– Это фоморы! – ахнул Файтви.
С этими словами он упал и крепко заснул. Нэнквисс, завидев врага, занялся своей боевой раскраской. Когда фоморы были уже в десятке шагов, Нэнквисс как раз успел развести сок ягод до нужного цвета, а Файтви-ап-Родри спал как убитый, поэтому один только Рори схватился за свой меч и приготовился защищаться.
Следующие четверть часа Рори, обливаясь потом, в одиночку отбивался от фоморов. И нету саги с описанием этой схватки, ибо настолько яростными и блистательными были атаки Рори, и настолько опасным и быстрым – сверкание его меча, что никакой язык и ничьё перо не в состоянии грамотно описать его боевые приёмы, за исключением удара с разворота в три четверти ногой в зубы. В тот день Рори раз и навсегда доказал, что воины Финна Мак Кумалла умеют быстро поворачиваться не только когда ухлёстывают за девушками.
Тем временем Нэнквисс во всём следовал обычаю. Он покрыл своё лицо красной краской и затем провёл поверх неё белые полосы, стоя на одной ноге и обернувшись лицом к востоку. Потом он подумал и добавил чёрные крапинки.
– Ну, скоро ты там? – окликнул его Рори, улучив мгновенье и тяжело переводя дыхание.
– Сейчас, сейчас, – спокойно сказал Нэнквисс, обводя чёрной краской глаза, затем втыкая в волосы орлиное перо и укрепляя его, чтобы получше сидело. После этого он не спеша расправил бахрому по всей одежде, сверху донизу. А потом он взял томагавк и раскидал всех не сходя с места, так что когда Файтви проснулся, кругом было так чисто, словно метлой подмели.
И всё бы ничего, но, на беду, Файтви попался на глаза единственный фомор, который не успел унести ноги и корчился в отдалении на земле с обломком меча Рори в ране.
– А это ещё что такое? – спросил Файтви у своих спутников, с трудом переводивших дух после сражения.
– Сейчас добьём, – пообещал Рори и направился к фомору, поигрывая мечом с обломанным концом клинка и загадочно улыбаясь.
У фоморов, как известно, только один глаз, на лбу, и в этом глазу при виде Рори отразилось сожаление о том, что он, фомор, всё-таки как-нибудь не уполз.
– Отойди, не видишь, – он тебя боится? – раздражённо сказал Файтви, усаживаясь на корточки возле фомора.
– И правильно делает, – сказал Рори, несколько сбитый с толку.
– Фоморы – это же совсем маленький народ. Вымирающий. Может быть, эти даже последние. Ты хоть понимаешь, что обломал свой меч об одного из последних фоморов, а, Рори? – скорбно спросил Файтви.
– Какая мне разница, об кого, если факт, что он теперь обломан? – пожал плечами Рори.
Файтви сплюнул и некоторое время молчал, прощупывая пальцами участок вокруг раны. Фомор жалко моргал своим единственным глазом, уставившись на Файтви, но терпел.
– Пора исчезать отсюда, – торопил Рори. – А то они сейчас вернутся и ещё не так нам насажают. Слышь, Файтви? – он потряс Файтви за плечо. – Хорошенького понемножку. Я тебе потом ещё парочку поймаю.
– Так, – сказал Файтви.
– Вот что, Нэнквисс, ты не смывай свою краску! – заметил Рори, видя, что Нэнквисс собирается уже сполоснуть лицо. – А то, если что, будешь её потом опять три часа размазывать!
Тем временем Файтви уже развязывал свою сумку.
– Как сказал Гиппократ, жизнь коротка, учёба много дольше, случай мимолётен, эксперимент рискован, судить трудно, – сказал Файтви, закатывая рукава.
– Ты что это собираешься делать? – с подозрением спросил Рори.
– Извлекать обломок меча, конечно, – не задумываясь отвечал Файтви, прокаливая на огне свои медицинские инструменты.
– Да ладно, – польщённо сказал Рори. – Оставь. Обойдусь я без этого обломка. Мне любой кузнец и так перекуёт. Э, – тут только до него начал доходить смысл сказанного. – Ты станешь с ним возиться? Да если мы останемся здесь хоть три минуты, мы покойники!
Но Файтви и ухом не вёл.
– Твой Гиппократ, – сказал Рори в приступе отчаяния, – уже давно улепётывал бы отсюда сломя голову. Если бы он хоть раз в жизни издалека увидел фомора, у него бы его клятва поперёк горла застряла!..
– Подай-ка мне вон тот флакон, – сосредоточенно сказал Файтви и принялся за дело, не выказывая ни малейшей спешки.
– Н* тебе твой обломок меча, – сказал он наконец, подавая Рори зажатый в щипцах кусочек металла. – И чтобы в этом фоморе я его больше не видел!
И он начал зашивать разрез, приговаривая что-то утешительное для фомора.
– Ну что? – с гордостью сказал он, кончив накладывать шов. – Как? Это операция очень высокого класса. Узнай кто-нибудь, что я сумел провести её в таких условиях, и у меня от пациентов отбою не будет.
– Он хочет сказать, – пояснил Рори, – что если они сейчас вернутся с подмогой, нам от них будет уже не отбиться. И это верно, как никогда.
– Меня-то беспокоит другое, – сказал Файтви, с сожалением оглядываясь кругом. – Я вот всё думаю: а вдруг вы ещё кому-нибудь из них что-нибудь повредили?..
Рори так и взвыл.
– Ладно, ладно. Вот теперь я готов бежать, – сказал Файтви, вытирая ланцет о штанину.
– Теперь ты полезешь на дерево, быстро-быстро, – сказал Нэнквисс, подавая Файтви его сумку, – потому что бежать уже некуда.
Действительно, едва они все трое успели забраться на ближайший дуб, фоморы в большом количестве заполонили всю поляну, так что теперь в самом деле только и оставалось, что пересидеть на дереве. Тогда они устроились повыше, в развилках ветвей, и повели мирный разговор.
– Как это тебя угораздило вляпаться в это дерьмо? – спросил Рори у Файтви.
– Где? – обеспокоенно спросил Файтви, оглядывая себя.
– Я имею в виду, как это ты заделался врачом? – пояснил Рори, свешиваясь и глядя вниз на фоморов, снующих по поляне и принюхивающихся.
И поскольку любимцы Файтви рыскали по поляне ещё добрых полчаса, то, чтобы как-то скоротать время, валлиец и в самом деле рассказал, как это вышло, раскачиваясь вместе с веткой, на которой сидел.
Файтви-ап-Родри пришёл поступать в школу в Кармартене, ибо он хотел учиться там, только там и больше нигде. Но прежде чем он протолкался через городской рынок, чтобы позвонить в замысловатый медный колокольчик у дверей школы, которые обычно выходили куда им вздумается и в тот день как раз выходили на рыночную площадь, ему случилось трижды задержаться на этом пути. Первый раз, когда на него налетел горшечник со своей тележкой с криком: «Куда прёшь? Глаза, что ль, дома оставил?», на что Файтви рассеянно отвечал с сильным северным акцентом: «Спасибо, и вам того же, ваша милость». Второй раз он остановился на минутку возле астролога, который за умеренную плату предсказывал какую хочешь судьбу. Бегло оглядев Файтви с ног до головы и подбрасывая на ладони монетку, астролог, особо не чинясь, предсказал, что Файтви суждено стать могущественным друидом. В третий же раз Файтви углядел какие-то ножки в чулочках и повёл за ними глазами, да, на свою беду, ещё и поднял взгляд. После этого не надо было и астролога, чтобы предсказать его судьбу. Файтви ухнул в этот омут немедленно, с головой, и дальше болезнь его протекала в самой острой форме. Пока Гвен, дочь аптекаря, сновала между лотками туда и сюда, Файтви держался в двух шагах и отчаянно размышлял, с чего начать разговор. Он прикинул, что у него есть ровно пять минут на то, чтобы покорить её сердце, всего пять минут и не больше, потому что больше её мамаша никак не проторчит возле вон того лотка с овощами. Файтви успел уже бросить взгляд на эти овощи и убедился, что они все как есть несвежие, и стоит только мамаше протолкаться к лотку сквозь толпу, как она мигом почует тухлятину и повернёт назад.
– У нас в Гвинедде, – начал Файтви ненавязчиво, стряхивая, по совету Овидия, с юбки Гвен невидимую пылинку, – бывает всякое. Но чтобы я даже не знал имени девушки, которую приглашаю в кабачок, такое со мной впервые.
– А наглости тебе не занимать, – восхищённо сказала Гвен.
И оставшиеся четыре минуты Файтви нёс такое, что Овидий просто спрятался бы куда-нибудь от смущения и оттуда подавал бы ему знаки заканчивать.
Следующие три дня Файтви то и дело появлялся в аптеке, жалуясь на разные недомогания: его донимала то головная боль, то зубная, то кашель, то колики. За углом он исправно сливал в водосток все купленные снадобья и, весело насвистывая, разворачивал записочку, которую, под видом правил приёма лекарства, черкнула ему Гвен. На четвёртый день, когда они с Гвен обмывали поступление Файтви в школу Мерлина в кабачке «Красный дракон», Файтви был уже совершенно здоров.
– Всё-таки моё призвание – медицина, – говорил он между третьим и четвёртым танцем, радостно поглядывая на Гвен. – Никакой магии. Сушёные жабы, толчёные гадюки, беганье ночью в раздетом виде по полям – это всё не моё.
– Но друиды знают будущее наперёд! – возражала Гвен. – Говорят такими словами, каких простой человек и нарочно не придумает. Выбирают королей, проклинают кого им вздумается, напускают чёрный туман…
– Да ладно, людей не обморочишь, – сказал Файтви. – Тумана напускать они сколько угодно могут, а вот жениться-то друидам нельзя, и всякий это знает, – усмехнулся он, позванивая кружкой о баклажку и трогая Гвен за коленку.
Так Файтви-ап-Родри отказался от пути друида.
Ловушка для снов
Денёк начинался так славно, что Рори как истинный ирландец сразу же уверенно предсказал, что произойдёт куча неприятностей. Однако даже он не предполагал такого ужасного несчастья, какое случилось.
Пока они безмятежно закусывали чем попало у вчерашнего костерка, всё было хорошо. Пока Файтви и Рори завязывали свои башмаки, а Нэнквисс вытряхивал песок из мокасин перед долгой дорогой, всё было неплохо. Рори, деликатная душа, старался даже не упоминать Фланна Мак Фиаха, чтобы не напомнить Файтви о Гвен. Долго он крепился и наконец брякнул:
– А что, этот Фланн Мак Фиах имел успех у девушек?
Нэнквисс немедля стукнул его между лопаток тупым концом копья совсем несильно, так что если Рори чуть не упал в костёр, это его дело, и оба посмотрели на Файтви. Но оказалось, что Файтви нимало не обиделся и даже вовсе ничего не слышал, потому что в это самое время весело насвистывавший Файтви вдруг совершенно побелел, схватился за ту сторону груди, где сердце, и упал, как подкошенный. Дышать он дышал, но так, что лучше об этом не упоминать. Нэнквисс с Рори подскочили к нему.