталось бы недолго.
В принципе, такие проблемы решаются без особых хлопот. Можно даже было не обращаться к кредитовавшим Москальца структурам с воплем о помощи. Достаточно было сдать охотникам случайно вычисленный запасной аэродром Андрея. (В этом Москалец не соврал – действительно, еще зимой по старой привычке заинтересовался отлучками компаньона. Думал, пригодится. Тогда не пригодилось. Пригодилось сейчас.)
Кто были эти охотившиеся на Ростовцева люди, Москалец даже не пытался узнать, следуя мудрому правилу: меньше знаешь, дольше живешь. Но дали они понять однозначно: Андрей больше не жилец.
Москальца такой финал – мертвый компаньон – не устраивал. Абсолютно.
Тогда в права наследования – в том числе и на шестьдесят процентов «Строй-инвеста» – быстро вступала Лариса. А с ней у Москальца отношения в последнее время сложились напряженные. Она подозревала (и не без оснований), что предоставляемые ей цифры о доходах фирмы далеки от действительности. Дело дошло до открытых обвинений. И надеяться, что дамочка позволит выкупить по разумной цене свою долю акций, не приходилось.
Сложившееся положение было идеальным – когда еще исчезнувшего суд признает умершим… Ларисе к тому времени достался бы пустой орех. Печать, вывеска и солидный список долгов.
Нежданное появление Андрея смешало все карты. Он стал лишним в этом мире, сам не понимая того. Винтиком, для которого не осталось места во вновь собранной и работающей конструкции. Так что, если вдуматься, удар Пасечника лишь исправил непонятную случайность, вернул мертвеца в царство мертвых… Ничего, по большому счету, не произошло. Исчезнувший исчез снова. Теперь навсегда. Жизнь продолжается.