Последующие годы учебы пронеслись для Лауры на одном дыхании, стремительные и ничем не омраченные. Эдгар пришел поздравить свою девочку на вручение диплома, чтобы полюбоваться на нее в черной мантии и шапочке-конфедератке. Она заслужила его уважение, став высокообразованной леди.
Лаура с гордостью поставила на полку свой диплом в рамочке и регулярно смахивала с него пыль. Шейла тоже окончила Оксфорд и вскоре удачно вышла замуж за молодого британского дипломата, начала колесить по отдаленным уголкам мира. Какое-то время они с Лаурой поддерживали общение через интернет, но потом переписка заглохла. Все вернулось на круги своя: в мире Лауры снова воцарился один Эдгар.
Глава 5
Во втором десятилетии ХХI век разогнался с немыслимой скоростью. К две тысячи семнадцатому году каждый второй житель Земли пользовался интернетом. Социальные сети вовлекли в свою паутину молодых и активных людей, зачастую обрывая их связь с реальностью и препятствуя живому общению. Ведь написать «Привет, как дела?» и поставить лайк на фото гораздо проще, чем встретиться за чашкой кофе или бокалом вина. Люди сами превратились в тени, спрятавшись за аватаром и глянцевыми фотографиями, улучшенными при помощи фильтров.
Большие города опутала сеть камер CCTV, благодаря чему находить там жертв стало затруднительно. Эдгар и Лаура долго приглядывали место, где осесть, и наконец остановили выбор на провинциальном Дувре. Они никогда не нуждались в деньгах, поскольку Эдгар сумел удачно инвестировать наследство, полученное от тетушки в далеком XVIII веке, и приумножить свой капитал. Как любил говорить Эдгар, нужно быть совсем безнадежным, чтобы за двести лет ничего не нажить. Он прекрасно разбирался в биржевых играх и своевременно выбирал, куда выгоднее вложить средства, будь то золотые слитки или криптовалюты, ценные бумаги или облигации федерального займа, акции нефтяных или IT-компаний. Процентов хватало им с Лаурой на безбедную жизнь, хотя собственного острова у них не было. Эдгар и Лаура никогда не стремились к кричащей роскоши, лишь к комфорту и уединению.
Наблюдая, как мимо пробегают годы, Лаура незаметно подобралась к полувековому юбилею. За минувшие десятилетия ее сестра Джемайма успела дослужиться до звания судьи по гражданским делам. Они с Дэвидом жили по-прежнему душа в душу – счастливый брак сестры напоминал Лауре отношения их родителей. Джемайме повезло унаследовать чутье Элеоноры на мужчин. В свои пятьдесят Джемми выглядела моложавой и ухоженной дамой: густые каштановые волосы, окрашенные в натуральный тон, подтянутая фигура. Лаура не знала, причина ли тому усилия косметологов, хорошая наследственность или же бессмертная кровь, когда-то отданная ею раненой Джемайме. Сестры нередко общались по скайпу, и Лауре приходилось маскировать свою неувядаемую юность, нацепив очки или замыливая изображение. Джемми настойчиво звала ее в гости, но Лаура каждый раз отказывалась.
Близнецы Джек и Джекки стали совсем взрослыми: он был востребованным программистом в Кремниевой долине, она – талантливым вирусологом. Однако ни брат, ни сестра пока не вступили в брак. Тетя Лора, которая меняла им подгузники в младенчестве, оставалась для них чужой, просто лицом с фотографии.
Лаура тяжело переживала и тот факт, что вскоре ей придется прекратить общение с Джемми или даже сымитировать собственную смерть. В возрасте за пятьдесят нельзя выглядеть на двадцать.
– Я понимаю твою привязанность к сестре, но она смертная, – говорил Эдгар. – Пройдет еще лет тридцать-сорок, и она покинет этот мир. Ты будешь страдать, Лаура. Тебе лучше поменьше думать о ней и о племянниках. Пусть наша человеческая семья живет своей жизнью. Нам нужно лишь знать, что у них все в порядке.
Всякий раз, когда Лаура любовалась в зеркале своим гладким лицом без единой морщинки, вспоминала о том, сколько же в действительности ей лет. Иногда она переставала ощущать себя среди живых и тогда слегка меняла свой облик, следуя трендам. Лаура сделала модные широкие брови, оттенив их хной, а волосы покрасила по технологии «омбрэ»: искусственно затемненные корни плавно переходили в светлые пряди, расцвеченные бликами от медового до пепельного. Ее лицо смотрелось более выразительным и оттого казалось немного старше, чего Лаура и добивалась. Не девятнадцать, а двадцать пять лет. Красивая, образованная, уверенная в себе девушка, а не то юное создание, похожее на неоперившегося птенца, как когда-то сказал о ней Эдгар. Он относился к ее стремлению к переменам снисходительно, хотя по-прежнему любил в ней ту наивную белокурую девочку.
– Я думаю, у всех вампиров бывает подобное чувство в первые десятилетия, – успокаивал он Лауру. – Когда знакомые стареют, дети взрослеют, а ты не меняешься, неизбежно чувствуешь себя вычеркнутым из жизни. Скоро это ощущение у тебя пройдет, полагаю, лет через двадцать.
После окончания Оксфорда Лаура нашла применение своему образованию в сфере искусства, помимо того, что научилась отличать художника Моне от Мане. Она сама начала писать картины. Сначала это были робкие мазки красками по бумаге, но со временем она набила руку и раскрыла свой природный талант. Нет, Лауре не было суждено стать великим художником, но ее способностей хватало для того, чтобы иногда участвовать в выставках и продавать картины через интернет. Критики хвалили ее работы, хоть и считали мрачноватыми: бушующее море, окутанные туманом маяки, кровавые закаты и лиловые грозовые облака, пронизанные молнией. И луна. Лаура обожала рисовать луну во всех ипостасях: от тоненького новорожденного серпа до торжествующего полноликого светила. Луна бывала застенчиво розовой, пламенно-оранжевой или призрачно-бледной. Лаура переносила на бумагу все луны, которые видела и запомнила за свою жизнь.
Мир не ограничивался одной Великобританией. Выбрав наконец место, которое они могли называть домом, Эдгар и Лаура продолжали путешествовать. Одна из поездок привела их в сердце Европы – в живописное место, называемое Чешским раем. Заповедник и вправду оказался раем для художника. Лаура изобразила рогатый силуэт разрушенного замка Троски, чьи башни словно выросли из жерл потухших вулканов. В Средние века в этом замке был разбойничий вертеп, наводивший ужас на всю округу. На другой картине она нарисовала хорошо сохранившийся замок Кость, неприступную твердыню. Он выдержал не одну осаду, за что и получил свое название. Существовала легенда, что во время самой жестокой осады голодающие защитники замка выбросили за стену свиную голову и бурдюк вина, призывая противников пировать с ними. Войско зароптало и разбежалось, и обозленный король Ян Жижка в сердцах сказал: «Этот замок твердый, как кость. Только собака может сожрать его!»
Но настоящим шедевром, сотворенным самой природой, были Праховские скалы. Некогда на их месте плескалось море, и сильные подводные течения наносили сюда песок. Минули века, море отступило, и из песка, называемого по-чешски «прах», под действием воды и ветров выросли скалистые глыбы. Рисовать скалы, напоминающие своими причудливыми формами древние монументы или сказочных великанов, Лаура могла бесконечно. Ей хотелось запечатлеть красоту величественных исполинов в обрамлении пышных лесов.
В один из ясных дней Лаура отправилась рисовать вместе с Эдгаром. Подниматься по крутым лестницам в летнюю жару было тяжело, у смертных сбивалось дыхание, но вампиры всегда ощущали легкую прохладу благодаря особому теплообмену. Взявшись за руки, Эдгар и Лаура без труда обогнали пыхтящих туристов и устроились на одной из смотровых площадок. Лаура поставила мольберт и достала краски. Отсюда открывался головокружительный вид на скалистый амфитеатр, подсвеченный предзакатным заревом.
Эдгар любовался Лаурой, пока та рисовала: как она задумчиво наклоняет голову вбок, покусывает губы, заправляет за ухо непослушный локон, выбившийся из хвоста, и как горит в ее глазах пламя вдохновения. С каждым мазком кисти картина становилась объемнее и выразительнее. Каждый новый штрих на изображении скал, изрезанных ветрами, сочной зелени и солнечных бликов, был уместен и необходим.
– В такие моменты я ощущаю себя на вершине мира, – произнесла Лаура, закончив картину. – В этих скалах застыла вечность. Подумать только, они стояли здесь еще до появления людей! И останутся стоять после исчезновения человечества.
– Так и есть, любовь моя, – откликнулся Эдгар, – даже вечность относительна и познается в сравнении. Но у нас с тобой впереди еще много счастливых лет, я тебе обещаю. А сейчас собирайся! Скоро стемнеет, да и сегодня полнолуние, нам нужна новая жизнь взаймы.
Солнце спряталось за вершинами скал, и тень огромного горного массива накрыла гостиницу, что приютилась у его подножия. Небольшой отель с кремовым фасадом и красной крышей, увенчанный изящной башенкой, напоминал сказочный дворец. Ночь в этих краях наступала мгновенно, поэтому здесь было принято ложиться рано. Сразу после ужина свет в номерах, занятых немногочисленными постояльцами, потух.
В такую ночь утомленные прогулками парочки спали бы или занимались любовью, но Эдгара с Лаурой волновало другое. В их сексе давно уже не было той искрящей магии, которая вызывала грозу, он стал почти таким же, как у людей. Наиболее ярко их страсть вспыхивала на месте преступления, когда они убивали вместе, как Бонни и Клайд[7], и кровь бурлила в их венах. Но такое случалось редко: Лаура не любила охотиться вдвоем, предпочитая не знать о его безвинных жертвах. Она старалась не отступать от своих принципов и умертвлять только аморальных людей. Однако не обходилось без исключений.
– Где же мы возьмем жертв в этой глуши? – тихо спросила Лаура. – Нужно было остаться в городе, там есть выбор. В отеле только семьи с ребятишками, я не пойду на такое. Не могу оставить детей сиротами.
– До ближайшего города не так далеко, доедем, – уверенно сказал Эдгар, – но сначала поищем что-нибудь поближе.
Лаура облачилась во все черное, чтобы слиться с темнотой, надела удобные кроссовки, заплела волосы в косу. По скрипучим коридорам вампиры миновали номера с безмятежно спящими туристами и альпинистами, которые не подозревали, что опасность притаилась по соседству.