— Ты меня не пугаешь, — ответил Кит, задаваясь вопросом, был ли этот парень настоящим. В глазах Джейса был блеск, когда он говорил о запугивании, он мог говорить об этом несерьезно, но было трудно понять. — Я хочу побыть один.
— Думаю, довольно рассказов, — произнес Джейс. Он подошел к Киту и похлопал его по спине. — Я и Клэри будем здесь столько, сколько тебе понадобится.
Из-за хлопка один из кинжалов выпал из его кармана. Он упал между ними, подмигивая с гранитного пола, словно обвиняя.
— Точно, — произнес Джейс. — То есть ты воруешь оружие.
Кит, знавший бессмысленность явного отрицания, ничего не сказал.
— Ладно, слушай, я знаю, что твой отец был мошенником, но теперь ты Сумеречный Охотник и… подожди, что у тебя в куртке? — потребовал Джейс. Он выполнил какое-то сложное движение со своим левым сапогом, и в воздух взмыл кинжал. Он искусно поймал его, рубины в рукояти расточали свет. — Сними её.
Кит молча снял с себя свою куртку и бросил на стол. Джейс перевернул её и открыл внутренний карман. Они оба молча уставились на блеск лезвия и драгоценные камни.
— Итак, — произнёс Джейс. — Ты планируешь сбежать, я правильно понял?
— Почему я должен оставаться? — Кит взорвался. Он знал, что не должен был, но он ничего не мог поделать — было слишком много всего: потеря отца, его ненависть к Институту, самодовольство Нефилимов, их требования принять фамилию, о которой он не заботился и не хотел заботиться. — Я не принадлежу этому месту. Вы можете рассказать мне все что угодно о моём имени, но для меня это ничего не значит. Я сын Джонни Рука. Я тренировался всю жизнь, чтобы быть таким как мой отец, а не таким как ты. Я не нуждаюсь в вас. Мне не нужен никто. Все, что мне нужно, — немного денег, и я смогу организовать собственную палатку на Сумеречном Рынке.
Золотые глаза Джейса сузились, и впервые Кит увидел под высокомерным, саркастическим фасадом проблеск понимания.
— И что будешь продавать? Твой отец продавал информацию. Ему потребовались годы и много тёмной магии, чтобы обрести эти связи. Ты хочешь продать свою душу, чтобы потом наскребать на жизнь на краях Нижнего Мира? А что насчёт убийства твоего отца? Ты видел, как он умер, не так ли?
— Демоны…
— Да, но кто-то их послал. Хранитель может быть мёртв, но это не значит, что тебя никто не ищет. Тебе пятнадцать лет. Ты можешь думать, что хочешь умереть, но поверь мне — ты не хочешь.
Кит сглотнул. Он пытался представить себя, стоящего за прилавком палатки Сумеречного Рынка, последние несколько дней. И правда в том, что он всегда чувствовал себя в безопасности на Рынке из-за отца. Потому что люди боялись Джонни Рука. Что случится с ним там без защиты отца?
— Но я не Сумеречный Охотник, — сказал Кит. Он оглядел комнату с миллионом оружия, грудой адамаса, снаряжения, бронежилетов и оружейных поясов. Это смешно. Он не ниндзя. — Я даже не знаю, с чего начать, чтобы стать им.
— Дай ещё одну неделю, — произнёс Джейс. — Ещё одну неделю здесь, в Институте. Дай себе шанс. Эмма рассказала мне, как ты отбивался от тех демонов, которые убили твоего отца. Только Сумеречный Охотник делает так.
Кит едва помнил о борьбе с демонами в доме его отца, но знал, что сражался. Его тело было в тисках, и он дрался, и ему даже каким-то странным, скрытым образом понравилось.
— Это то, кем ты являешься, — сказал Джейс. — Ты Сумеречный Охотник. Ты наполовину ангел. В твоих жилах течёт ангельская кровь. Ты Эрондейл. Что, кстати, означает, что ты не только часть потрясающе симпатичной семьи, но и часть семьи, которая владеет большим количеством ценного имущества, в том числе Лондонским особняком и поместьем в Идрисе, на долю которых ты, наверное, имеешь право. Ну, знаешь, если тебе интересно.
Кит посмотрел на кольцо на левой руке Джейса. Оно серебряное, крупное и выглядело старинным. И ценным.
— Я слушаю.
— Всё, о чем я говорю, дай ещё неделю. В конце концов, все, — Джейс усмехнулся, — Эрондейлы не могут устоять перед вызовом.
* * *
— Демон Теутида? — спросил Джулиан в телефон, нахмурив брови. — По сути это кальмар, верно?
Ответ прозвучал невнятно: Эмма могла распознать голос Тая, но не слова.
— Да, мы на пирсе, — Джулиан пошёл дальше. — Мы ещё ничего не видели, мы только приехали. Жаль, что здесь нет постоянных парковочных мест для Сумеречных Охотников…
Её разум лишь на половину был сосредоточен на голосе Джулиана, Эмма осмотрелась. Солнце только село. Она всегда любила пирс Санта-Моники, ещё с тех пор как она была маленькой девочкой, и родители привели её сюда, чтобы поиграть в аэрохоккей и покататься на старомодных качелях. Она любила нездоровую пищу — гамбургеры и молочные коктейли, жареные моллюски и гигантские леденцы — и Пасифик-парк, парк развлечений в самом конце пирса с видом на Тихий океан.
Примитивные вкладывали миллионы долларов на реконструкцию пирса в туристическую достопримечательность на протяжении многих лет. Пасифик-парк был полон новых, блестящих аттракционов, тележки с пончиками убрали и заменили на мороженое и блюда из омара. Но доски под ногами Эммы были всё такими же потрёпанными и годами испытанными солнцем и солью. В воздухе все ещё пахло сахаром и водорослями. Карусели все ещё сыпали свою механическую музыку в воздух. Там до сих пор были игра с броском монет, где ты можешь выиграть гигантскую плюшевую панду. И под пирсом всё ещё были места, где бесцельно собирались примитивные, а иногда и для более коварных целей.
В этом суть Сумеречных Охотников, думала Эмма, взглянув на массивное Колесо Обозрения, украшенное блестящими светодиодными фонарями. Примитивные стремились попасть на конец пирса, за ограду; она могла видеть тёмно-синее море, которое становилось белым в месте, где разбивались волны. Сумеречные Охотники видели красоту в вещах, сделанных Примитивными — огни Колеса Обозрения отражались в океане так ярко, что казалось, будто кто-то запускает фейерверк под водой: красный, синий, зелёный, фиолетовый и золотой, но они видели темноту, опасность и гниль.
— Что-то не так? — спросил Джулиан. Он положил телефон в карман своей экипировочной куртки. Ветер — на пирсе всегда был ветер, который непрерывно дул с океана и пах солью и далёкими местами — волнами поднял его каштановые волосы, заставляя их поцеловать его щёки и виски.
«Тёмные мысли», — хотела сказать Эмма. Однако она не могла. Когда-то Джулиан был человеком, которому она могла рассказать всё. Теперь он был единственным, кому она не могла ничего сказать.
В ответ она избегала его взгляд.
— Где Марк и Кристина?
— Вон там, — указал он. — Бросают кольца.
Эмма проследила за его взглядом на ярко окрашенный стенд, где люди соревновались, чтобы увидеть, кто сможет бросить пластиковое кольцо и надеть его на шею одной из дюжины бутылок, выстроенных в ряд. Она старалась не чувствовать своего превосходства, ведь, очевидно, Примитивные находили это чем-то сложным.
Брат Джулиана, Марк, держал в руке три пластиковых кольца. Кристина, завязав тёмные волосы в аккуратный пучок, стояла рядом с ним, ела карамельный попкорн и смеялась. Марк бросил кольца: все три сразу. Они полетели в разные стороны и приземлились на шею бутылки.
Джулиан вздохнул.
— Совсем не привлекает внимания.
Смесь возгласов и шума недоверия послышалась с места, где примитивные бросали кольца. К счастью, их было не так много, и Марк смог забрать свой приз — что-то в полиэтиленовом пакете — и удрать с минимумом шумихи.
Вместе с Кристиной он отправился обратно к ним. Кончики его заостренных ушей выглядывали из-за прядей светлых волос, но он был зачарован так, что примитивные этого не видели. Марк был наполовину фейри, и кровь жителя Нижнего Мира показала себя в изящности его черт, кончиках ушей и угловатости глаз и скул.
— Так это демон-кальмар? — спросила Эмма, в основном чтобы просто что-то сказать, заполнить тишину между ней и Джулианом. В эти дни между ней и Джулианом было много тишины. Прошло только две недели с тех пор, как всё изменилось, но она чувствовала разницу глубоко в костях. Она ощущала его отдаленность, хотя он никогда ничего не проявлял, был скрупулёзно вежлив и добр с тех пор, как она сказала ему о ней с Марком.
— Судя по всему, — ответил Джулиан. Марк и Кристина ступили в пределы слышимости; Кристина доедала свой карамельный попкорн и грустно смотрела в мешочек, как будто надеясь, что там появится ещё. Эмма понимала. Марк, тем временем, смотрел на свой приз. — Он поднимается вверх по склону от пристани и хватает людей — в основном детей, которые склоняются через край и делают снимки ночи. Хотя он становится храбрее. Судя по всему, кто-то заметил его внутри игровой площадки возле настольного хоккея… это что, золотая рыбка?
Марк поднял свой полиэтиленовый пакет. Внутри него по кругу плавала небольшая оранжевая рыбка.
— Это самый лучший патруль, который у нас когда-либо был, — сказал он. — Я никогда не выигрывал рыбу.
Эмма про себя вздохнула. Марк провёл последние несколько лет своей жизни с Дикой Охотой — самыми анархическими и одичавшими из всех фейри. Они скакали по небу на всяких зачарованных существах — мотоциклах, лошадях, оленях, крупных рычащих псах — и прочищали поля сражения, забирая ценные вещи с тел погибших и отдавая их в виде дани Дворам фейри.
Он довольно быстро привыкал к возвращению к жизни со своей семьёй Сумеречных Охотников, но всё ещё бывали времена, когда повседневная жизнь изумляла его. Вот и сейчас парень заметил, что все смотрят на него, приподняв брови. С беспокойством на лице, Марк неуверенно положил руку Эмме на плечо, другой рукой протягивая пакет.
— Я выиграл для вас рыбу, прекрасная моя, — сказав это, он поцеловал девушку в щеку.
Это был милый поцелуй: нежный и мягкий. Марк пах так, как и всегда: как морозный уличный воздух и растущая зелень. И не было ничего странного в том, подумала Эмма, что он предположил, что все выглядели встревоженно, потому что ожидали, что он отдаст ей свой приз. В конце концов, она его девушка.