Надеюсь, эти имена самые обычные и внимания ко мне не привлекут.
Но это вопрос не очень актуальный. Сейчас главное как можно быстрее прийти в дееспособную форму. Я так увлёкся контролем за развитием тела, что чуть было не привлёк к себе совсем ненужного внимания. Дни проходили незаметно, я набирал вес в обоих телах. Сравнивать мне было не с кем и не с чем, но, вроде, я был полностью физически здоров. Никаких отклонений я не чувствовал ни в одном теле. Всё, на что я обращал внимание, — это то, насколько хорошо идёт развитие тела и старался учить язык, подслушивая родителей.
Я услышал, как мать с отцом стоят за дверью, но не придал этому огромного значения. Они часто заходили без всякой причины. Я проснулся, но лежал с закрытыми глазами.
— Встань возле кровати. Когда я включу свет, смотри внимательно! — прошептала мать.
— Ладно.
Интересно, что они задумали?
Отец зашёл и встал возле кровати. Сразу после этого включили свет. Я открыл глаза и посмотрел на отца. Подошла мать и достала бутылку с молоком. Я протянул руку в бутылке, показывая, что не против перекусить. Мать, вместо того чтобы дать мне бутылку, стала водить ей из стороны в сторону, потом убрала, потом показала снова. Я сначала принял манипуляции этой самки за игру, но её дальнейшие слова меня напрягли.
— Ты видишь, насколько синхронно они двигаются⁈ Глаза, руки. Я поднимаю бутылку, они поднимают правую руку абсолютно синхронно, опускаю — они тоже опускают, я показываю с другой стороны, они поднимают левую руку и тоже абсолютно синхронно. Так не бывает!
— Да, действительно необычно, — задумчиво ответил отец, — но я не думаю, что это что-то плохое. Просто они, возможно, вот такие похожие. Но реально очень необычно.
Вот паучье дерьмо! Я не должен отличаться от других хомо! А я расслабился! Я же должен показывать двух разных людей, а не одну личность в двух телах.
Я тут же стал шевелить ногами на одном теле и оставил их неподвижными в другом. Таким образом сбил эффект абсолютной синхронности.
Мама продолжила водить бутылкой, но я уже хотя и копировал свои движения, но делал это с разной амплитудой и скоростью.
— Ну, вот, больше я ничего такого не вижу.
— Ты редко за ними долго смотришь. А я, бывало, за час не могла отличий в движениях найти. Абсолютно одинаково действуют! Что сейчас они сбились, это, скорее, редкость. Обычно они вот совсем синхронные.
— Ладно, посмотрим ещё, но в любом случае не думаю, что это что-то плохое, — отец впечатлился, но не сильно.
Надо всё-таки быть осторожнее. Если я буду более тщательно смотреть за своим поведением, то больше не привлеку ненужное внимание. После этого дня я внимательно следил за тем, чтобы выглядеть как два отдельных независимо управляемых организма. Это было не сложно, когда ты грудной ребёнок, но на будущее надо тренироваться. Больше я совсем синхронных движений не допускал, и вскоре мать уже забыла об этом феномене.
Очень много информации об окружающем мире мне дало общение мамы с другими мамочками, которые выгуливали и выкатывали в колясках своих детишек в нашем дворе. Я узнал, в каком возрасте надо начинать говорить, когда надо начинать ходить, когда надо самому идти на горшок, когда надо сказать первое слово, и так далее. Это позволило мне не показывать свои сильно завышенные по сравнению с обычным ребёнком возможности, а демонстрировать хоть и быстрое, но в пределах нормы развитие.
Через восемь месяцев я начал ходить, в ожидаемые сроки порадовал маму словом «мама», сказанным Славиком, а папу словом «папа», сказанным Димоном. Я теперь уже не совершал ошибок и вёл себя очень осторожно, не допуская синхронности и всячески показывая, что оба моих тела — это два разных индивидуума. Я рос и осваивал окружающий мир. Смотрел на мир двумя парами глаз, слушал четырьмя ушами, переваривал пищу двумя желудками. Мать нас любила, отец тоже, друг друга они тоже любили. По местным меркам не такое уж частое явление, когда всё в семье настолько хорошо. Мне было не трудно быть хорошими сыновьями, уж что такое трудиться на семью, я знал очень хорошо. Я не знал, как сложатся у меня в целом отношения с этой хомо-цивилизацией, но конкретно эти люди мне нравились. Да и цивилизация эта ни моей расе, ни моей семье ничего плохого не сделала, так как находилась в искусственной изоляции, так что я не чувствовал себя врагом этим людям. Ещё выявился очень интересный факт — здесь вообще не знали о бестелесной форме существования, что очень странно. Подавляющее большинство людей так или иначе верило, что сознание — это функция тела и его часть. Оно зарождается вместе с телом и умирает вместе с ним. У нашей расы формикадо совсем не редкое явление, когда в теле оказывается существо с практически полной амнезией, но здесь, можно сказать, абсолютно все страдали полной потерей памяти, и при этом верили, что они родились вместе с телом. Странное место. Не удивлён, что другие хомо за ними наблюдают. Мне вот интересно, а как они эмоциональные стрессы улаживают, если считают, что ничего кроме тела нет? Химическими веществами? Бред. Не может же быть, что на любую фобию, депрессию или неоптимальное душевное состояние они реагируют химией. Хотя… только на этой планете такое и возможно. В общем, странностей тут хватает.
В детском саду я начал общаться с другими хомо в маленьких телах. Очевидно, что большинство из них страдали тяжёлой амнезией и ничего не помнили, что вместе с шоком, вызванным весьма болезненным входом в новое тело, делало их теми ещё психами и невротиками, но, поскольку тела у большинства были в порядке, они развивались и восстанавливались достаточно неплохо. Я тоже играл роль невротика, иногда в меру расстраивался из-за не купленных мне игрушек, немного подрался с мальчишками в своей группе. И даже был ими повержен. А чего бы и не быть; трое на двоих — расклад не в мою пользу. Вот только с самками у меня не получалось найти общий язык. Взрослых я уважал, и это было вполне привычное чувство. А с ровесницами я не знал, как себя вести. В моей семье формикадо Беты, или самки, всегда были чем-то, настолько высокостоящим, что я очень долго не мог себя заставить относиться к девочкам — маленьким самкам, — как к равным. И даже когда я это делал, я всё равно делал это через силу. Они были странные. Чем-то отличались от самцов. Найти с ними общий язык было трудно. Я и не искал. Другие малыши-мальчики часто тоже придерживались такой позиции.
Я развивался, как обычные дети, и всё было бы хорошо, если бы не один момент, который меня беспокоил. Я не знал, как дела у принца. Мы настолько спешили, что не оговорили, как будем искать друг друга. В принципе, найти принца было достаточно просто, я знал день и место его рождения, но как ребёнок, я не мог использовать эти данные для дальнейшего расследования. Поэтому оставалось надеяться, что у него всё в порядке.
В возрасте шести лет родители отправили меня в школу. Поскольку родился я в конце августа, то это тоже было абсолютно нормально. На первое сентября я двумя писклявыми детскими голосами выпросил у родителей дешёвенький смартфон, чтобы быть на связи и не теряться. Даже не один на двоих, а каждому. Поскольку отец у меня был владельцем небольшой айти компании, а изначально вообще программистом, то в силу, как он сам говорил, профдеформации не имел никаких комплексов на тему снабдить детей гаджетом. Плюс аргумент, что так безопаснее, сыграл весомую роль. С некоторых пор папа стал намного более серьёзно относиться к безопасности. До моего начала школьной жизни произошло несколько событий, которые этому весьма способствовали.
Началось всё с переезда. Мать после декрета решила не выходить на работу, а осталась домохозяйкой, так как проблем с деньгами в семье не было. Отец прекрасно зарабатывал, стабильно получая заказы из Америки и Европы. Я к своему удовольствию узнал, что мне повезло оказаться в семье с хорошим достатком. За пару месяцев до начала школы мы сняли большую квартиру в благоустроенном жилом комплексе в районе Северное Бутово, а до этого жили в Южном, или, как отец его ласково называл, Юбутово. Место мне понравилось. Красивая территория, рядом турники, брусья и прочие детские полосы препятствий. Территория огорожена. В общем, всё отлично. Кроме соседа.
На нашей лестничной площадке жил сорокавосьмилетний пенсионер. Крепкий самец, который судя по отличной спортивной форме не забрасывал тренировки. Во время переезда, когда грузчики заносили вещи, он подошёл знакомиться. Представился Николаем Сергеевичем, бывшим сотрудником. Сотрудником чего, было не понятно, но общался этот самец надменно и после третьего комплимента в адрес красоты моей матери вызывал стойкую антипатию у всей нашей семьи. Он сообщил, что живёт один и пригласил нас в гости. Причём смотрел в этот момент только на мать. Отец напрягся, но обострять не стал. Ездил этот Николай то на Порше Панамера, то на Кайене, что означало, что он совсем не простой бывший сотрудник совсем не простых служб. Эти выводы отец сделал после непродолжительных наблюдений за соседом. Со мной этот индивидуум вёл себя так, будто меня нет, на мои вежливые «здравствуйте» отвечал, только когда мама была рядом, а так не замечал. Ну, бывают особи неприятные, но если они в чужую жизнь не лезут, то и ладно. Носят они в себе мешок с кислотой — пусть носят, главное, чтобы других ею не поливал.
А этот тип всё-таки решил влезть в нашу жизнь.
Он очень быстро сообразил, что отца часто нет дома, а красивая соседка сидит одна с двумя близнецами. Стал подлавливать её на площадке, когда она выходила по делам или возвращалась. Ему-то что? Сидит дома, никто его работать не заставляет.
Мать пожаловалась отцу, что Николай слишком навязчиво и слишком часто с ней пересекается. Отец пошёл и поговорил с соседом, как он думал по-хорошему. Просто зашёл и попросил его не общаться с его женой, так как ей это неприятно. Я был в курсе, так как не отправился гулять, как озвучил родителям, а спустился на этаж вниз и, когда отец пошёл общаться, поднялся и стал подслушивать. Николай сказал, что без проблем, что ничего такого у него на уме не было, но я даже через этаж понял, что он врёт. Отец не понял, а может не подал виду, а я же со всей очевидностью осознал, что у моей новой семьи проблемы.