Луи Эно родился в городе Изиньи (провинция Кальвадос), окончил факультет права и филологии университета города Кана (столицы Кальвадоса и Нижней Нормандии), защитил дипломную работу об Эсхиле, переехал в Париж и начал карьеру журналиста в газете «Chronique de Paris», где публиковались его «полные тепла и жизни»[3] отчеты о ежегодных художественных выставках — салонах 1852 и 1853 годов. Эти работы сразу же снискали ему заслуженный успех. Затем Ипполит де Вильмессан приглашает его к сотрудничеству в своей новой еженедельной газете «Le Figaro». Эно публикует портреты современников — его слог деликатен, тонок, почти женственен[4]. Он пишет о разных странах: один из номеров «Le Figaro» под названием «Восток» был полностью написан им одним. Он добивается успеха благодаря своему обаянию и остроумию, читательницы становятся его поклонницами, а вслед за ними и их мужья[5]. Одаренный необыкновенной энергией, он легко справлялся с любой работой; он говорил на одиннадцати языках (французы до сих пор читают «Хижину дяди Тома» и «Страдания юного Вертера» в его переводах); он вращался в обществе художников и писателей, был завсегдатаем светских гостиных. Параллельно с работой в «Le Figaro» Луи Эно сотрудничал с иллюстрированными журналами «La vie à la campagne» (Франция), «L’Illustration» и «Le Nord» (Бельгия), газетами «Le Constitutionnel» (Франция) и «La Gazette de France» (Франция). Он очаровал императрицу Евгению, а Наполеон III, прочитав его статьи о Константинополе и средиземноморских островах, не только пожелал познакомиться с писателем, но и наградил его крестом ордена Почетного легиона.
Обладая прекрасной памятью, Эно изобрел собственный метод изучения иностранного языка: он составил словарь из четырехсот слов и выражений, необходимых каждому человеку, оказавшемуся в чужой стране, и, собираясь в очередное путешествие, в течение недели заучивал их. В дороге он пополнял свой словарный запас, а находясь в стране, совершенствовал произношение.
Щеголеватый, изящный, подчеркнуто вежливый — таким его описывают современники. Сохранилось несколько портретов Эно — художники любили рисовать этого красивого мужчину с пышной копной вьющихся волос, ухоженной бородкой, лихо закрученными усами, тонкими чертами и серьезными, вдумчивыми глазами.
«Эно можно было бы упрекнуть, — заключает Ипполит Вильмессан, — только в том, что он слишком много времени отдает публицистике. Если бы он не писал для всех газет, которые обращаются к нему за содействием, а научился выдавать свою прозу маленькими порциями, то, вне всякого сомнения, поднялся бы в литературе на место еще более высокое, чем то, которое он занимает и которое, несмотря ни на что, является весьма завидным»[6].
Заключив договор с издательством на подготовку французского варианта книги «Лондон: паломничество», Эно быстро справился с поставленной задачей, но то, что вышло из-под его пера, нельзя назвать ни переводом, ни пересказом. Опираясь на книгу Джерролда, Эно пишет текст, сопровождающий иллюстрации Доре, для французов, причем для французов обеспеченных, поскольку с самого начала предполагалось, что парижское издание будет дорогим[7]. Он меняет структуру и уплотняет текст: теперь в ней восемнадцать глав и короткий эпилог. С согласия Доре он соответственно упорядочивает и иллюстрации, сократив их число до 174 (в основном за счет виньеток), но упомянув одну из них («Темза-батюшка») в первой главе книги.
Вместе с языком поменялись и стиль, и тональность текста, и название книги: «Лондон: паломничество» превратилось просто в «Лондон»[8]. И если книгу Джерролда можно назвать репортажем о жизни Лондона, то книга Эно — это путевые заметки, жанр, которым французский писатель владел в совершенстве. Джерролд погружается в жизнь Лондона со всеми ее проблемами, а Эно почти все время сохраняет позицию стороннего наблюдателя и изучает столицу Соединенного Королевства как иностранец, или, говоря языком современным, как турист: порой он сравнивает Лондон с Парижем, порой с другими столицами, денежные суммы, как правило, переводит во франки и, очень методично описывая все лондонские достопримечательности, добавляет пояснения, которых не было в английском издании. Он восхищается тем, чем можно восхищаться, и ужасается тому, что вызывает ужас и возмущение, но рассказывает обо всем лаконично и просто, иногда даже наивно, а в целом очень благожелательно. Он как бы следует за Джерролдом и Доре, но смотрит на Лондон все-таки своими глазами и видит то, на что англичанин в силу привычки не обращает внимания. Некоторые фрагменты его книги напоминают настоящий путеводитель по музеям и соборам (главы «Храмы», «Дворцы», «Музеи и собрания»), некоторые — живые рассказы о нравах лондонцев (главы «Лошади», «Жокей», «Дерби», «Сезон») или даже репортажи с места событий (рассказ о вступлении в должность лорд-мэра, об открытии музея Бетнал-Грин в главе «Музеи и собрания», глава «Лодочные гонки»).
Луи Эно признается: «В ходе этого смелого предприятия мы не раз ощущали, что задача превосходит наши возможности, и теперь, несмотря на приложенные усилия и старание, мы лучше кого бы то ни было понимаем, до какой степени несовершенно это сочинение. Впрочем, мы с самого начала сознавали, что оно будет неполным. Нельзя одной книгой объять необъятное, как нельзя ковшом вычерпать море». Не стоит воспринимать его слова как кокетство: к семидесятым годам девятнадцатого столетия Лондон действительно поражал своими масштабами и размахом — с начала века его население выросло от одного до пяти миллионов человек, и каждые восемь минут один человек умирал, и каждые пять минут рождался один ребенок. В городе насчитывалось сорок тысяч торговцев фруктами и рыбой, сто тысяч бездомных, в нем проживало больше ирландцев, чем в Дублине, и больше католиков, чем в Риме. Здесь было двадцать тысяч пабов на пятьсот тысяч мест и полмиллиона жилых домов. В Лондоне работала целая армия клерков и бухгалтеров, и, как писал Джерролд, «лондонских стариков, сирот, хромых и слепцов хватит, чтобы населить город обычных размеров». Конечно, осветить все стороны жизни такого города в одной книге было невозможно. И потому вслед за писателями XVIII и XIX веков, которые посвящали британской столице свои труды, о ней продолжают писать и в наши дни[9]. И многие авторы включают в свои книги по истории Лондона те или иные иллюстрации Доре как бесценные и неоспоримые свидетельства гениального очевидца.
В итоге у Эно получился текст, который, не слишком задевая самолюбие соседей, отвечал интересам его соотечественников и в достаточно полной мере комментировал иллюстрации Доре. В силу этого книга Эно была благосклонно встречена критикой и при этом чудесным образом не устарела: современные читатели могут как почерпнуть из его работы вполне актуальные сведения, поскольку многое в Лондоне сохранилось до наших дней, так и сравнить Лондон викторианский с Лондоном XXI века. К тому же им дана удивительная привилегия: читая увлекательную книгу, рассматривая потрясающие гравюры, они видят Лондон начала 1870-х годов с расстояния в сто сорок лет и потому имеют возможность не только окунуться в бурную и разнообразную жизнь огромного викторианского города, но и оценить прогнозы Джерролда, Эно и Доре.
Что ж, в главном они оказались правы: не прошло и ста лет, как Британская империя распалась и, пережив немало трудностей, утратила власть и над всеми своими заморскими территориями, и над большей частью Ирландии, но Англия и Лондон стоят и простоят еще много веков, в частности и потому, что, несмотря на проблемы, присущие всем развитым странам и крупным городам, обладают, как говорится в эпилоге к этой книге, «главными качествами, которые обеспечивают народу долгую жизнь: здравомыслием во всем, рассудительностью и практицизмом, любовью к прошлому и привязанностью к традициям в сочетании со стремлением к развитию; уважением прав и законов и тем благочестивым чувством сострадания… которое не позволяет остаться в стороне от чужой беды и заставляет при виде зла немедленно стремиться к его искоренению», а также верой в Бога, которая защищает и сохраняет все лучшее, что есть в душе страны.
Такими увидели английский народ авторы этой необычной книги. Возможно, в чем-то они его приукрасили, в чем-то ему польстили, но бережного отношения к традициям отрицать нельзя: так же как и полтора века назад, каждое утро гарцуют по Гайд-парку наездники, ежегодно проводятся скачки в Дерби и лодочные состязания между студентами Оксфорда и Кембриджа, каждый вечер проходит церемония закрытия Тауэра, даются спектакли в Ковент-Гардене и концерты в Альберт-Холле, скверы на площадях остаются доступны только для жителей соседних домов, а питейные заведения не испытывают недостатка в посетителях. Пивоварни варят пиво, и его развозят по местным пабам на тех самых огромных лошадях, которые с таким восхищением описаны в главе «Пивоварни». Кипит работа в доках, бурлит деловая жизнь в Сити, улицы запружены транспортом, город разрастается и по-прежнему привлекает толпы туристов и говорящих на плохом английском эмигрантов.
Лондон
Благодаря частым и продолжительным поездкам в Лондон нам удалось погрузиться в жизнь столицы Соединенного Королевства. Снова и снова изучая многоликий и переменчивый ее характер, мы постигли его противоречивость и проникли в его тайны. И, несмотря на это, сомнения и нерешительность овладели нами, когда, взяв в руки перо, дабы написать первую страницу книги под названием «Лондон», мы осознали величие и сложность задачи. Удручающе очевидной стала невозможность охватить всё и вся, а вслед за ней родилась уверенность в том, что картина получится неполной. Да, мы многое повидали, но можно ли ручаться,