— Вы дослушайте сперва. Ему не медсестра нужна. Он мужчина одинокий. Одинокий душою, ибо супруга у него имеется. Но одинокая его душа довольно щедрая к тем, кто готов разделить с нею одиночество, — Мрозовский слегка замялся и переспросил: — Понятно ли я говорю?
— Вполне понятно, — кивнула Рузя.
— С вашего позволения, пани Ковальчук, я продолжу. С целью поддержать вас в вашем одиночестве и помочь другу, я хотел бы познакомить вас. Надеюсь, что это знакомство окажется приятным для всех, — закончив говорить, Мрозовский выдохнул.
Вчера он имел неосторожность за партией в покер рассказать Виктору Зеленскому, известному в городе доктору и своему другу, историю очаровательной Рузи и всё, что произошло в кабинете. Поскольку доктор отличался любопытством, то напросился на знакомство.
— Эдвард, ну что вам стоит свести меня с этой панянкой? — канючил доктор. — Разве мало их у вас? А я так невезуч в делах сердечных.
— Виктор, вы же не станете отдавать ей своё сердце?
— Отдам, но не сердце. И на время, — подмигнул доктор и рассмеялся. — Если вы сказали, что она чертовски мила, то я вам верю.
Если бы пану доктору тогда сказали, что для милой Рузи он будет готов отдать много больше, рассмеялся бы в лицо. Воспринял бы, как шутку не очень хорошего содержания и даже обиделся.
…Теперь Рузя ждала пана Зеленского для свидания, но поскольку пришла она раньше оговорённого времени, то пряталась теперь за углом здания. Часы на башне показывали пять минут восьмого, а это означало, что пан доктор опаздывал на пять минут. Рузя уже собралась уходить и слать проклятия в адрес Мрозовского за это сватовство, когда на ступеньках заметила красивого мужчину и с букетом белых гвоздик.
Мужчина посматривал на часы, нервничал и часто поправлял шикарную шевелюру с лёгкой проседью. Рузя, оценила качественный костюм, после вспомнила, что доктор должен был появиться в семь с букетом белых гвоздик, выждала еще пять минут и направилась к нему, горделиво задрав подбородок и выпятив грудь.
Доктор не ожидал, что Рузя спустится сверху по ступенькам. Ему и в голову не приходило, что она пришла раньше и видела его, одиноко стоящего у входа в кинотеатр.
— Доброго дня, пан доктор. Вы же пан Зеленский, верно?
— Совершенно верно, пани, — ответил доктор, всё еще не понимая, откуда Рузя взялась, и почему он не заметил её заранее.
— Меня зовут Рузя Ковальчук, — сказала Рузя, решительно протянув доктору руку.
Пан Зеленский быстро чмокнул протянутую руку и понял, что не знает, как вести себя с этой пани.
— Виктор Зеленский, доктор медицины.
Рузя, оценила упадок духа новоиспеченного кавалера и поняла, что из доктора можно хоть верёвки вить. Главное, чтобы пан доктор хорошо зарабатывал.
— Пойдёмте, пан доктор, в сквере погуляем, воздухом подышим, — лениво предложила она.
— Конечно, пойдёмте. А дальше, что станем делать?
— Видно будет, пан доктор.
Прогулка оказалась недолгой. Рузя решила, что не стоит баловать кавалера, и если сам на свидание напросился, то можно его и промариновать подольше, чтобы не счёл Рузю доступной женщиной. То, откуда он вообще о ней узнал, и что пан Мрозовский изволил рассказать, заботило Рузю меньше всего. В монашки она записываться не собиралась. Считала, что всё, происшедшее с нею до их знакомства кавалера волновать не должно. А вот какое содержание готов дать пан доктор, интересовало очень. Рузя была практичной и расчетливой.
После чашечки кофе Рузя захотела домой, и пан Зеленский заволновался.
— А что вы делаете завтра? Может быть, сходим в кино или поедем за город подышать?
— Если спектакль дают интересный, комедию или про любовь, то пойдём, а если плакать надо, то лучше отправиться подышать воздухом, — сказала Рузя. — Здесь же в половине шестого и встретимся. Только не опаздывайте.
Такой репликой Рузи закончилось их первое с Зеленским свидание. Пан доктор спорить не стал, облобызал ручку и дождался, пока милое создание скроется за углом. Теперь он мог дать волю нервам и стал покусывать себя за ус. Надвинув шляпу чуть не на глаза, чтобы не быть узнанным, пан доктор отправился к автомобилю, ехать домой.
— Дядька, дядька! — орали хлопчики сдвинув на затылок кепки. — Покатай на «Лягушёнке» до площади. Мы тебе потом колеса почистим!
Они кружились вокруг «Opel», облипали его как саранча и тянулись грязными пальцами к никелированным, сверкающим под красным вечерним солнцем, деталям.
— Отойдите! — махал руками Зеленский, возмущаясь голосом тихим, но вполне сердитым. — Прочь! Кому говорят? Какая площадь?! Идите домой, и пусть ваши матери дадут вам еды.
Зеленский достал из кармана монеты и бросил в сторону от дороги. Покуда хлопчики собирали деньги, он сел в машину и был таков.
— Зелюнця, ты дома?! — орала Рузя под окнами старинного дома. Время было позднее, но в одном окне еще горел свет.
— Зачем так орать на целую улицу?! Тебе обязательно нужно, чтобы весь квартал знал, что к Зельде пришли гости? А так, чтоб меня завтра не спрашивали соседки, во сколько они ушли, ты не можешь?
— Открывай уже, что в окне стоять, — сказала Рузя и поёжилась от холода. Тонкое крепдешиновое платье хорошо сидело на фигуре, выделяя всё, что нужно, но совсем не грело.
Зельда была занята — она заканчивала срочный заказ. Шикарное свадебное платье занимало всю огромную Зельдину кровать, а шлейф от него лежал у Зели на коленях. Она пришивала к нему кружево, тонкие булавки, натыканные по краю, тускло поблёскивали, от чего платье казалось особенно торжественным. Зельдины чёрные кудри путались с кружевом, образуя загадочный узор, и Рузя ненароком залюбовалась, сдерживая в себе желание прикоснуться к кудрям и булавкам.
— Красивое какое, — сказала Рузя. — Это кто у нас замуж собрался?
— Дочка одного доктора. Да ты не знаешь его. Он богатенький.
— Вижу по платью, что не бедненький, — засмеялась Рузя, потом вдруг повернулась к Зельде и спросила: — А что фамилия этого доктора, не Зеленский случайно?
— Ну, Зеленский, — ответила Зельда и нахмурилась на Рузю. — Это кто тебе уже доложил?
Зельдины тёмные глаза имели удивительное свойство смотреть как будто насквозь и от того Рузе всегда делалось немного не по себе.
— Никто. Я сама догадалась.
— А откуда ты про Зеленского знаешь?
— Знакома.
— Врёшь.
— Не вру. Я на свидание с ним сегодня ходила. А завтра опять пойду!
После этих слов Рузя так пренебрежительно посмотрела на Зельду, не иначе та проигралась на скачках и теперь просила у Рузи на тарелку супа. Но Зельда задала Рузе один вопрос и сбила весь гонор.
— Прости, подружка, я спросить тебя забыла! Так ты в тюрьме сидеть не будешь?
— Нет, не буду, — сказала Рузя сквозь зубы.
— А что так? Не берут? — Зельда хохотала, запрокинув голову. — Нашу Рузю ни в тюрьму, ни замуж не берут!
— А может мне и не надо замуж?
— Гляди! Не предлагали — вот и не надо.
— Можно подумать тебе предлагали? — обиделась Рузя.
— Портвейн будешь? — Зельда отложила шитьё и пошла к буфету. — У меня здесь осталось полбутылки.
— Буду.
До полночи они цедили портвейн, Зельда слушала, как Рузя умудрилась избежать тюрьмы и как удачно повернулась к ней судьба. Поворот казался неожиданным.
— Этот твой Мрозовский — опасный человек, — сказала Зельда задумчиво.
— Почему?!
— Жизнь покажет, — ответила Зельда. В её черных глазах отражалась море вселенской печали. Для клиентов Зельда была приветлива и мила, даже иногда говорила что-нибудь на французском, чтобы утвердиться во французском происхождении, но перед Рузей не притворялась и хандрила не по годам. — Для него люди — мусор. А такие, как мы с тобой, вообще бирюльки, как карты в колоде. Хочешь — тасуй, хочешь — пасьянсом разложи.
— Может, бросишь мне на картах? — попросила Рузя, не особо надеясь на согласие.
Вечер, на удивление, был удачлив для Рузи. Зельда лениво потянулась, встала из-за стола и подошла к буфету. Где-то в верхнем ящичке она хранила карты. Старая засаленная колода вызывала у Рузи брезгливость. Однажды она даже купила новую колоду и принесла подружке.
— На, возьми. Будешь теперь на новых гадать. Хватит уже мусолить эту помойку.
Рузя потянулась к старым картам, лежавшим на столе, и Зельда моментально врезала ей по руке.
— Не тронь. А эти новые можно оставить — в дурачка резаться.
Вот и сейчас Зельда мусолила старую колоду, которая даже на вид казалась тяжёлой. Каждая карта лоснилась затёртыми картинками.
— Скажи мне, почему нельзя сменить колоду? Эти скоро сами развалятся.
— Почему нельзя? Можно. Но кто на них сидеть будет? Нужна девушка не целованная. Ты что ли у нас девушка? — спросила Зельда и захохотала в голос. — Может, ещё и не целованная? Куда тебя ещё не целовали?
Зельда хохотала, прикрыв рот ладонью.
— Цыц ты, шлёндра! Ночь давно! — обиделась Рузя.
Дальше она молча смотрела на то, как Зельда раскладывает карты и слушала гадание. Сколько раз видела, как гадает Зельда, но никогда не могла повторить. Не видела Рузя в картах ничего, кроме самих карт. Зельда рассказала, что гадать её старая цыганка научила, это уже после смерти родителей случилось.
— Под сердцем у тебя обида. На всех обида. Но тебе того не нужно, иначе желчью изойдешь и хуже будет. Вот у тебя казенный король. Над тобой он, а ты под ним. Вот как скажет, так и сделаешь. Но ты ему сейчас не нужна, потому от него нету к тебе интереса. А вот еще один королик, трефовый, тоже из дома казённого. Любовь у него к тебе. Страсть.
— Этот молодой? — спросила Рузя, тыча пальцем в карту. — Ну, второй который, трефовый. Венечка тоже в казённом доме теперь.
Зельда не сильно ударила её по руке, и Рузя захихикала.
— Не молодой. Старше тебя намного. Пан Зеленский, наверное. Только ты с ним не будешь долго любовь крутить. Сразу после большого застолья расстанетесь.
— Что за застолье?
— Свадьба. Не его, не твоя.