Ошельмованный? В памяти всплыло, как это произошло. Треск сломанного клинка над обнажённой головой, сухие слова унизительного приговора, отчаяние, тоска, ощущение, как ушла сила…
«С этого дня ты – мещанин Ланской!»
Картинка была столь яркой, что я едва не застонал от душевной боли.
– …но всё-таки представитель древнего рода, – продолжал, не обращая внимания на мои муки, офицер. – Поэтому сразу хочу тебя предупредить: забудь о прежних замашках, Ланской. Иначе очень о том пожалеешь.
– Есть забыть о прежних замашках, – ответил я.
– Молодец, соображаешь! – похвалил взводный. – Хотя я не очень-то в это верю. Время покажет, рекрут. А сейчас ступай назад. Круг-о-ом! Шагом марш!
Когда я вернулся, то застал своих сидевшими за столами, очень похожими на ученические парты. Санников зачитывал какую-то брошюру – скорее всего, воинский устав. Голос у него был монотонным, неудивительно, что многие заклевали носом.
Через пару минут ефрейтор отложил книжку в сторону и недовольно покачал головой.
– Что-то вы совсем охренели, рекруты. Ни хрена не цените людской доброты… Вижу, по-хорошему ничего не получится. А ну, встать! – загремел его голос по всему учебному классу. – Выходим из кабинета и строимся в коридоре.
Мы с грохотом поспешили на выход.
– Значит, через голову информацию воспринимать ни хрена не хотим… Ладно, тогда то же самое, но через жопу и ноги! – сообщил ефрейтор.
Санников не обманул, устроив нам общий кросс по периметру части, причём бежать должны были строем и в такт его команде. Если на первых трёх кругах наше отделение ещё могло её выполнить, то чуть погодя строй начал рассыпаться. Тогда нас остановили и заставили отжиматься, а потом снова отправили в забег.
Так повторилось несколько раз.
Похоже, прежнее тело было привычно к подобным нагрузкам: пусть вся спина облилась потом, но дыхалка сохранилась, и ноги не заплетались. Вот только отжимался я всё хуже и хуже: силовая подготовка у Ланского была так себе. Не зря в зеркале выглядел дрищ дрищом.
Ефрейтор, который не просто бегал, а носился словно угорелый и отжимался в несколько раз больше каждого из нас, наоборот, выглядел абсолютно свежим – как огурчик. Даже не вспотел. Я невольно позавидовал его подготовке. Мне до такой физической формы ещё далеко. И я даже не подозревал насколько.
Часом позора для меня стал заход к турникам. Когда после трёх подтягиваний мышцы онемели, а тело повисло безвольной сосиской, я понял – вот он, позор!
Остальные ребята подтянулись раз по десять-пятнадцать, а я оказался слабаком.
– Да, Ланской… – протянул сквозь зубы Санников. – Вижу, что дома ничего тяжелее члена не держал. Вот только ты попал в мой взвод, а у нас таких задохликов не держат. Знаете главный армейский принцип? – Он обвёл нас взглядом и сам же ответил: – Все нормативы засчитываются по самому последнему. И если ты, сука, нас опозоришь на ближайшей проверке, я, мля твою жопу наизнанку мехом выверну. Стать в строй! Буду думать, что с тобой делать, рекрут.
Сгорая от стыда, я встал в шеренгу. Вот, блин! А в университете у меня была твёрдая пятёрка по физре, и подтягивался я без всяких проблем. Ну что за задохлик мне для вселения достался!
К счастью, наступило время обеда, и нас погнали в солдатскую столовую. Поскольку рекруты пока не считались за людей, ели мы в последнюю очередь. В столовую нас не запустили, пока туда не вошёл последний взвод.
И снова бросилась в глаза разница между тем, как питаются солдаты, и как кормят нас, рекрутов. Счастливые обладатели погон вставали в очередь на раздачу и уносили оттуда полные подносы еды. Мы же сидели за одним столом, на котором стояли миски, заранее были разложены ложки, а в центре находились кастрюли с первым, вторым и какой-то мутной жидкостью. В ней плавали окаменевшие куски неизвестных плодов – очевидно, это был абсолютно несладкий компот из сухофруктов.
Я попробовал суп. Не баланда, которой меня потчевали в тюряге, но и далеко не те разносолы, к которым я привык в семье. Чуток сладковатой подгнившей картошки, несколько рисинок и нечто, отдалённо напоминающее мясо, хотя биться об заклад, что это именно оно, я бы не стал.
На второе было картофельное пюре, на вид вполне аппетитное, с кусочком жареной рыбы. Но, попробовав и то и другое, я с огромным трудом проглотил тошнотворный кусок. Пюре оказалось сваренным из концентрата и больше напоминало измельчённую целлюлозу, а вместо нормальной рыбы нам положили обжаренную селёдку.
Есть это было невозможно.
Я думал, что один буду крутить носом от такой пищи, но практически все отодвинули в сторону миски, практически не притронувшись к еде. Многие с завистью наблюдали за тем, что и с каким удовольствием уплетают за обе щеки солдаты. Их явно кормили иначе.
Не успели мы допить компот, как всех погнали на улицу строиться. Дальше снова было монотонное изучение устава, такой же скудный и неаппетитный ужин, ночная прогулка перед сном и, наконец, любимая всеми солдатами команда «отбой».
И только я натянул на голову серое кусачее одеяло, как кто-то похлопал меня по плечу. Я поднял голову. Это был дневальный.
– Ланской?
– Да.
– Ты подтягиваться не умеешь?
– Ну я.
– Баранки гну. Давай в спортзал, тебя ефрейтор Санников тренировать будет.
Глава 6
Я встал с кровати, надел шлёпанцы и потопал в указанном направлении. Шёл с тревожным чувством, не ожидая ничего хорошего. Методы воспитания в батальоне ещё те. Не удивлюсь, если мне сейчас зарядят несколько раз по морде и под дых.
Дать сдачи? Я б с удовольствием, только кураж, с которым я месил тюремщиков, исчез и больше не приходил, а без него мои физические кондиции оставляли желать лучшего. Обычный задохлик, отпинать которого сможет практически любой, не говоря о звероподобном ефрейторе Санникове. Ему достаточно ткнуть в меня пальцем, и я сразу приземлюсь на пятую точку. Да и конфликтовать со старшими по званию тут, мягко говоря, не принято. Не только не поймут – превратят жизнь в филиал одного всем известного учреждения из загробного мира.
Так что я очень старался не лезть на рожон и давить в себе то и дело вспыхивающий внутренний протест. Пока что у меня хватало здравомыслия и соображалки понять, что ни к чему хорошему борьба за собственные права не приведёт. Это не дом, тут нет отца и матери, здесь армия, а ты в ней всего-навсего винтик. Борьба с такой системой заранее обречена на проигрыш.
Почему всё так хреново-то, а? Начал в новом мире не то чтобы с нуля, а с какой-то отрицательной величины. Бонус в виде аристократического происхождения вообще мимо пролетел. Я теперь больше не дворянин, обычный зэк, который ищет способ как можно быстрее оказаться на свободе, выбрав для этого такой вот экзотический вариант с батальоном смерти.
Толкнул высокую деревянную дверь, выкрашенную в белый цвет, и оказался в большом спортивном зале. Основную часть занимало игровое поле, которое при желании становилось баскетбольным, футбольным или волейбольным. Тут тебе и кольца, и ворота в углу, и пока сложенная сетка. По периметру пущена шведская стенка, стопочкой сложены маты. За полем – боксёрский ринг, с десяток подвешенных к потолку боксёрских груш, три стола для настольного тенниса и качалка, причём довольно неплохо оборудованная. По количеству тренажёров она мало чем уступала спортзалу, куда я ходил в прошлом.
Там меня ждала одинокая фигура Санникова.
– Господин ефрейтор, рекрут Ланской прибыл по вашему приказанию, – доложил я.
– Вольно, рекрут.
Санников переоделся в спортивный костюм с большим имперским гербом на спине. Обут он был в дутые кроссовки.
Я расслабил одну ногу.
– Ты слабак, Ланской, – заговорил ефрейтор. – Висел на турнике, как сосиска, и дёргал ногами. Заруби себе на носу: слабаков в армии не любят, из-за них страдает всё подразделение. Здесь любой зачёт – по слабейшему. Будешь лажать – потянешь взвод вниз. Из-за тебя станут страдать остальные. Догадываешься, как они будут вымещать на тебе свою злость?
– Так точно, догадываюсь.
Тут не надо быть Вангой, чтобы предсказать. Станут всячески терроризировать, избивать и превращать в изгоя-чмошника, которого лишний раз пнуть или напрячь не грех. Таковы законы мужского общества.
– Молодец, что догадываешься. Только этого мало. Мне слабаки не нужны, поэтому каждый день после отбоя будешь приходить сюда в спортзал для дополнительных занятий. Даже если у тебя руки-ноги отваливаются, тащишь сюда свою задницу и делаешь то, что я прикажу. В конце концов, это и в твоих интересах. Усёк, рекрут?
– Так точно.
Я удивился, что сейчас ефрейтор общался со мной совершенно иначе: на вполне нормальном, близком к литературному русском языке, без всяких матов. И бить, похоже, меня не собирались. Санников сейчас больше смахивал на обычного тренера, а не на вурдалака, каким он был ещё час назад.
– Переобувайся, – кивнул он в сторону пары прорезиненных кед, заранее принесённых с собой.
Я скинул шлёпки, натянул на босые ноги кеды.
– Для начала разминка – пять минут бега в среднем темпе. На старт, внимание… Марш!
Я потрусил вдоль спортзала. За день, конечно, умаялся, но кое-какие силы пока остались, так что на бег меня точно хватило. После разминки начались подходы к тренажёрам, стоит отметить, довольно грамотные. В фитнес-центре Санникову как персональному тренеру цены б не было.
Я снова удивился перемене в его поведении: никаких криков, матов, спокойный деловитый тон, сразу настраивающий на нужный лад. Меня даже охватила ностальгия по прошлому.
После тренажёров меня отправили делать кардио, а затем, убедившись, что я выжат как лимон, Санников довольно хмыкнул и отпустил в душевую.
– На сегодня достаточно, рекрут.
– Господин ефрейтор, разрешите спросить?
– Спрашивай.
– Нас много гоняют, мы тратим много сил, но почему нас так плохо кормят?
Ефрейтор усмехнулся.
– Была в античности такая палка для рабов, называлась стимулом. Если кто-то плохо работал или ленился, получал стимулом по хребту. Так вот, для вас, рекрутов, хорошая жратва, которую получают нормальные солдаты, и есть тот самый стимул, ради которого вы скоро из кожи лезть будете. Что касается самой пищи, поверь: в ней выданы все нужные вам калории. Просто вы ещё не поняли: на выходах порой приходится жрать любую дрянь, что шевелится, и воротите свой нос. Я доступно объяснил, Ланской?