— Ангелина, меня немного смущает, что вы единственная, кто решился на обучение по обмену. Больше желающих не было, ну или это дело времени. Можете показать, откуда вы взяли информацию о гостевом вузе, была рассылка? — говорит декан и хмурится, сведя густые, похожие на еловые ветки, торчащие в разные стороны, брови.
— Да, ещё два месяца назад, — произношу поспешно.
Открываю ноутбук, разворачиваю его экраном к декану, демонстрируя письмо, прилетевшее на мою почту два месяца назад.
— Вижу-вижу… — Павел Борисович спускает очки на кончик носа и, смотря поверх них, бегло перескакивает по чёрным строчкам на экране. — Распечатайте мне, пожалуйста, экземпляр, Ангелина. Можете после занятий, знаю, ваша группа сегодня сдаёт зачёт.
— Конечно. Что-то не так? — спрашиваю, немного нервничая.
— Нет, всё так. Просто хочу подробнее ознакомиться с их курсом. Может, ещё кого-то отправим от себя. Я так понимаю, вас туда с радостью берут. Остается только сдать сессию, и можете ехать?
— Да, тест я сдала на девяносто пять баллов из ста возможных, — уточняю, заправляя волосы за уши.
— Сколько длится обучение?
— Семестр. Сессию по итогу сдавать там же.
— Думаю, мы можем вас отпустить, тем более программа, насколько я понял, более сильная и расширенная. Вам будет полезно, Ангелина. Ещё захотите потом совсем от нас уйти и перевестись туда, — добродушно говорит декан, откидываясь на спинку своего кресла.
— Что вы, мне очень нравится наш вуз. Мечтала попасть именно сюда, — произношу, прочищая горло. — Хочу его и закончить. Надеюсь, мне это удастся, — вырывается нервный смешок, надеюсь, звучит не очень самонадеянно.
Встаю на ноги, убираю ноутбук обратно в сумку и закидываю её на плечо. Натягиваю рукав блузки на ладонь, стараясь спрятать отвратительное кофейное пятно.
— Я полагаю, вам ничто в этом не помешает. Ещё на красный диплом пойдёте. Но… — Павел Борисович вновь двигает очки ближе к переносице. — Вам придётся по возвращении досдать недостающие в курсе дисциплины по нашей программе. И… оплату семестра так же придётся произвести. Желательно не задерживать. Знаю, что у вас было несколько отсрочек в том году.
Щеки опаляет жаром. Я переминаюсь с ноги на ногу, опуская взгляд на немного сбитые носки своих сапог.
— Я всё это понимаю. Отсрочки больше не требуются, я уладила этот вопрос.
— Похвально. Желаю вам удачи на зачётной неделе и экзаменах. Как все оценки будут проставлены в зачетке, можете забежать ещё раз, заодно напишете заявление о переводе, и я его сразу подпишу. Сильно заранее не будем это делать. Сессия всегда непредсказуемое время, — коротко хохотнув, говорит декан и отпускает меня, взмахнув рукой.
На выходе из кабинета я замечаю огромный подарочный пакет, выглядывающий из приоткрытой дверцы массивного деревянного шкафа, и думаю: может, мне тоже нужно что-то преподнести декану, перед тем как уеду на полгода в другой вуз?
Староста скинула в общий чат, в какой аудитории будет зачёт и что его начало сдвинули на двадцать минут — преподаватель попал в пробку из-за обильного снегопада.
У меня появились лишние двадцать минут, чтобы забежать в туалет и застирать рукав, пока пятно окончательно не засохло.
На лестничном пролёте между четвёртым этажом и выходом на чердак я замечаю Мирона.
Он прислонился спиной к стене, скрестив длинные ноги, и залипает в своём телефоне, быстро что-то набирая, барабаня пальцами по экрану.
Поправив ремешок сумки, хочу незаметно проскользнуть мимо, потому что у меня нет ни малейшего желания разговаривать с ним наедине. Я боюсь повести себя как влюбленная дурочка и истеричка, что уже было однажды.
Мирон вскидывает глаза от экрана, цепко проходится по мне взглядом, ныряя им в вырез на блузке, и растягивает губы в знакомом холодном оскале. Отталкивается от стены и вырастает прямо передо мной, преграждая путь в коридор четвёртого этажа, где толпятся наши одногруппники.
— Чего тебе от меня надо, Мирон? — произношу с вызовом, глядя в большие чёрные глаза.
Вчера я трусливо сбежала из его машины, сейчас мне бежать некуда. Только вчера с нами был его шутоподобный брат, сглаживавший натянутую ситуацию своими дебильными шутками, теперь мы одни.
Вдвоём. На небольшом клочке лестничного пролёта. Воздух электризуется моментально. Мне кажется, Мирон тоже это чувствует — невозможно не почувствовать.
— С чего такая уверенность, что это я? — насмешливо приподнимает бровь.
— Вас может перепутать только слепой.
— Хочешь сказать… — манерно растягивает слова, чуть меняя интонацию, которая тут же бросает меня в липкий пот, так сильно его голос становится похож на голос Марка, — … что совсем не сомневалась?
— Совсем, — слово царапает горло.
У меня такое чувство, что я двигаюсь по минному полю. Ступаю осторожно, едва касаясь почвы, и в любой момент могу взлететь на воздух. Адреналин впрыскивается в вены лишь от одного присутствия Гейдена рядом. Он решил меня проверить? Поэтому вчера на пороге дома Соколова появился Марк? Должен был сработать эффект неожиданности?
— Ну надо же. Какая проницательность, — хмыкает Мирон. — И не захотелось попробовать второго?
Он надо мной издевается. Хочет сделать больно. И ему, черт побери, это удаётся! Воздух спирает в лёгких как от удара.
— Почему же не захотелось? — теперь наступает моя очередь кривить губы в усмешке. — От перемены мест слагаемых сумма не меняется. Может быть, твой брат будет даже лучше, чем ты? Или, может, замутим что-нибудь на троих? Ты сзади. Он спереди. Я посередине. Вы уже такое проворачивали? Делили девушку на двоих? — Вскидываю руку с оттопыренным средним пальцем и тычу ею Гейдену в лицо. — А вот это видел? Знаешь куда можешь пойти вместе со своим братом? В жо…
Гейден слизывает с губ капли моей слюны и резким движением опускает мою руку вниз. До боли стискивает запястья, так что я осекаюсь на половине слова и кривлю лицо.
— Хочешь, чтобы тебя выебали сразу двое или, может, трое, пятеро? Так покричи погромче, желающие сразу найдутся, — цедит сквозь зубы, приближаясь ко мне, так что мы почти соприкасаемся носами. — Или помогу тебе такое устроить. Только попроси.
Глава 5
Распахиваю глаза в шоке, пялясь на перекошенное от ярости лицо Мирона. Вена на лбу вздута, крылья носа подрагивают. Ещё раз быстро смачивает губы, и я как приклеенная наблюдаю за движением его языка.
Пытаюсь выдернуть руку, но её лишь сильнее сдавливают мужские пальцы, тянут вниз.
Причиняют боль. Специально. Скорее всего, останутся некрасивые красные отметины. Плечо простреливает спазм, сумка валится на пол с глухим стуком.
Какого чёрта он так взбесился? Обычно ему нравились мои подёргивания за усы и смелые ответы. Но сейчас он явно балансирует на грани бешенства и с трудом держит себя в руках.
Резкие слова, вылетевшие из моего рта, не идут ни в какое сравнение с тем, какую грязь Мирон только что обрушил на меня. Несправедливо. Зло. До подрагивающих губ, которые тут же поджимаю, одновременно втягивая голову в плечи.
— Ты больной на всю голову, — говорю тихо, чуть хрипло, потому что фразы царапают горло и с трудом проталкиваются через тугой образовавшийся ком. Пытаюсь проглотить его и вернуть голосу былую звонкость, но понимаю, что могу лишь расплакаться.
— Какой есть. — Мирон ослабляет хватку на моих запястьях и отшатывается, запинается и налетает спиной на стену. Встряхивает головой, прожигая взглядом. Запускает пятерню в волосы, откидывая растрепавшиеся пряди со лба. — Какой есть, — повторяет глухо.
Мне бы сейчас поднять сумку и с гордо вздёрнутым носом пройти мимо. Только не получается. Ноги будто свинцом налились и прилипли к полу. С места не сдвинуться. Сердце бешено колотится о рёбра, пробуксовывая.
У Гейдена тоже грудь вздымается быстро, дышит он часто. Выглядит безумным.
— И я такая, какая есть. Меняться не планирую.
— Продажная сука? — отвешивает ещё одну словесную пощечину, которая обжигает щеку будто настоящая.
Развожу руки, как бы извиняясь, и горько усмехаюсь. Надеюсь, выходит цинично, а не горько и надломленно.
— Видеть тебя не могу, — всё, что получается вымолвить. — И не хочу. Ты мне противен.
— Взаимно.
Наконец способность двигаться ко мне возвращается. Наклоняюсь за сумкой и прижимаю её к груди, стараясь закрыться ей как щитом. Будто она может спасти от перепалки с Мироном, которая вытягивает последние силы. Лишает желания жить. Понимаю, насколько мне было проще, пока его не было рядом. Легко любить образ, оставшийся в памяти. То, что я вижу сейчас перед собой, мне совсем не нравится. Вызывает ужас, отвращение, оцепенение. Он всегда таким был? Или я была настолько слепа?
— Никогда больше не прикасайся ко мне. Я запрещаю.
— Обожаю нарушать правила, — с ледяной усмешкой произносит Гейден, делая шаг вперёд. — Звучит как вызов. Сначала ты тоже кричала, что никогда ничего у нас не будет. А потом с радостью раздвинула ноги.
Чёртов садист.
Отшатываюсь от него, больно бьюсь лопатками о холодную бетонную стену.
— Только попробуй подойти ближе. Я буду кричать! — предупреждаю, выставляя вперёд руку.
— Мне это нравится. Или забыла уже?
Воспоминания кинолентой проносятся перед глазами. Ком в горле опять на месте, а в груди ноет и болит так, словно все внутренности скрутило в канатный узел, который затягивают всё сильнее и сильнее.
— Я ничего не забыла, но очень бы хотела забыть всё, что нас связывало. Всё. От и до. Я жалею, ясно? Жалею о том, что у нас было!
— Ясно, — режет своей широкой улыбкой как ножом.
У меня в груди петарды взрываются, а он улыбается, широко и открыто, обнажая ровные белые зубы. Издевается и кайфует от этого. Смог выбить меня из седла и наслаждается моим падением.
К горлу подскакивает тошнота.
Отвожу взгляд, черчу глазами квадрат по периметру лестничной площадки и возвращаюсь к лицу Мирона. Он наблюдает за мной, засунув руки в карманы толстовки и чуть склонив голову набок, так что пряди из его челки опять спадают тонкими линиями на высокий лоб.