— И что теперь делать? — испуганно спросила Саша.
— У меня все с собой, — гордо сказал я, доставая из рюкзака диски и дискеты. — Однако это займет некоторое время, возможно почти весь твой рабочий день.
— Ты забавный, — вдруг сказала она и очень близко наклонилась ко мне, так, что в разрезе блузки я увидел ее грудь, форма и размер которой превзошли даже самые смелые мои ожидания. — Мне будет интересно с тобой пообщаться.
— Слушай, а где у вас покурить можно? — спросил я.
— Да в туалете. Пойдем, я тоже курю.
— Сейчас, поставлю диск форматироваться.
После перекура Саша поила меня чаем с конфетами, а я ставил на компьютер операционную систему и другие полезные программы. Параллельно мы болтали о всякой ерунде. Саша жаловалась, что за год работы в школе превратилась из психолога в носовой платок, которым утирает слезы буквально всем, от первоклассника, которому дали в глаз и тем самым нанесли тяжелую психологическую травму, до учительницы, у которой опять ушел в запой муж.
— Да, работка у тебя еще та, — сочувствующе сказал я. — Почти как у батюшки, только грехи не отпускаешь.
— Знаешь, а по сути это то же самое, раньше жрец, а потом священник заменяли современного психолога.
— Ну да, — пожал плечами я. — Скажет, что грехи твои прощены, человеку и легче. Только мне всегда было интересно, правда ли они так вот легко прощаются. Мне кажется, их надо искупать хорошими делами, а покаяться в них — это всего лишь первый шаг. Я спрашивал у одного священника. Вот я курю, по православным канонам — это грех, но ведь даже если я покаюсь, я выйду из церкви и тут же закурю опять. Какой вообще тогда в этом смысл? Каждый раз приходить и каяться в одних и тех же грехах, а потом опять их совершать. Он мне долго говорил о грешной природе человека, о жизненном пути. В общем, все правильно говорил. Только в Библии нет ни строчки про табак. Прелюбодеянием называется измена своему супругу или супруге, а мне священник говорил, что жить с женщиной без брака в грехе нельзя.
— Давно тебя стали волновать религиозные догмы? — спросила Саша, и я прочитал в ее глазах искренний интерес.
— Знаешь… — Я вздохнул и задумался. — Вообще-то достаточно давно. Наверное, когда я впервые понял, что смертен, что рано или поздно умру.
— А когда это произошло, ты помнишь?
— Да, отчетливо помню. Я тогда был у родственников в Донецке. Сидел на улице, другие дети уже разошлись. А я сидел на улице, смотрел в начинающее темнеть небо и понял вдруг, что умру, меня не станет. И что там? Пустота? Полнейшая пустота, забвение, ничто? Нет, я тут же подумал, так не бывает, все куда-нибудь девается, ничего не пропадает без следа.
— Сколько тебе лет было тогда?
— Семь.
— Интересные мысли для семилетнего мальчика. Не хочешь пару тестов пройти? Так, ради интереса.
— Нет, — сказал я.
Скажу честно, меня стало немного раздражать, что наша, казалось бы, задушевная беседа медленно, но верно превращается в копание в моей голове. Что поделаешь, специфика работы. Я на нее не сердился. Может быть, я тоже года через три любую беседу буду превращать в интервью. Кто знает?
— Ты обиделся? — сказал она, подойдя ко мне сзади и положив свои чуть полноватые руки мне на плечи.
Я тогда подумал о том, что она все поняла, как бы прочла мои мысли о том, что профессия откладывает неизгладимые отпечаток на личность каждого человека.
— Я все настроил. Можешь вставлять свои диски с тестами и работать. Принтер сюда будешь какой-нибудь подключать?
— Хотелось бы, — вздохнула она. — Может, у директрисы выпрошу потом, пока и так еле развела на хороший компьютер. Разреши!
Она наклонилась и, бережно убрав мою ладонь с мышки, положила на нее свою и, изобразив сосредоточенный вид, начала изучать содержимое экрана. При этом ее большая грудь находилась в каких-нибудь трех сантиметрах от моего носа, и я не нашел ничего лучшего, как дотронуться до нее правой рукой.
Признаюсь честно, пощечины и гневного возгласа я не ожидал. Не те нынче времена, тем более еще в самом начале Саша дала мне понять, что я ей в общем и целом симпатичен. Но руку убрать она запросто могла попросить. Однако и этого не произошло. И я, вконец осмелев, начал робко и неумело ласкать ее груди и почувствовал, как они напряглись. И тут же по всему моему телу начала пробегать приятная дрожь.
Я понял, что хочу ее, причем хочу ее прямо здесь и сейчас, и мне глубоко наплевать, что это как-никак храм науки и, кстати сказать, обитель зла. И судя по дальнейшим событиям, Саша была такого же мнения: если у двух молодых людей возникло вдруг обоюдное желание заняться сексом, то любое место может вполне легко стать подходящим. Главное, было бы желание.
Дальнейшие события развивались следующим образом. Саша присела ко мне на коленки, что, надо сказать, оказалось нелегко вытерпеть, потому как было в ней добрых восемьдесят килограммов, а может быть, даже и больше, обвила своей пухленькой ручкой мою шею и кончиком языка дотронулась до мочки моего уха. При этом я почувствовал, как мое сердце стало гнать по жилам кровь раза в два или три быстрее. Затем, видимо поняв, что ощущать ее вес мне довольно-таки тяжело, хоть и приятно, она чуть привстала и опустилась вниз, под стол.
При мысли о том, что она будет сейчас там делать, сердце мое забилось так сильно, что я едва не издал восторженный вопль. Затем она расстегнула мне ширинку, я почувствовал на своем члене сначала ее руки, а затем и губы. Кажется, я при этом издавал какие-то звуки, но сейчас мне очень трудно вспомнить, какие, потому что моя душа была на седьмом небе от блаженства. Шутка сказать, девушка впервые делала со мной это. И в тот момент, когда мое блаженство почти достигло апогея, она вдруг чуть отстранилась и на мой протестующий взгляд лишь виновато пожала плечами и сказала: «Я дверь закрою на ключ, а то сам понимаешь».
Когда она шла к двери, виляя своей толстенькой попкой, мне казалось, что еще секунда и я наброшусь на нее. Мыслей о том, что у меня даже нет презерватива, в моей голове почему-то не возникало. А, между прочем, очень зря. Вот так и попадают молодые и глупые подростки, которым в голову ударяют гормоны.
Дальнейшие события напоминали сцену из какой-нибудь дешевой немецкой порнухи в стиле «опытная учительница соблазняет невинного школьника». Хотя, по сути, так оно и было. Потому что у такой девушки я первым мужиком ну никак не мог быть. Сексом мы занимались прямо на столе. Причем, абсолютно не смущаясь того, что на окнах не было штор и при большом желании нас могли рассмотреть из кабинета напротив.
Грудь у Саши действительно оказалась очень большая, и сама она была девушкой достаточно пышной, — это многим мужчинам не нравится, а мне даже очень. Сказать по правде, будь она даже во много раз страшнее, мне было бы все равно.
Похоже, что к боевым действиям в полевых условиях школьный психолог Александра Николаевна была готова всегда. В сумочке у нее нашлись презервативы в количестве трех штук. Хотя мне хватило и одного. Как я уже писал выше, о сексе я имел очень приблизительное представление. Однако Саша, похоже, сразу догадалась, что я не просто неопытный в этом деле, а самый обыкновенный восемнадцатилетний девственник, которых в нашем городе осталось не так уж и мало. И судя по моим размышлениям о смысле жизни и смерти, на девушек я нечасто обращал внимание.
Саша мягко направляла меня, словно кормчий корабль, однако и сама своими ласками доставляла мне такое блаженство, какого я не испытывал, что уж тут греха таить, со своей обожаемой Яной.
Оказалось, что занятие сексом — это сложное искусство, и без должной подготовки тут не много-то навоюешь. Поэтому мой первый в жизни половой акт длился по моим подсчетам минуты две-три, не больше. После чего я испытал неописуемое чувство блаженства и сделал презерватив окончательно непригодным для дальнейшего использования.
После секса Саша поцеловала меня в макушку, потрепала по щеке и предложила попить чаю. При этом выглядела она так буднично, будто бы мы здесь не трахались с нею, а ходили в туалет курить. Видя некоторое мое замешательство, она ободряюще улыбнулась и сказала мне:
— Все когда-нибудь бывает в первый раз. Хотя для первого раза очень даже ничего. Я, честно признаюсь, думала, что ты кончишь, когда я буду делать тебе минет. А ты вон какой молодец. Ты найди себе какую-нибудь тетку одинокую, лет под тридцать, пусть она тебя всему научит. Так многие делают. Я забыла, тебе чай с сахаром?
— Без, — ответил я, по-прежнему пребывая в некотором замешательстве от происшедшего.
— Да расслабься, ты молодчина, теперь ты настоящий мужчина, — сказала Саша.
Я смотрел на нее и теперь она не казалось мне ни такой завлекательной, ни тем более сверхсексуальной обольстительной красавицей. Это была обычная полноватая девица, каких на улицах нашего города встречается очень много. Вообще, после секса я почувствовал какое-то внутреннее опустошение, будто бы настроил не один компьютер, а штук десять, причем подряд. Мне очень хотелось поскорее отсюда уйти и, как это ни странно, есть.
— Андрюш, ты только подумай, ты мужчиной стал. Самым нормальным что ни на есть мужиком. Причем, — она провела руками по своим пухлым грудям, — не с такой уж и некрасивой женщиной.
— Ну да, — вяло ответил я. — Ну да.
— Что, представлял себе это все по-другому? Мягкий полумрак, свечи. Все такое.
— Да, нет, — я пожал плечами. — Я просто раньше думал, что секс — это по любви, это таинство.
— Насчет таинства ты прав, это действительно как обряд, обряд посвящения в мужчины, но насчет любви я не согласна. Так никогда не было, пойми. Никогда. Да и где вообще эта твоя любовь? Ее нет. Знаешь, разве эти страшные, некрасивые училки, разве они любят своих мужей-алкоголиков? Разве эти мужики любят их? Ты знаешь вообще, какой у нас процент разводов?
— Большой, видимо, — сказал я, отхлебывая из чашки уже успевший остыть чай.
— Не просто большой, а катастрофически большой. И ты знаешь, раньше он не был таким большим только потому, что до революции это был вообще сложный процесс, а в Советском Союзе это было клеймо, похуже того, что ставили в средние века на ворах и шлюхах. Вот и жили, вот и терпели в тряпочку. В советское время было все так же. И наркотики были, конечно, не так массово как сейчас, но были, и пьянки поголовно, целыми деревнями. Просто сейчас это так явно видно, потому что уже нет смысла скрываться, за это никто не накажет. Ведь наказывали раньше не тех, кто так делал, а т