Эту фразу я понял, потому что она также была выгравирована на маленькой пластиковой плашке, прикрепленной к передней стенке кэба и сразу же бросавшейся в глаза. Если вы сидите лицом к водителю, эта плашка — прямо на уровне ваших глаз, чуть выше прозрачной стеклянной переборки, отделяющей пассажирский салон от кабины водителя.
Sit well back and relax! He «He высовывайте рук из окон такси!», и не «Не отвлекайте водителя!», и не «Не стойте на передней площадке!», и не «Вовремя оплачивайте проезд!», и не «Комсомольско-молодежный экипаж», а простое Sit well back and relax!
Ия — сэр! — еду один в роскошном черном кэбе по залитому солнцем Лондону.
И ко мне в такси не пытаются подсадить попутчиков, потому что кэбов с лихвой хватает на всех, а к стоянке все время подъезжают все новые и новые. И водители не толпятся перед выходом из зала прилета и не бросают полушепотом «такси, такси, дешевое такси…», опасаясь бог знает кого — милиции, фининспектора, мафии, друг друга.
И я не должен ни с кем вести унизительную — и для меня, и для водителя! — торговлю о цене, потому что есть счетчик, а счетчик — это закон! А если в этой стране есть закон, значит, решив мой первый — практический! — вопрос, я догадываюсь, как мне начать решать мой второй вопрос — экзистенциальный…
…Мы ехали чуть больше получаса, но эти полчаса, и тихо тикающий механический счетчик, и надпись в кэбе — Sit well back and relax! — во многом определили мое отношение к этой стране. Смешно, но именно там, в этом черном кэбе, я понял, что в этой стране играют по правилам и что сейчас самое время начать выдавливать из себя по капле советский образ мышления, переходить на «английские» рельсы…
…Прошло больше тридцати пяти лет, а я отчетливо помню, что счетчик показал тогда семь с половиной фунтов. И такое на меня нашло благодушие, что я уже было собрался отдать водителю десятку — чуть меньше половины всего моего состояния. («Сдачи не надо!») Но он — святая душа! — видя, с кем имеет дело, взял только семь с полтиной. («Англия, сэр!») Тут взыграло мое самолюбие! («Да, Англия, черт побери, а в Англии принято давать чаевые таксистам. Я знаю, что такова традиция. Теперь я вынужден настоять, СЭР!») Таксист уступил — взял еще один фунт и, тепло попрощавшись, уехал.
Была середина рабочего дня. Моих друзей, разумеется, дома не было, что давало возможность спокойно осмотреться и проанализировать ситуацию. Пинта молока, оставленная молочником у порога и мирно дожидавшаяся прихода моих друзей с работы, говорила мне об образе жизни этой страны гораздо больше, чем сотни толстых путеводителей. Я начинал входить во вкус.
И хотя в моей личной казне оставалось на все про все восемнадцать с половиной фунтов, и хотя я знал, что на эти деньги, если не будет новых доходов, предстояло прожить всю оставшуюся жизнь, перспектива стать британцем казалась мне весьма и весьма привлекательной…
…Прошло более тридцати пяти лет. За плечами — любимая работа во Всемирной службе «Би-би-си» и масса интереснейших проектов на радио и телевидении: первый — и единственный — прямой эфир с премьер-министром Маргарет Тэтчер для слушателей в Советском Союзе; первое в истории прямое вещание Русской службы «Би-би-си» с территории Советского Союза (Киев, 1990); организация постоянной сетевой трансляции передач «Би-би-си» в Москве, Петербурге, Ташкенте, Баку, Кишиневе, Бишкеке, Тбилиси, Алматы и в странах Балтии.
Великобритания дала мне уникальную возможность почти тридцать лет делать то, что люблю, умею и знаю. Но, когда пришла пора уступить дорогу молодому поколению (а система построена так, что ты «не можешь отказаться от предложения», которое тебе делают!), я подумал: а что бы еще такое натворить напоследок, чтобы вновь почувствовать себя как тогда, когда я впервые вышел из зала прилетов в Хитроу и сел в лондонский кэб?
И придумал: мы привезем черный лондонский кэб в Москву. Но это будет не просто кэб: мы переоборудуем его внутри под передвижную радиостудию и оттуда через спутник сможем вести прямое вещание из любой точки бывшего Советского Союза. И счетчик оставим. Для украшения…
О трудностях, которые пришлось преодолеть, работая над этим проектом, как-нибудь в другой раз. Достаточно сказать, что, познакомившись с российскими таможенниками, я полюбил гаишников… Но в конечном счете черный кэб — передвижная студия — приехал в Москву.
В качестве первой «пробной» передачи я и водитель-оператор решили проехать от Павелецкого вокзала до Красной площади. Я сел на заднее сиденье, кэб тронулся, оператор включил мой микрофон, и через несколько секунд я услышал в наушниках по обратной связи голос знакомого дежурного инженера из центральной аппаратной в Лондоне. Я без труда узнал его по «кокни» — ставшему столь близким мне акценту восточного Лондона. Перед тем как перевести линию в студию, он попросил меня произнести несколько слов, чтобы выстроить технический уровень сигнала. И здесь для меня круг замкнулся: я просто ровным голосом прочитал слова, выгравированные на черной пластиковой плашке, что была прикреплена к передней стенке кэба на заводе-изготовителе в Ковентри: Sit well back and relax!
Анна Силюнас. Игры света
«А мы куда поедем?» — спрашиваю я водителя, садясь на заднее сиденье глянцево-синего «роллс-ройса», поджидавшего меня в лондонском аэропорту Гатвик. «В Хайгейт», — отвечает Вадим. «Гугл» быстро приходит мне на помощь, и оказывается, что Хайгейт — это прекрасный, зеленый и чрезвычайно дорогой район на севере Лондона, который заслуженно славится своими парками, тишиной и тра-ля-ля. «Список известных людей, живших в Хайгейте, может растянуться на несколько страниц: Иегуди Менухин, Стинг, Джордж Майкл и многие другие. Однако в последние годы здесь все больше любят селиться богатые бизнесмены со всего мира, члены королевских династий и олигархи». Вот и замечательно. Теперь к этому списку прибавилось имя звезды постперестроечного советского кино Натальи Петровой, в свое время громко дебютировавшей в фильме «Любовь» Валерия Тодоровского вместе с юным Женей Мироновым. Ей пророчили сногсшибательную карьеру, но Наташа очень быстро подалась в режиссуру, а почти сразу после выхода на экраны своего первого самостоятельного фильма «Дорога» пропала. Вообще, если попытаться начертить на бумаге линию жизни Наташи Петровой, она будет напоминать электрокардиограмму пациента с ярко выраженной тахикардией.
Счастливое детство, внезапный развод родителей, инсульт мамы и полный паралич бабушки, интернат для детей, страдающих сердечно-сосудистыми заболеваниями, переезд в Москву, актерское училище, рождение первого ребенка — дочери Полины, фильм «Любовь», уход в режиссуру, «Дорога», развод. Потом были встреча с известным меценатом и олигархом Бронштейном, ставшим впоследствии ее вторым мужем, Любовь и Дорога — уже не как названия фильмов, а как состояние души и жизненная константа; рождение двух сыновей — Саши и Марка; внезапно обрушившийся на нее диагноз «рассеянный склероз»; борьба, рождение сценария нового фильма, съемки которого начнутся этим летом… Такова вкратце история хозяйки дома в Хайгейте, куда и везет меня пробивающийся сквозь дождь и туман «роллс-ройс». Дорога неблизкая, а из-за ремонтных работ на трассе — и того дольше. Есть время подумать.
Пару лет назад мы встретились с Наташей в Нью-Йорке, куда она приехала для консультации с каким-то суперспециалистом по изучению рассеянного склероза. Это было уже после сеансов страшных, схожих с химиотерапией вливаний, после которых ее возили на кресле-каталке. Мы сидели в просторном номере Four Seasons, рассматривали фотографии ее прекрасных детей с такими же лучистыми, как у мамы, глазами. За окнами шумел вечерний Нью-Йорк, а на снимках помимо детей мелькали яркие пейзажи Лазурного Берега и смеющееся, загорелое лицо Наташи в обнимку с мужем. Невольно я спрашивала себя: может, вся эта история про болезнь — неправда?
«Когда мне озвучили диагноз, я, конечно, плакала очень, но больше — честное слово даю! — ни-ни. Я человек верующий, вот и подумала, что это очередное испытание». У нее вообще в жизни все так, через испытание. «Мне иногда кажется, что за мной кто-то сверху наблюдает: мол, а как ты из этой ситуации выкрутишься? Я тогда решила, что НЕ принимаю болезнь. Просто сказала себе, что это НЕ МОЯ история. Сложный был период для всей семьи. Я даже больше ощущала серьезность происходящего не по собственному самочувствию, а по лицам родных мне людей».
После этого мы встречались еще несколько раз: она уже вся горела идеей съемок нового фильма. Про болезнь мы почти не говорили. Помню только, как она мне позвонила после поездки в Иерусалим, где пять часов провела у Гроба Господня. Сказала, что врач, смотревший повторные снимки, кричал, что «такого не бывает». Из двадцати семи рубцов в тканях головного мозга осталось только пять.
Плавно сворачивая с основной дороги, «роллс-ройс» упирается в низкие массивные деревянные ворота; дом, возникающий в конце мягко освещенной аллеи, мерцает в ночи. Поначалу кажущийся небольшим, при ближайшем знакомстве он удивляет своим простором, четкостью и одновременно мягкостью линий, тщательно продуманным архитектурным пространством и огромным количеством света, наполняющим его как снаружи, так и изнутри. Кажется, что он просто излучает тепло: сливочно-карамельные тона мраморных полов, переходящие в терракотовый, пронизанный коричневато-бежевыми прожилками танзанский оникс ванных комнат, кремово-молочные деревянные панели стен, шкафов и дверей, стулья ар-деко с высокими белыми спинками, светлые диваны и кресла с уютно прижившейся здесь пушистой шкурой… Даже созданный по Наташиным эскизам, прозрачный, поддерживающий огромный телевизор обнаженный человек — и тот пронизан светом, как и стоящая недалеко от главного входа его такая же прозрачнонагая подруга.
Над архитектурным проектом работал Юрий Андреев, про которого Наташа говорит, что «это не просто талантливый архитектор, он еще и замечательный человек!». Но в какой-то момент Юрию закрыли въезд в Англию, потому что великие британцы, наверное, решили, что нечего приглашать пришлых архитекторов, когда своих хватает (это моя вольная версия десятилетнего запрета на въезд Андреева в страну), и дом полностью перешел в Наташины руки. К каждому своему жилищу Петрова относится чрезвычайно серьезно и говорит, что главное для нее — не страна проживания, а Дом и все в нем происходящее. «Наверное, в прошлой жизни я была страшным вором-подрядчиком, и за это меня наказали», — полушутя-полусерьезно говорит Наташа. Вот и «отрабатывает» она на всех этих непрекращающихся стройках и ремонтах. «Знаешь, что я сделала, когда переехала в снятую в Москве — на полгода! — первую мою комнату? Полы отциклевала. И позвала однокурсников, чтобы обои помогли поклеить. Я же в душе всегда была режиссером, а не актрисой, — а значит, должна была руководить процессом». Она и на съемках «Любви» так часто спорила при всей съемочной группе с режиссером картины Валерием Тодоровским, что однажды он сказал ей: «Раз ты так хорошо все знаешь, почему бы тебе самой не пойти и не встать за камеру?» Что она через пару лет и сделала. Позвонила своей приятельнице — режиссеру Тине Баркалая, попросила учебники по режиссуре и… помощи. «У меня через пару недель экзамены, как ты думаешь, я успею подготовиться?» Тина говорит, что, зная Наташу, даже не удивилась. И Петрова успела. Блестяще сдала экзамены, поступила на курс Митты.