22 мая. Вдруг стал писать конец рассказа «Разговоры с собакой», где собака умирает, и почти заплакал от жалости.
29 мая.<…> Вчера ходил к П. В. Палиевскому[22] по поводу того, что меня не пускают на международную чеховскую конференцию в Баденвейлер.
— Сквозь директора вам не пробиться, — сказал он. И стал утешать, что «ни один пост не вечен» и что меня «и так знают в Европе». Умолчал, что сам включил в список <…> Сахарова, автора одной плохонькой статьи о Чехове и Тургеневе[23].
8 июня. Снилось, что я разговариваю с Александром Веселовским после его лекции.
— Алексей Николаевич…
— Александр.
— Простите, я оговорился …
Я страшно смущен и не знаю, как мог оговориться — ведь Алексея Ник-ча Веселовского[24] я почти и не читал, а уже более двадцати лет размышляю об Александре Веселовском!
— Я хочу предложить Вам посмотреть очень интересный глаголический памятник. Вы разбираете глаголицу?
— Конечно.
Видя, что я слегка обижен, А. Н. говорит: — Я ведь не знаю, как теперь на филологическом факультете учат.
Т. е. он явился из того времени!
21 авг. Сдал «Мир Чехова» в корректорскую <…>. Нескоро чеховедение выберется из-под этой книги — полемика на ближайшее десятилетие обеспечена <…>.
25 авг.<…> Недавно снова снился ВВ — сидим за нашим длинным столом[25], ласково треплет меня по плечу — чего никогда не делал. Посвящаю ему «Мир Чехова».
31 августа. Не знаю, что чувствуют авторы, закончившие большую, но описательную книгу, но завершить книгу-концепцию, где задача — каждую клеточку этой концепцией пропитать, пронизать, — это чувствовать усталость и опустошенность полные.
Не хочется ехать в Ессентуки, хочется плавать…
4 сентября. 2 сент. прилетел в Ессентуки, в санаторий «Аврора». Удалось получить отдельный номер.
Итак, через 27 лет я вновь в этих местах, гораздо более здоровый, чем тогда.
14 сентября. Брожу по Ессентукам, бегаю за городом по степи, как в Казахстане, Коктебеле, Прибалтике, Малеевке. За столом сидит старый чекист, служивший еще при Дзержинском и Менжинском. Говоря о религии, даже заикается и дрожит от возмущенья, ему 81 год — но ничто в нем не изменилось. <…>
Хожу в павильон механотерапии, изобретение великого Цандера, закупленный целиком на Нижегородской ярмарке в 1902 году и так с тех пор и остающийся единственным в стране. В очереди рассуждают о политике. Один особенно разорялся:
— Ведь как начинала Америка? А мы? Мы начинали с нуля!
Я не выдержал:
— То-то с этого нуля вы лечитесь в павильоне, построенном в 1902 г., и грязелечебнице, построенной в 15-ом! Как было, так и осталось.
Не нашелся, что ответить.
Был на концерте кисловодского симфонического оркестра: Григ, Россини, Моцарт (соль-минорная). В концерте Грига раза два, кажется, не совсем вовремя вступали духовые, но в целом ничего. В зале, рассчитанном на 1500 мест, сидело едва 40–50 человек, несмотря на то, что концерт был бесплатный.
Через много лет
Замшели камни, и у льва
Крошатся лапы. Еще свиреп
Оскал зубов, но уж не так,
Не с тою мощию змею
К граниту он когтисто прижимает.
И трещина времен прошла
Чрез шею, грудь и сердце властелина.
И мудрый Эскулап
Все так же держит чашу,
В которую змия точит целебный яд.
Но уж и он устал, и посох его треснул,
И время
Вернее каменистых троп
Подошвы у сандалий изъязвило,
И Гигейя
Забыла руку на сосуде
Движеньем утомленным женским.
Но ты — но ты все та же.
Все так же голос твой смеется в телефоне
И вижу: стройно ты стоишь
В кабинке душной,
Движеньем легким и знакомым
Подносишь трубку
И говоришь
Со мною.
24 сент.<…> Был у Н. В. Капиевой, которую не видел 27 лет[26].
Плаваю в бассейне — 25-метровый, как в МГУ. Впервые показалось, что в брассе потерял скорость. В открытых водоемах этого почему-то не казалось.
2 октября. Вернулся из Ессентуков в Москву.
13 октября. Опять занимался «Миром Чехова» — снимал вопросы с корректором. Сдал — кажется, окончательно.
Завтра лечу в Петропавловск-Камчатский.
5 ноября. Сегодня было заседание группы по исторической поэтике, выступал Сережа Аверинцев <…>. Потом мы с Сережей поехали в Лавку писателей, куда он пошел в первый раз, т. к. его недавно приняли в Союз писателей, и я его вводил в курс дела.
По дороге рассказывал мне о своем путешествии в Грецию в 1980 г., как на о. Патмос не нашлось места в отеле и он до утра просидел на берегу моря.
— Но ночь была теплая… Греческая летняя ночь.
Я рассказал про Камчатку.
— А у меня страх перед Востоком. Начиная с восточной окраины Москвы, где я никогда не снимал дач. И холод на меня действует тоже очень плохо — даже в Риме мне показалось холодно. А на вас?
Я бы не стал ему говорить, но на прямой вопрос сказал, что скорей хорошо и что не далее как сегодня утром я купался в канале. Никогда, пожалуй, не видел я у Сережи такого остолбенелого лица сначала и болезненно-гримасного сразу вслед за тем — видимо, он представил, что его заталкивают в эту погоду в воду.
Про Камчатку сказал, что он тоже хотел бы увидеть океан, но другой — Атлантический, «мой». Я сказал, что хотел бы побывать у Геркулесовых столбов, он сочувственно кивал. <…>
9 ноября. Был в гостях (вчера) у Юрки Лейки — впервые в его квартире в Строгино. Ковры, дорогие стенки, паркет и проч. — теперь, кажется, понял выражение его лица при виде нашей квартиры: по сравнению с его — просто сарай. <…> Старшая его сестра Галя (40 или 41 г.) — пьет, у нее 7 детей, двое — ненормальные; Сашка — брат (48 г. рожд.) — тоже пьяница, и жена его пьяница. Единственная удачная сестра — Света (кажется, ей 31 год) — живет в Вороновке возле Джамантуса, держат с мужем 2-х коров, телят, 4 свиней, 50 уток (а было 100), кур вообще не считают. «Пашут с утра до вечера, как нам не снилось…» <…>
17 ноября. На отчетно-выборном собрании в ЦДЛ <…>. О. Чухонцев рассказал, что про меня говорили в передаче Би-би-си о конгрессе в Баденвлейре, куда меня не пустили: как я у них популярен, как они изучают мою книгу и проч. и как жаль и т. п.
18 ноября. Прочел верстку своей статьи «Предметный мир литературы». Уже в самом подробном своем варианте (ок. 90 стр.) это был почти конспект, во втором — 65 стр. — еще уконспектился, а нынешнем третьем — 50–53 — это вообще конспект конспекта. Надо печатать полный — и расширенный вариант. А то как бы не повторить судьбы учителей — Тынянова, давшего конспект (в сущности, тезисы) своей теории в 2-х статьях, и Виноградова, собиравшегося написать книгу о сказе, а оставившего статью объемом в печатный лист.
23 ноября.<…> 22-го в полном составе ходили к Зое смотреть выступление Горбачева на пресс-конференции в Женеве[27].
8 декабря.<…> Пишу биографию Чехова. Очень стесняет объем — всего десять листов.
1986
8 января. Сегодня отвез книгу[28] в «Просвещение». <…> Бердников опять не дает житья — придрался на этот раз к запланированной моей статье в «Историческую поэтику» про предметный мир. Не нравится слово и проблема! Опять заниматься контрабандно. Скоро всем я буду заниматься тайно и контрабандно.
17 февраля.<…> Читаю верстку «Мира Чехова». Густо, слишком густо написано, даже сам читаю медленно — будет непривычно для нынешнего читателя.
25 февраля. <…> слушал речь Горбачева на 27-м съезде — ту часть, где он говорит о преимуществах социалистического способа хозяйствования над капиталистическим.
13 апреля. Итак, получается, что в ближайшие 3–4 года надо написать:
1. Книгу о В. В. Виноградове.
<…>
6. Заметки дилетанта в «Новый мир».
7. Прозу — «Псы», «СмД»[29].
30 июня. Был на своем участке, ночевал в палатке с Юрой Владиславским — будущим строителем моей дачи. Окончательно договорился, задаток внесен, пути назад нет, строю!
Сегодня встал в 5 утра — надо и наукой заняться, не все же пни корчевать да из болотной жижи гнилые пни таскать! <…>
6 августа. Весь июль — в тяжкой работе в газетном зале; в день просматриваю 15–20 газетных подшивок. <…>
Вышла моя статья «Предметный мир литературы» в сб. «Историческая поэтика». Ну и что? Кто заметит, что это совсем новое?
Л. в Дубултах. Дачу мне строят медленно; езжу туда каждую неделю, разобрал завал бревен и веток, обрубил сучья. <…>
11 августа. 9–10 был у Вята — в его деревенском доме во Владимирской обл. Кольчугинского р-на. Настоящий деревенский — купили у кого-то из местных в деревне, из которой коренные жители почти все разбежались. Русская печь, низенькие притолоки, старые стулья, сеновал, сарай. Все, как в нашем детстве, — тех, кто приехал к Вяту на 50-летний юбилей: Жинов, Крючков, Лейко, я. Приехали на машинах. Пили, пели — больше всего мы с Жиновым. Косили — тоже мы с Жиновым. Читали свои стихотворные поздравления — тоже мы с Жиновым. Он оказался мне ближе по духу и пониманию поэзии, чем друзья-мушкетеры Лейко и Пономарев. Отдохнул душою от своего одиночества последних недель.
27 августа.<…> Квартира без Л. пуста; вообще тоскливо что-то. И давно.
24 сентября. Вот и лето прошло. Захотел стать собственником. Где он, дом?