Лицо Марша приняло такое странное выражение, какого я перед тем у него не замечал.
— Не могу ручаться за твой вкус, Марселина, но клянусь тебе, она великолепна! Я вовсе не желаю нахваливать свой талант — искусство само создает себя, и этой вещи суждено было появиться на свет. Потерпи еще немного!
Следующие несколько дней я непонятно отчего пребывал во власти разнообразных дурных предчувствий, как если бы завершение картины предвещало ужасную катастрофу, а вовсе не счастливую развязку всей истории. И Дэнис что-то долго не писал, зато мой нью-йоркский агент сообщил мне, что он выехал за город по каким-то таинственным делам. Я мучительно размышлял над тем, чем же все это кончится. Что за странное сочетание действующих лиц: Марш, Марселина, Дэнис и я! И как сложатся наши дальнейшие отношения? Когда все эти опасения начинали слишком тревожить меня, я пытался списать все на свое старческое слабоумие, но такое объяснение никогда не удовлетворяло меня полностью.
Катастрофа разразилась во вторник, 26 августа. Как обычно, я встал рано и позавтракал в одиночестве. Я чувствовал себя не очень хорошо из-за болей в позвоночнике, которые сильно беспокоили меня в последнее время. Когда они становились невыносимыми, мне приходилось прибегать к наркотикам. Внизу никого не было, кроме слуг, но я слышал, как у меня над головой Марселина ходит в своей комнате. Марш, который имел обыкновение работать допоздна, спал в мансарде рядом со студией, и редко вставал раньше полудня. К десяти часам боли настолько одолели меня, что я принял двойную дозу лекарства и прилег на софе в гостиной. Последнее, что я слышал, были шаги Марселины наверху. Вот уж, поистине, бедное создание! Должно быть, она прохаживалась перед большим зеркалом и любовалась собой. Это было похоже на нее. Она была воплощенным тщеславием и упивалась своей красотой и теми маленькими удовольствиями, какие ей мог предоставить Дэнис.
Судя по золотистому отсвету на окнах и длинным теням на лужайке, я проспал почти до вечера. Вокруг не было ни души, и повсюду царил какой-то неестественный покой. Однако откуда-то снаружи до меня доносилось слабое завывание — прерывистое, дикое и в то же время непостижимым образом знакомое. Я никогда не верил в предчувствия, но в тот момент мне сразу же стало ужасно не по себе. Сны, что терзали меня в эти предсумеречные часы, своей кромешной безысходностью превосходили кошмары всех предыдущих недель — они казались связанными с некой мрачной и ужасающей реальностью. Все вокруг меня дышало смертью. Позднее я решил, что во время этого навеянного наркотиками сна какие-то отдельные звуки все же доходили до моего одурманенного сознания. Боль, однако, отпустила, и я без труда поднялся на ноги.
Очень скоро я заподозрил неладное. Марш с Марселиной могли уехать кататься, но кто-то же должен был готовить ужин на кухне. Однако, если не считать этого отдаленного воя или плача, кругом стояла полная тишина, и сколько я ни дергал шнур старинного звонка, никто не отозвался на мой зов. Потом, случайно подняв глаза к потолку, я увидел в том месте, где располагалась комната Марселины, расплывающееся ярко-красное пятно.
В одно мгновение позабыв о своей больной спине, я устремился наверх, попутно готовя себя к самому худшему. Все мыслимые предположения пронеслись у меня в голове, пока я ломился в покосившуюся от сырости дверь безмолвной комнаты, но ужаснее всего было жуткое ощущение свершившегося злодейства и его фатальной неизбежности. Я вдруг понял, что с самого начала знал о сгущавшемся вокруг меня безымянном ужасе, равно как и о том, что под моей крышей утвердилось какое-то глубинное, вселенское зло, воплощением которого мог стать лишь ужас да льющаяся кровь.
Дверь наконец подалась, и я вошел в просторную комнату, пребывающую в вечном полумраке из-за нависших над окнами веток старых деревьев. На мгновение я застыл, не в силах пошевелиться и лишь содрогнувшись от слабого зловония, немедленно ударившего мне в нос. Затем, включив свет и оглядевшись, я увидел распростертый на желто-голубом ковре безымянный кошмар.
Существо лежало лицом вниз в огромной луже загустевшей темной крови, а посередине его обнаженной спины отпечатался кровавый след человеческой ступни. Кровь была повсюду — на стенах, на мебели, на полу. От этого зрелища колени мои подогнулись — я кое-как доковылял до стула и обессиленно рухнул на сидение. Несомненно, это был человек, хотя понять, кто именно, сначала было нелегко, ибо одежды на нем не было, а большая часть волос была частью содрана, а частью срезана с головы. По коже цвета слоновой кости я предположил, что, скорее всего, это была Марселина.
Кровавый отпечаток ноги на спине делал всю картину еще более ужасной. Я не осмеливался представить себе, что за жуткая трагедия разыгралась здесь, пока я спал внизу. Я поднял руку, чтобы вытереть пот со лба, и увидел, что мои пальцы слиплись от крови. Я чуть было не свалился в обморок, но тут же сообразил, что испачкался о ручку двери, которую неведомый убийца, уходя, захлопнул за собой. Похоже, он прихватил и свое оружие, так как в комнате не было ничего пригодного для убийства.
На полу я разглядел отпечатки ног, совпадавшие по форме со следом на теле — они вели к двери. Другой кровавый след объяснить было труднее — это была широкая непрерывная полоса, как будто здесь проползла большая змея. Сначала я решил, что убийца что-то тащил за собой, но потом заметил еще кое-что. Отпечатки ног кое-где накладывались на след, и мне пришлось признать, что он уже был здесь, когда убийца уходил. Но что за ползучая тварь могла находится в этой комнате вместе с жертвой, а потом убраться из нее раньше убийцы, едва тот сделал свое черное дело? Не успел я задать себе этот вопрос, мне почудился новый всплеск отдаленного завывания.
Очнувшись наконец от своего временного паралича, я встал и пошел по следам. Кто убийца, я не мог себе представить, равно как и не мог понять, куда подевались все слуги. Я смутно догадывался, что нужно подняться в мансарду к Маршу, но прежде чем эта мысль четко оформилась у меня в голове, я обнаружил, что кровавый след ведет именно туда. Неужели убийцей был Марш? Не сошел ли он с ума, когда чудовищное напряжение работы и запутанность отношений с Дэнисом и Марселиной заставили его внезапно утратить власть над собой?
Наверху, в коридоре, след стал едва заметным, а отпечатки ног и вовсе исчезли, слившись с темным ковром. Но все же я достаточно четко различал непонятную полосу, оставленную существом, которое двигалось первым. Она вела прямиком к закрытой двери студии, исчезая под ней примерно посередине. Очевидно, оно перебралось через порог, когда дверь была распахнута.
С замирающим сердцем я взялся за ручку — дверь оказалась незапертой. Я остановился на пороге, пытаясь в меркнущем свете дня разглядеть, какой новый кошмар поджидает меня. На полу без движения лежал какой-то человек. Я потянулся к выключателю. Но когда зажегся свет, мой взор оторвался от пола и от того, что на нем лежало — а это был бедняга Марш — и с недоумением обратился к живому существу, съежившемуся в проеме двери, что вела в спальню Марша. Взъерошенное, с диким взором, покрытое с ног до головы засохшей кровью, оно держало в руке мачете, которое обычно висело на стене среди прочих украшавших студию диковинок. Но даже в эту страшную минуту я узнал того, кто, как я думал, находился за тысячи миль отсюда. Это был мой сын Дэнис, или, скорее, безумный обломок того, кто когда-то им был.
Мое появление, по-видимому, вернуло несчастному остатки рассудка — или, по крайней мере, памяти. Он выпрямился и затряс головой, будто стараясь освободиться от какого-то наваждения. Я не мог вымолвить ни слова, только шевелил губами, пытаясь обрести дар речи. Мои глаза на минуту вернулись туда, куда вел кровавый след — к распростертому перед плотно занавешенным мольбертом телу. Оно, казалось, было оплетено какими-то темными и волокнистыми кольцами. Я невольно вздрогнул, и это движение, очевидно, подействовало на затуманенный мозг моего мальчика, потому что он принялся бормотать что-то хриплым шепотом. Вскоре я смог разобрать смысл его слов.
— Я должен был уничтожить ее… Она была дьяволом — средоточием и главной жрицей всего существующего на свете зла… Адское отродье… Марш знал это и пытался предостеречь меня. Старина Фрэнк — я не убивал его, хотя и намеревался. Но потом до меня дошло. Я спустился вниз и убил ее, а потом эти проклятые волосы…
Я внимал ему с безмолвным ужасом. Дэнис задохнулся, помолчал немного и продолжал.
— Ты ничего не знал… Ее письма ко мне стали какими-то странными, и я понял, что она влюбилась в Марша. А потом она и вовсе перестала писать. Марш же вообще никогда не упоминал о ней. Я почувствовал, что дело не чисто, и решил вернуться и разобраться во всем на месте. Тебе говорить не стал — они бы по одному твоему виду догадались обо всем, а я хотел застать их врасплох. Я приехал сегодня около полудня на такси и отослал всех слуг. Оставил только рабочих на плантации — до их хижин далеко и они ничего не услышали бы. Маккейбу велел купить мне кое-что в Кейп-Жирардо и отдыхать до завтрашнего утра. Неграм дал старую машину, и Мэри отвезла их на выходной в Бенд-Виллидж. Я сказал им, что мы все вместе собираемся на пикник, и их помощь нам не нужна, а на ночь они могут остаться у кузена дядюшки Сципио, который содержит пансион для негров.
Бормотание Дэниса становилось все бессвязнее, и мне пришлось изрядно напрягать слух, чтобы различить каждое слово. Вдалеке снова послышался дикий вопль, но сейчас мне было не до него.
— Я увидел, что ты спишь, и постарался не разбудить тебя. Вместо этого я потихоньку поднялся наверх, чтобы застать Марша с… этой женщиной.
Дэнис упорно избегал называть Марселину по имени. Глаза его расширились при новом взрыве далекого плача, раньше лишь будившего во мне смутные ассоциации, а теперь вдруг показавшегося страшно знакомым.
— Ее не было у себя комнате, и я пошел в студию. За закрытой дверью слышались голоса. Я не стал стучать, а просто ворвался туда и увидел, как она позирует для картины. Она была голая, но эти чертовы волосы закрывали ее всю до пят. Она бросала на Марша нежные взгляды. Мольберт стоял боком к двери, и я не видел картины. Они были потрясены моим появлением — от неожиданности Марш даже выронил кисть. Я был разъярен до последней крайности и тут же заявил, что он должен показать мне портрет, но он, напротив, с каждой минутой становился спокойнее. Он сказал, что картина не совсем закончена, вот будет готова через день-два, тогда я и увижу ее. Она ее тоже еще не видела. Но меня это не устраивало. Я шагнул вперед, но он набросил на картину бархатный покров, прежде чем я смог что-либо разглядеть. Он готов был драться, чтобы не пустить меня к ней, но эта… эта… Она подошла и встала рядом со мной. Сказала, что нам надо посмотреть. Когда я попытался сдернуть покрывало, Фрэнк вышел из себя и ударил меня. Я не остался в долгу, и он, видимо, потерял сознание. А потом я и сам чуть не отключился от вопля, который издала эта… это существо. Пока мы разбирались с Маршем, она откинула покрывало и посмотрела на картину. Я обернулся и увидел, как она выскочила из комнаты, словно помешанная.