нас уже минус два основных защитника. Не хотелось бы, чтобы лазарет пополнялся, но футбольные боги миловали — все в порядке. Так что мы свежие и довольные поехали в Харьков.
И там сыграли ровно так, как хотели. Спокойно, четко, захватывая преимущество на каждом участке поля. «Металлист», конечно, старался, это было видно. Но у нас было больше и мастерства, и организации. И настроения. Это тот случай, когда порядок и класс были на одной стороне. И уже в первом тайме Коля Савичев сделал дубль. Первый гол он забил после передачи Буряка на 11-й минуте. У Коли получился очень хороший выход один на один. А второй — это такая классическая протасовская подковырочка в толчее. Савичев оказался в нужном месте и в нужное время. 2:0. И мы немного расслабились. Это уже хорошее преимущество.
И в раздевалке Стрельцов как раз обратил внимание на то, что мы расслабились, и потребовал только одного — концентрации. Концентрации и додавить. Собственно, мы это и сделали.
Уже в начале второго тайма Заваров забивает третий. Второй мяч в двух играх подряд. Правда, в разных турнирах, но это не очень важно. Главное, что второй гол. Видно, как он становится тем Заваровым, который принес очень много пользы на полях чемпионата Европы. После этого третьего забитого стало ясно: два очка наши. Не отдадим мы сегодня «Металлисту» игру.
Максимум, на что они могли рассчитывать, и к их чести, они это сделали — размочить счет, отквитать один. Их капитан Кузнецов пробил очень точно. Валера Сарычев видел момент удара, прыгнул, достал кончиками пальцев, но не сумел помешать мячу пересечь линию.
Он, конечно, ворчал. Валере хотелось сухарь, но извини, пока что без этого. Главное, что мы победили. Итог 3:1.
И настроение, в котором мы наконец-то вернулись в Москву, у нас было очень хорошее. Потому что три игры в чемпионате и шесть очков. Мы по потерянным шли на первом месте.
Плюс, что сейчас даже важнее, мы в полуфинале Кубка кубков. Соперник там вполне проходимый, так что все понимали, что шансы на то, что это будет наш сезон, максимальны.
Глава 3
Когда Леонид Трахтенберг, главный редактор спортивного отдела газеты «Московский комсомолец», писал свою статью, ту самую, в которой он назвал планы торпедовского руководства барскими замашками, он преследовал вполне определенные цели.
И будем говорить на чистоту, эти цели были достаточно эгоистичными. Товарищ Трахтенберг очень сильно любил «Спартак». Настолько сильно, что в будущем он даже станет руководителем пресс-службы самой популярной футбольной команды на постсоветском пространстве.
В 1985 году ему было по-человечески обидно. Обидно за то, что выскочки, которые в последнее время были, откровенно говоря, серыми мышками советского футбола, а само собой речь шла о «Торпедо», как по мановению волшебной палочки, не только получили в свой состав лучшего игрока Советского Союза, да и всего мира на самом деле, но еще и получили шанс на полноценную модернизацию своего достаточно скромного стадиона.
А это особенно больно било по ранимой душе Леонида Федоровича. И нет, не потому что стадион на Восточной улице представлял какую-то особенную архитектурную ценность, а просто потому что одним всё, а другим ничего.
Одним и лучший футболист мира, и потенциальная возможность получить себе 40-тысячный стадион. Планы о реконструкции не были секретом. А у других даже такой, как нынешний стадион «Торпедо-ЗИЛ», арены не было.
Московский «Спартак» — самая популярная команда на просторах одной шестой части суши, был фактически бездомным. А вместо того, чтобы наконец-то построить красно-белый дом, Моссовет занимается тем, что рассматривает проект по перестройке стадиона «Торпедо-ЗИЛ». И рассматривает его на полном серьезе. Само собой, что это была несправедливость!
И эту несправедливость следовало устранить как можно быстрее. Именно поэтому и только поэтому товарищ Трахтенберг и разразился своей большой статьей в «Московском комсомольце».
Но тут, как говорится, нашла коса на камень. И вместо того, чтобы затормозить строительство стадиона, статья Трахтенберга неожиданно помогла. А всему виной новый генеральный секретарь ЦК КПСС Григорий Васильевич Романов, который, помимо того, что был одним из главных консерваторов в руководстве КПСС и сторонником жесткой руки и жесткой линии руководства страны, являлся еще и достаточно эффективным управленцем и, что самое главное, строителем.
Именно при Романове, в бытность его первым секретарем Ленинградского обкома партии, в колыбели революции были достигнуты рекордные, по сравнению со всей страной, темпы строительства.
И темпы строительства не только промышленного, но и жилищно-коммунального. Миллионы квадратных метров жилья были построены именно при Романове. И можно сказать, что благодаря ему. А вместе с этими миллионами квадратных метров в Ленинграде строили и создавали так называемое благоустройство.
Под этим словом понимались не только подъездные пути, тротуары, пешеходные дорожки, газоны, бордюры и детские площадки, но и объекты общего пользования ленинградцами. А именно детские сады, клубы, кружки детского творчества, спортивные залы, бассейны и многое-многое другое.
И когда статья Трахтенберга попала на стол генерального секретаря ЦК КПСС, а как только Романов возглавил партию, он взял за правило лично просматривать газеты, его заинтересовало, что же за барскую усадьбу хочет себе московское «Торпедо». Поэтому, когда он получил проект, пока что черновой, то первую часть, там где речь шла о 40-тысячных трибунах, мачтах освещения, поле с подогревом, отсутствии беговых дорожек и комфортном обзоре со всех точек трибун, точках питания и туалетах, — это всё было для него вторичным.
А вот планы по использованию подтрибунных помещений просто очаровали Романова, потому что ему как технократу и строителю очень понравилась сама идея превращения стадиона на Восточной улице в центр притяжения для культурной жизни целого района столицы. Тем более что это в принципе соответствовало тому архитектурному направлению, в котором развивался его родной Ленинград, да и вся страна тоже.
Советские кинотеатры, те самые типовые кинотеатры «Ракета», о которых с таким сарказмом говорили в бессмертной советской классике, а именно в «Иронии судьбы, или С легким паром», они и предполагались таким вот местом притяжения и центром силы типового советского микрорайона.
Поэтому, прочитав и восхитившись красотой замысла, Романов не дал команду остановить или заморозить работы, как на то рассчитывал товарищ Трахтенберг. Напротив, отдельной резолюцией он дал команду углубить и расширить. Выделить архитектурному институту, в чьих стенах шла работа над финальным проектом, дополнительные средства. И в результате сроки сдачи, предполагаемые сроки сдачи стадиона, что было не характерно для нашей страны, сдвинулись не вправо, как оно часто бывает, а влево.
В тот же день, когда Григорий Васильевич Романов читал статью в «Московском комсомольце» о барских замашках руководителей завода ЗИЛ и спортивного общества «Торпедо», у него была назначена важнейшая встреча. Пока он в своем кабинете пролистывал страницы газеты, в его приемной собирались не просто чиновники и партийцы, а светила советской науки, руководители двух важных отраслей промышленности — энергетической и ядерной.
На повестке дня стоял вопрос, касающийся одного из самых распространённых типов реакторов в Советском Союзе — РБМК-1000, которые использовались на атомных электростанциях по всей стране. И Романов, как человек, который привык решать вопросы кардинально, собирался дать задание провести комплексное обследование всех таких реакторов на АЭС Союза. И не просто так, без предварительных размышлений, как говорится, по велению сердца. Всему виной была авария на Ленинградской АЭС, произошедшая 30 ноября 1975 года, когда Григорий Васильевич ещё был первым секретарем Ленинградского обкома партии.
Он хорошо помнил последствия той аварии. И, что важнее, выводы правительственной комиссии, которая в своём заключении отметила необходимость серьёзных изменений в конструкции реакторов РБМК-1000 и в регламенте работы персонала.
Однако вместо того чтобы эти выводы начали работать, они, по странному стечению обстоятельств, легли под сукно. Всё это забылось, но ни в коем случае не исчезло. И вот теперь, в марте 1985 года, после возвращения Романова в политическую элиту и становления на посту генерального секретаря ЦК КПСС, вопрос о безопасности атомных станций снова встал на повестке дня.
По итогам совещания, которое он провёл с ведущими специалистами, было принято решение о проведении всестороннего аудита реакторов РБМК-1000 по всей стране. Как только на стол Романова легли отчёты комиссий, которые работали по всем атомным электростанциям Союза, волосы на голове нового генерального секретаря встали дыбом.
Выводы оказались ужасающими. Несколько атомных станций оказались буквально на грани катастрофы, и одной из них была Чернобыльская АЭС, расположенная в одном из самых густонаселенных районов Советского Союза. 100 километров от Киева и 900 по прямой до Кремля. Это не расстояние, это ничто. В случае аварии, когда ветер будет приносить радиоактивные осадки, миллионы людей окажутся под угрозой.
И у Романова не было сомнений: мы должны действовать сейчас, иначе последствия могут стать катастрофическими.
26 апреля 1985 года на Чернобыльской атомной электростанции начали масштабные реконструкционные работы. В ходе этих работ были устранены все критические недостатки реакторов РБМК-1000, а также сопутствующего оборудования. Эти меры, которые казались своевременными и совершенно необходимыми, в конечном итоге предотвратили крупнейшую атомную катастрофу в Советском Союзе. Футбольная бабочка была раздавлена настолько удачно, что сам момент, когда небезопасный доклад наконец-то оказался на столе у Романова, оказался решающим для всего будущего Союза.
Романов, как технократ и строитель, понимал: если бы отчёт так и лежал под сукном, всё могло бы закончиться ужасно. Но повезло, откровенно говоря, повезло. У страны появился шанс избежать атомной катастрофы, потому что на этот раз правильное решение было принято вовремя.