ь душит потратить гору трофеев на несколько килограммов этого сверхценного материала, чтобы потом его превратить в примитивные амулеты. Но если я всё же решусь, то амулеты из этого металла сами восстанавливали бы и заряд маны, и заклинание, которое со временем развеивается, если бы было наложено на другие материалы.
Закончив работу с амулетами и установив их в нужных точках, я занялся тем, чего ждали от меня помощники – перерождением тех в волшебных существ. Обрадовав Бориса новостью, что уже сегодня он сможет получить, хе-хе, бурую или серую шубку, я ушёл к себе в комнату, чтобы час отдохнуть перед тем, как устроиться на троне. Но не успел я снять верхнюю одежду, как в дверь кто-то постучал.
– Паша? Ты чего? – удивился я, увидев на пороге Струкова, потом догадался. – А-а, понял, ты созрел, наконец-то.
– Так точно, – кивнул он, ответив по старорежимному военному (кое в чём меня уже просветили). – Только я не хочу ни медведем быть, ни волком. После полёта на немецком самолёте я понял, что на земле жизни мне нет, одна тоска. Меня туда тянет, в небо, – он вздохнул и поднял взгляд к потолку.
Непроизвольно посмотрев туда же за ним, я озадаченно поинтересовался:
– А я как могу тебе помочь?
Тут пришла очередь парня удивляться.
– То есть? Киррлис, ты говорил, что в башне три варианта оборотней: медведь, волк и сокол.
– Демоны! – я провёл ладонью себе по лицу. – Совсем вылетело из головы, Паша.
– Ты бы отдохнул, тогда бы и голова стала лучше работать и память тоже.
– Кто бы за меня ещё мою работу сделал, – поморщился я, понимая справедливость слов собеседника и одновременно зная, что даже один день, проведённый в лени, может сыграть трагичную роль в моих планах.
– Я бы отдохнул на твоём месте. Да и огляделся по сторонам со свежей головой, – странно сказал он и подмигнул. – Вдруг, какую-нибудь влюблённую в себя девушку увидел бы.
– Паш, заканчивай загадками говорить. Какие влюблённые девушки? Откуда? Или ты про Машу?
Тот закатил глаза под лоб.
– Да она на меня даже не смотрит. Ты что-то путаешь, – продолжил я. – И вообще, ты тему не меняй, чтобы окончательно мой разум не запутать. Пришёл сказать, что хочешь стать оборотнем-соколом?
– Да, – опять повторил он. – Можно?
– Нужно. С Борисом подходи к башне, я ему сказал, когда. И… ну, сам знаешь риски. Извини, но если что пойдёт не так, то ты умрёшь. Сам или от моей руки.
– Я знаю и готов рискнуть, – твёрдо произнёс он.
Перерождение моих помощников в Очаге прошло без неприятных моментов. Чуть-чуть волновался за Пашу, который присягнул мне только сегодня перед тем, как войти в башню. Вышел он настолько изменившимся, что узнать его оказалось сложно. В первую очередь тут свою роль сыграли удлинившиеся волосы и короткая аккуратная бородка с усами. Уши у парня не просто приобрели заострённые кончики, но заметно вытянулись вверх и выглядывали из причёски. Ярко-зелёные глаза, казалось, светились. Фигура стала более сухой и гибкой. Из одежды на нём были: светло-зелёная рубашка со стоячим воротником, украшенная золотой и голубой вышивкой; штаны такого же цвета, как и рубашка; сапожки с вздёрнутыми носками коричневого цвета с зелёными и золотыми вставками; большой плащ до середины голенищ с глубоким с капюшоном и пёстрого цвета из мелких коричневых, зелёных, жёлтых и голубых пятен разного размера. Головного убора Павел не получил, у него имелся лишь шнурок, стягивающий волосы, со вставленным за него большим соколиным пером.
«Ну, натуральный эльфийский полукровка! Причём, человеческой крови в нём меньше», – промелькнула у меня в голове мысль, затем я дал успокаивающий знак Прохору, который, как и всегда, стоял с немецким автоматом с серебряными пулями на границе действия амулета, который не выпускал оборотней дальше порога башни.
– Ну, слава те хосподи, – с облегчением пробормотал он, завёл затвор в прорезь и повесил оружие на плечо. – Паша, ходь сюды, что замер?
Струков вздрогнул и закрутил головой по сторонам. Для него, находящегося в зоне действия специального амулета, голос беролака прозвучала невнятно и с неопределённой стороны. И только после этого я деактивировал амулет.
– Лорд, – немедленно рухнул на одно колено он.
– Всё в порядке, Паш. Ритуал прошёл отлично, – сказал я. – Обращайся ко мне по-старому, если хочешь. Да и мне так проще. А то никак не привыкну к своему лордству.
Паша поднялся на ноги и вдруг в одно мгновение обернулся птицей. Соколом. Его вторая форма была в полтора раза крупнее, чем у обычного представителя данных пернатых. Потоптавшись несколько секунд, сокол издал резкий крик и взлетел. Очень быстро он набрал высоту и превратился в крошечную точку в голубом небе.
– Экий он прыткий, – с осуждением покачал головой Прохор. – Даже разрешения не спросил, перед обчеством не показался, не проставился.
– Оставь его, Прохор. У него другой характер теперь, небесный. Он и думать теперь будет иначе.
– Да я смотрю, что и внешне он изменился крупно. Эдакий прямо князь с лубочных картинок. Слухай, Киррлис, а сбить фашистов он может? А то нервов уже никаких нет на эти их летающие тарахтелки. Всё кружат и кружат, да ещё так близко от лагеря.
Собеседник подразумевал немецкий самолёт-разведчик, круживший прямо сейчас над лесом недалеко от нас. И, что интересно, совсем рядом с посадочной полосой, куда опускались бомбардировщики несколько дней назад. Я могу только догадываться, как немцы сумели так точно вычислить это место. Скорее всего, неподалёку находился какой-то отряд разведчиков, ищущий нашу базу (а немцы не прекращают поиски с момента, как я устроил показательную казнь их людей в Витебске). И они сначала заметили сигнальные ракеты, а потом наблюдали за посадкой «юнкерсов» и «хейнкелей». При наличии хорошей оптики, карты с компасом и умению работать с ними, можно с огромной точностью определить примерные координаты посадочной полосы. Тут я сам совершил ошибку, когда приказал варгам патрулировать лес в районе километра от полосы. Нужно было расширить радиус. Ну, да чего уж теперь локти кусать.
– Нет, вряд ли, – отрицательно помотал я головой. – Павел почти ничем от обычной птицы не отличается. Чуть быстрее, сильнее, крупнее и выносливее обычного сокола, и только. Против самолёта из металла он ничего не сделает, скорее сам может погибнуть, если враги его обстреляют из пулемётов. Амулетами пользоваться в звериной форме он не может, сам знаешь по себе.
– Экая жалость, – с досадой крякнул беролак.
Не став дожидаться Струкова, я ушёл к себе, где опять засел за амулеты. А уже поздним вечером, когда феечки натаскали к дубу гору металла с самолётов, занял место на троне и принялся трансфигурировать те ингредиенты и строительные материалы, в которых нуждался для усиления Очага. В первую очередь я заставил проклюнуться пять новых пищевых древ. Мне теперь кучу людей кормить, так что, продукты нужны больше, чем оружие и новые бойцы. Потом поставил в очередь древо трансфигурации, чтобы получать ингредиенты быстрее и больше. Чем Очаг становился крупнее, тем в более значительном количестве золота, самоцветов и прочих стройматериалов он нуждался. Да и перерождения людей в волшебные создания забирают немало средств.
На следующее утро, стоило мне показаться на крыльце, как ко мне подошёл Струков с донельзя смущённым видом.
– Лорд, простите меня за вчерашнюю выходку, – сказал он. – Готов понести любое наказание.
– В этот раз прощаю, принимаю во внимание твоё состояние после обращения.
– Благодарю, лорд, я больше не подведу, – просиял парень.
– Что-то ещё? Говори, я же вижу, что у тебя ещё остались вопросы.
– Да, лорд. Разрешите мне до родных слетать. Я быстро! Уже завтра днём буду здесь, – торопливо произнёс он и с мольбой посмотрел на меня. – А ещё ребята просили письма занести их семьям, чтобы те за них не переживали. Ну, кому будет по пути мне.
– Далеко?
– В Невдубрстрой, это рядом с Ленинградом.
– Ленинградом? – повторил я.
– Да. Немцы хвастаются, что окружили его и вот-вот захватят. А рядом мои родители живут, на Неве, можно сказать.
«Или уже не живут», – подумал я, а вслух продолжил: – Хорошо, ты можешь лететь, но я запрещаю тебе встревать в бои, нападать на немцев, сообщать о себе и показываться кому-то кроме родичей. И мстить, в случае чего, за них тоже. Сам понимаешь, сейчас война идёт, а немцы не жалеют гражданское население. С ними могло случиться всё, что угодно.
Тот молча кивнул, стиснув кулаки. Но не от злости на меня, а от эмоций и душевной боли за семью. Как-то помочь им он не может, по крайней мере, существенно. Даже передать продуктов способен чуть-чуть, так как в отличие от волколаков и беролаков он не способен обратиться с большим грузом. Это те даже с пулемётом и запасом патронов могут перекинуться. С трудом, но могут. А сокол нет.
Уже через час он превратился в птицу, взлетел и спустя минуту исчез в небе. С собой он взял около килограмма золота в монетах, чтобы передать родным, столько же мыла, которое ценится в это время практически так же, как и жёлтый металл, около трёх килограммов вяленого мяса. Мог и чуть-чуть больше, но тогда бы существенно снизилась скорость полёта, ведь ещё и писем взял толстую стопку. Если у него всё получится, то кинет в почтовые ящики нужных адресатов.
Вернулся он только через трое суток и с таким видом, про который можно сказать: краше в гроб кладут. Ран и травм не было, но за три дня парень стал ещё более худым, осунулся, в светлых волосах появились седые волосы, а аура светилась отчаянием и страшной сердечной болью.
– Я их не нашёл, никаких следов. Дома нет… да что дом – вся улица разрушена! В посёлке нет никого, кроме немцев, которые там устроили оборонительный рубеж: везде окопы, блиндажи, позиции для пушек и миномётов, пулемётные точки. Ленинград в плотном кольце, – рассказал он вечером, когда Маша его накормила и отпоила чаем пополам с трофейным коньяком. – Я в Ленинград полетел, там в нескольких местах написал на стенах послание родителям. Потом ждал сутки, смотрел, перелетал от одного письма к другому, но всё… но никто не ответил, – он тяжело вздохнул. – Закинул три письма в ящике на почте дальней родне, может, они знают что-то. Ваши письма я принёс назад, извините, не смог, – он виновато посмотрел на товарищей, сидевших за общим столом.