«Почти отчаялся уже и смирился со скорой смертью, – подумал я. – И это неплохо, легче будет заставить его дать мне искреннюю клятву верности».
– Он тебе точно поможет, как помог мне. Я же тебе рассказывал, что умирал от крайней стадии туберкулёза. Посмотри на меня – я умираю?
Врач перевёл взгляд с Ганса на меня, потом вновь посмотрел на него, и опять вернулся к рассматриванию меня.
– Хорошо, проходите, – наконец, сказал он и отступил назад, приглашая войти в коридор. – Дверь за собой закройте.
Угощать нас чем-то и как-то растягивать разговор перед процедурой осмотра он не стал. Сразу предложил перейти к делу. Уже через десять минут я почти точно знал, с чем придётся иметь дело. Во время магической диагностики я почувствовал жизнь внутри умирающего и сумел рассмотреть ауру животного, которое свило себе гнездо в правом боку врача.
– Шарлатанство, – процедил он сквозь зубы и со злостью спросил. – Ну, что ты мне скажешь, унтерменш?
– Для начала я советую тебе не грубить тому, в чьих руках находится твоя жизнь, – ответил я ему и пристально взглянул ему в глаза. Моего взгляда он не выдержал и быстро отвёл свой в сторону. – Обращайся ко мне по имени – Киррлис, или как это делает Ганс – герр знахарь или герр доктор. Теперь по поводу того, что я тебе скажу. В твоей печени живёт паразит, скорее всего, это червь размером в пять твоих ростов. Живёт уже давно, несколько лет точно. И он бы дал тебе ещё несколько лет жизни, если бы не смена климата, частые нервные переживания, недосыпания и употребления алкоголя с плохой пищей. Сейчас же тебе осталось жить несколько дней.
Тот вздрогнул, словно после пощёчины.
– Как?!. А-а, впрочем, неважно, – пробормотал он. – Чёртова Африка и её дьявольская вода, в которой даже после кипячения живут паразиты, – он вздохнул, посмотрел на меня исподлобья и спросил. – Что вы хотите от меня, герр знахарь?
В последних словах у него проскочил сарказм, на который я решил не обращать внимания.
– Вы станете работать на меня. Для этого дадите клятву на крови, – ответил я.
– Расписаться кровью? Будто душу дьяволу продаю, – скривился он, затем повернул голову в сторону штабсинтенданта. – Ганс, ты свою продал?
– Душа при мне, Адольф. Что же до работы с господином Киррлисом, то я ничуть не жалею об этом.
– Работа… вот как сейчас называется предательство своей Родины.
– Я не предавал Германию и не предаю! Я её спасаю! – повысил голос мой «кровник». – Наша страна проиграла эту войну, в которую нас втянули английские евреи. Они же сунули во власть своего ставленника – этого еврея Шикльгрубера, жалкого ефрейтора и ещё более жалкого художника! И я, как и многие настоящие сыны третьего рейха делаем всё, чтобы страна не стала той клоакой, в которую превратилась Германия после Версальского договора. Если ты видишь в этом предательство, то пусть, мне плевать! Можешь подохнуть со своей ложной гордостью и не увидеть, как великое государство, давшее миру множество учёных, музыкантов, учителей и военных окончательно будет разорвано на куски и перестанет существовать. Или встать на мою сторону и если понадобится, то умереть. Но сделать это с чувством, что принял участие в спасении Германии!
«Как же здесь не любят евреев. Интересно, есть за что или это просто точка сосредоточения мировой ненависти человечества, которому просто необходимо куда-то сбрасывать свою злость? – подумал я, слушая эмоциональную речь штабсинтенданта. – А Ганс-то, оказывается, тот ещё патриот и даже сумел найти оправдание своему служению мне».
– Как спасение Германии связано с присягой этому человеку? – доктор указал на меня.
– Если такие, как герр знахарь сражаются против нас, то не будет нашей победы, не будет счастья у немецкого народа, когда не вернутся домой лучшие сыновья Рейха, прольётся слишком много крови и слёз, – уже намного спокойнее произнёс Ганс. – У нашей армии нет ничего и никого, кто бы сумел что-то противопоставить ему. Если бы он не был против войны, то наша армия давно бы умирала от страшных болезней. Некому было бы держать винтовки в руках. Уж поверьте, я знаю, о чём говорю и хорошо представляю возможности господина Киррлиса.
– Ты убивал немецких солдат? – хмуро спросил меня Адольф.
– Да. И буду убивать дальше, пока они не покинут чужую землю, – спокойно ответил я.
– Проклятье, – едва слышно буркнул доктор.
– Добавлю ещё, что для вашего спасения придётся убить одного из ваших соотечественников. Выбора особого нет – или он, или вы, – всё тем же спокойным тоном продолжил я и решил добавить чуть-чуть пафоса и мрачности в равных долях. – В книге Мёртвых уже вписана свежая душа, твоя, доктор! – перешёл я на «ты» с немцем. – Нужна другая, чтобы её заменить.
– Мне нужно подумать, – не поднимая на меня глаз, тихо произнёс Адольф.
– Адольф!..
– Оставь его, Ганс, – остановил я своего спутника, потом обратился к доктору. – Я дам тебе времени до завтрашнего вечера. После пяти будь здесь и жди меня. Если тебя здесь не будет или ты не откроешь дверь, то посчитаю это за отрицательный ответ. Напомню, что жить тебе осталось всего несколько дней, и только я могу отвести от тебя смерть. До завтра.
Уже на улице Ганс сказал мне:
– Зря не дали мне додавить его, герр знахарь. Я бы сумел его уговорить принять ваше предложение. А сейчас как бы он не совершил какую-нибудь глупость.
– Не совершит, – успокоил я его. – Пожалуй, раз с одним пациентом не вышло, то можно посетить другого.
– Поздно уже, комендантский час начал действовать.
– Мне это никак не помешает передвигаться по городу.
– Я к тому, герр знахарь, что придётся пешком идти. Так как все возницы уже разъехались по домам, – уточнил он.
– Дойдём, ходить на свежем воздухе полезно.
Немец ничего не сказал в ответ, но всем своим видом показал, что эти прогулки на морозе полезны кому угодно, но только не ему.
Следующий больной был из комендантских служащих – помощник военного коменданта по каким-то делам. Сейчас он отлёживался дома из-за обострения болезни. Он, как и недавно Ганс, часто плевался кровью с гноем и испытывал сильные боли в груди и трудности с дыханием. Но болел не туберкулёзом или чахоткой, как называли эту болячку простые люди. Диагноз – множество мелких опухолей и гной в правом лёгком, которое уже почти не работало. Избавить своими силами его от болезни я не мог, требовался ритуал жертвоприношения или огромный запас маны, чтобы перевести её в жизненную энергию. Стоит ещё сказать, что «комендач» был зол на командование и фюрера, которое вместо лечения направило его служить, мол, ты же патриот. В итоге всё вышло с точностью до наоборот: вместо патриотизма с каждым днём, который усиливал мучения, в душе у Клоса Фишера зарождалась ненависть. Дело дошло до откровенных злых высказываний им в адрес страны и правительства. К счастью, он только-только перешёл к этой вехе и ещё не успел разрушить свою карьеру и авторитет. За моё предложение сделать его здоровым, он ухватился, как хватается утопающий за соломинку. Поклясться кровью, при этом искренне желая служить? Ха, да легко! После того, как я применил к нему несколько средних лечений, и это заметно улучшило его здоровье, он поклялся мне в верности. Магия подтвердила его искренность. Осталось только провести ритуал, чтобы полностью вылечить немца. Но этим я займусь завтра, заодно и начальника госпиталя избавлю от огромного червя, проевшего печень.
Так я получил уже двух вассалов, верность которых в этом мире невозможно перекупить или разорвать связь вассал-сюзерен. А после согласия доктора у меня будут трое. Если ещё и оставшаяся парочка кандидатов не подведёт, то получу уже пятерых. Целых пять агентов в стане врага, пять обладателей немаленьких должностей, чьи возможности однажды сильно мне пригодятся!
Покинув квартиру Фишера, я попрощался на сегодня со штабсинтендантом и отправился с Иваном домой к Тишину. У него нас дожидались все мои помощники.
Глава 3
Часовых на двух вышках я усыпил, также поступил и с дежурной сменой в дощатой караулке. Пулемётчикам на вышке придётся туго, скорее всего, они больше не проснутся, уснув на таком морозе.
А больше охраны рядом с лагерем военнопленных не было. Можно было бы легко и просто вывести людей из него, но вставал вопрос – а что делать дальше? Истощённые, ослабленные люди без тёплой одежды должны пройти около ста километров (по прямой меньше, но где мы, и где короткая прямая? Разве что, на карте!) по морозу и снегу. Да, у многих шансов выжить в концлагере больше, чем в побеге. Тем более, что с подачи Тишина пленных подкармливают местные бабы. Часть продуктов забирают охранники, выбирая самые лакомые передачи, а те же сухари, мелкий варёный картофель и подобное им снисходительно разрешают отдать мужчинам за колючей проволокой. Жили военнопленные в землянках и норах, которые выкопали себе по осени. Алексей мне рассказывал, что часто они же становились могилами, когда обрушивались, или их заливало водой. В таких случаях у ослабленных людей не хватало сил выбраться наружу. С наступлением заморозков ситуация в этом плане улучшилась, но теперь несчастных убивал холод.
– Кулебякина надо найти, – сказал мне Тишин, когда наш небольшой обоз вполз на территорию лагеря сквозь ворота из жердей, обмотанных колючей проволокой. – Он здесь старший. Всё решает, помогает, распределяет еду и общается с немцами из охраны. У него землянка в центре где-то.
Сани с грузом оставили рядом с воротами, а сами направились дальше. Дважды мы прошли мимо мёртвых тел в одном грязном и дранном исподнем. Вещи с них, скорее всего, сняли после смерти их товарищи, чтобы самим выжить в холодных норах.
– Им будет мало тех тряпок, что мы привезли, – тихо заметил Прохор. – Хорошо бы ватников побольше найти. Киррлис, а ты можешь своим заклинанием ко… зараза, забыл.
– Копирования? Нет, не смогу наделать столько ватников или иных вещей, – отрицательно мотнул я головой. – Один-два ещё можно, но и тогда сил уйдёт уйма.